Семейное

Белоснежные простыни стыдливо шуршали, прогибаясь под весом двух разгоряченных тел. Светлая рука, стараясь ухватиться хоть за что-то, находит себе в подмогу деревянный поддон кровати, за который тут же хватается, будто в заключительный раз. Из губ исходит сладостный стон, подстёгивая партнера, что прямо сейчас нависал над мужчиной только замедлить свои ласки, растягивая удовольствие. Жарко… нежно… столь великолепно. Всё шло фантастически, пока в дверь не раздалось три тихих стука. Рейх, уже собирающийся оставить засос на шее нависшим над ним Союза, резко прекратил ответные ласки, переключая внимание на дверь. – Ты… слышал? – Тихо, дабы не испортить интимную атмосферу спросил немец, осторожно хватаясь за голову русского, поворачивая её в сторону двери. – Чтобы это не было, тебе показалось. – чуть ли не промурчал Совет, утыкаясь носом в ключицы супруга, вдыхая естественных аромат чистого тела. Без парфюма, масел и прочих освежителей. Нежный и аккуратный. Третий Рейх нахмурился. Может...правда показалось? Так, или иначе, возбуждение начало падать, что допустить ариец не мог, с удвоенной силой продолжая ласкать столь любимое тело. Стук повторился. Ну нет. Не может же он опять его услышать? Нет… Рейх встал, предварительно скинув с себя тушку Совета, что уныло упал носом в подушки, понимая, что, если это стучали дети, стоит приодеться. Быстро накинув на себя панталоны и – дабы возбуждение, что начало постепенно спадать, было не так заметно – халат, не крепко завязав его на талии, немец открыл дверь, удивленно вскидывая брови от увиденного: Россия, оглядываясь по сторонам, кажется, чтобы их не съел монстр из темноты, держал за руку Германию, убеждая второго, что папа поможет. Как только дети заметили родителя, что с непониманием смотрел на них, обрадовались, как можно быстрее забегая в комнату, подальше от страшного мрака. Около кровати загорелась тусклая лампа, что кое-как давала возможность полностью увидеть лицо обеспокоенного русского и заплаканного немца. – Nun ... was ist mit dir passiert? – Обратился отец к своему чаду, усадив его на колени, пока РСФСР скоро оббегает кровать, хватая родного папу за большую руку, тем самым, найдя себе опору, чтобы взобраться на высокую кровать. – I-ich ... ich hatte einen Albtraum. Es gab ein M-m-monster ... groß und s-schrecklich! – чуть ли не прокричал отчаянный Германия, утыкаясь в отцовскую грудь и начиная реветь с новой силой. Услышав диалог, Союз поспешил подсесть к мужу и ребенку, заботливо уложив руку на его голову. Рейх отчаянно посмотрел на возлюбленного. Несомненно, он старался был примерным отцом, даже тогда, когда он принимал наркотики, был непозволителен исход того, что ребенок это увидит. «Всё хорошо, мой дорогой. У папочки просто небольшие проблемы. Это пройдет.» Однако, до этого, Герман никогда не жаловался на проблемы со сном и, уж тем более, на кошмары с разными монстрами. Ребёнок был скоро пересажен с рук немца, в теплые руки СССР, что прижал маленького немца к себе, утешая и разговаривая с ним, утверждая, пока у него есть родители – никакой монстр и посметь не может дотронуться до мальчика. Россия же, всё ещё обеспокоенный состоянием "брата", уселся на коленях Рейха, обнимая его руку, в ожидании того, когда Германии станет лучше. – Да! – подтвердил малый, когда его папа, во время успокивания, затронул то, что у него есть братья и сёстры, которые помогут, – я, вот, пока мы шли, был готовый уже напасть! Ты мне сам говорил, что я сильный. – горделиво заявил маленький русский, под смешок Рейха, что всё ещё держал ребенка на руках, который, видимо, решил увлечься перебиранием пальцев отца. – Ну всё, Германия. Тише. Ты же знаешь, мальчики не плачут. – Проведя пальцем по осторожному носу германца, заявил Союз, продолжив, – Помнишь, когда дома у дедушки разбилась ваза и ты случайно порезался? Не плакал ведь? Нет. Стоял, как мужчина. – Вспомнил русский, стараясь поднять самоуверенность сыну. И ведь правда. Стойку тогда не держал только ГИ, что отчаянно искал виновника столь