Дым

Когда закончится это сраженье, И если ты доживешь до рассвета, Тебе станет ясно, что запах победы Такой же едкий, как дым пораженья. А ты один средь остывшей сечи, И нет врагов у тебя отныне, Но небо давит тебе на плечи, И что же делать в этой пустыне? - Кто победил на этот раз? Знаешь? - голос его тяжелый и хриплый. Неужели ранен? Сена слушает чужое сбитое дыхание, хотя у самого в голове гул. Контузия? Ему безумно жарко, но земля ледяная и ветер промозглый. Вроде бы еще сентябрь, почему так холодно? Что он должен делать? Брать его в плен? Сена с трудом перевернулся на бок. На него с легкой насмешкой смотрели зеленые глаза. - Кровь? Кобаякава через силу сел. Будто бы он ни разу за всю кампанию не видел ни одной смерти, ни капли крови, ни капли отчаяния и агонии. Сейчас его трясло от страха, потому что он прекрасно понимал, что ранение серьезное. - Надо что-то придумать! - ему удалось встать на четвереньки. Сену тут же повело, но он, скрипнув зубами, призвал себя терпеть. Кобаякава убедил себя, что ему повезло больше. По крайней мере, открытых ран он не наблюдал. Сколько раз они встречались на полях сражений? Сколько раз им приходилось рушить планы друг друга, вернее приказы тех, кто был главнее? Сколько раз им приходилось видеть, как гибнут их друзья? Сена всегда желал вернуть то время, когда они учились в одной школе, даже не думая о том, что возможна война, учили вместе чужой язык, который нравился им обоим. Как так вышло? Почему им надо воевать друг с другом? Разве нельзя было просто сесть и поговорить? Почему граждане одной страны должны браться за оружие, чтобы отстоять свое мнение? Да и каком выборе может быть речь, если выбора-то и не было! - Ничего ты не придумаешь, креветка… - прошептал блондин. - Это была глупая война. Надо было бежать хотя бы в Корею, и смотреть, как эти идиоты приходят к одинаковым мыслям самостоятельно… Сена дополз до него, протягивая руки к ране, и, видя, как трясутся собственные пальцы. Он судорожно думал, что делать. Хирума был прав. Открытие страны - закрытие страны, все оказалось едино. У них не было выбора. Вопрос в том, как правильно было ее открыть, чтобы остаться свободными. Но разве для этого стоило развязывать войну, которая не просто убивала тех, кто решил или кого заставили убивать, она морила голодом обычных крестьян, и от всего этого веяло лишь безысходностью. Они были друзьями! У них было будущее! Вместо этого им пришлось убивать друг друга. Они были обязаны идти воевать, но в тот момент каждый видел будущее своей страны по-своему. Они не думали, что могут ошибаться оба, но так оказалось. И вот сейчас, кажется, финал. Не войны, а всего на свете… Сена из последних сил рвет свою рубашку. Он умеет оказывать первую помощь, но как в этой неразберихе найти хоть одного медика? Пусть ему под дулом пистолета придется заставить оказывать Хируме помощь, пусть! Он не мог позволить давнему другу умереть. - Сена… Кобаякава взял его за руку, зная, что в таких ситуациях раненому лучше молчать и беречь силы. - Не волнуйся. Я дотащу тебя до лагеря. Обещаю. - А потом? - с искоркой любопытства, правда таким печальным и уставшим голосом, что на сердце Сены стало совсем тяжело, спросил Хирума. - А потом помогу тебе сбежать! - Бегать ты умел… - прошептал блондин. - Сена… Кобаякава как раз закончил перевязку и собирался взвалить его на спину. Ноги он уже чувствовал нормально, туман в голове почти прошел, в ушах не звенело. - Дай мне сказать. Напоследок. Кобаякава не хотел слушать, потому что знал, что в таких ситуациях сказать можно только то, от чего он будет плакать. - Чиби… Мне нравилось время, проведенное с тобой… Особенно тот языковой лагерь… Мне нравилось думать, что у нас есть прекрасное будущее, светлое и яркое… Что мы наверняка съездим за границу, обязательно вместе… Сена сглотнул слюну. Глаза Хирумы потемнели. У него так мало времени, чтобы спасти его! Быть может этого времени и вовсе нет! - Ты мне так нравился, Сена. Теперь… Можно сказать правду. Я тебя любил. Сена невольно вытер глаза. Прошедшее время - будто он смирился со смертью... - Теперь, когда все кончено, признаться совсем не страшно… Ты же не будешь ненавидеть и презирать мертвого, чиби? Кобаякава рывком поднял Хируму, подпихивая под попу. Даже на спине нести его было непросто. Как это делают девчонки, вытаскивая тяжело раненых? - Даже не думай отдавать концы, после такого признания! - потребовал Сена, но ему не ответили. Эта тишина, безвольные руки на плечах, били не только по ушам, по всему естеству Сены хлеще любой ударной и звуковой волны. Но Сена знал - у него сейчас нет никакого выбора. Поставив все на почти нулевой шанс - он