неприятного известия. Всё было куда проще, чем ожидалось – маленькие таксы немца, что разыгралась, задев хвостом вазу. Сколько потом они скулили… К сожалению, или к счастью, Германская Империя не умел злиться на этих хвостатых солнышек, от того благополучно забыл про стеклянное изделие. – А можно… я-я с вами поспать? Я не хотеть назад. – Подал голос Германия, заплаканными глазками всматриваясь в черты лица отца. Союз лишь выдохнул, резко схватив ребенка за плечи и падая на матрас спиной назад. Кровать недовольно прогнулась и тихо заскрипела, явно давая понять, что ей не нравится такое обращение. Хотя, во время секса стыдливо молчит, лишь угрюмо шурша. Ребенок засмеялся, падая пухлой щечкой на грудь Совета, стараясь прижаться как можно сильнее. – Так, – подал голос Рейх, вставая и укладывая Россию под одеяло. – если будете смеяться – не сможете уснуть. – нахмурился мужчина, но, под наивный и такой щенячий взгляд мужа недовольно закатил глаза, понимая, как же он слаб перед одним только взглядом этого большого русского. Но, всё же, Совет послушался, скидывая с себя уже веселого Германию и, укладывая его рядом с РСФСР. Рейх скинул халат, лениво отправляя его в шкаф и выключил свет, погружая и без того мрачную комнату в полную тьму. Мужчины легли по разным сторонам от детей, теперь самым обнимая их с обоих сторон. Каждый из республик получил ласковый поцелуй в лоб от Совета, пока тот не получил уже немецкие щенячьи глазки. Поцелуй получили республики и один, уже довольный немец. Секс был сорван весьма упрямо и грубо, но, благодаря этому, одно маленькое германское сердечко смогло полноправно почувствовать себя в безопасности. Утро оказалось весьма ленивым и сонным. Первым проснулся Россия, недовольно прожигая взглядом потолок, в надежде поспать ещё хоть немного, пока папа не проснулся и не пошел на работу. Хорошо, что хоть Рейх оставался дома, будучи уже несуществующей страной. Уснуть никак не получалось, рассматривание потолка и лиц родителей с братом уже надоело. Русский поднялся, осторожно перелезая через отца, дабы сходить умыться под холодной водой, как папа и учил. Так взбодриться легче. Тихо, дабы никого не разбудить, РСФСР набирал в тазик воды, уже начиная принимать водные процедуры. До того момента, пока в проходе между коридором и ванной не показался СССР, лениво рассматривая то, как умывается его отпрыск. – Папа! Доброе утро! – прокричал малыш, но на него тут же шикнули, намекая на то, что дом ещё спит. – Доброе. Почему не спим? Подъем в семь утра. Сейчас только шесть. – Строго спросил родитель, пододвигая тазик с уже наполненной водой к себе, выливая небольшую порцию на лицо. – Я… просто проснулся. Не хочу больше спать. – Поджал губы мальчик, боясь, что его сейчас будут ругать за столь глупую вещь. – Что ж. Тогда составишь мне компанию на кухне. Еда же у нас есть? – Есть. – сказал, как отрезал пионер, вытянув шею, пока руки лежали по швам. – А кофе? – улыбнулся коммунист, поднимая вверх одну бровь. – Ес… Сейчас посмотрю! – вскрикнул Россия, выбигая из ванной, прямиком на кухню. Небольшое исследование и проверка пришли к выводу, что кофе присутствует и в достаточном количестве. Так СССР и сообщили столь приятное известие. Ребенку был заварен чай, пока сам социалист попивал кофе, читая очередную утреннюю газету, уже будучи при параде и в форме. Отец и сын общались на разные темы, пока часы не пробили шесть часов, пятьдесят минут. Выдохнув, Союз поднялся, убирая газету и проходя к выходу, где надел ботинки, теплую шинель и шапку, что пришлось несколько раз поправлять. – Проследишь за домом, пока меня не будет? – Уверенно спросил Совет, встав в стойку. – Так точно, товарищ! А.. А отец что делать будет? – А отец тебе в помощь, ты же уже самостоятельный малый, ведь так? – Совершенно верно, товарищ! – Продолжал РСФСР, растягиваясь в улыбке. – Тогда, в добрый мне путь. – Кивнул на последок отец сыну, выходя из дома и закрывая за собой дверь. Пока папа не пришел, нужно показать, насколько русский самостоятелен. Начнем с разогрева еды.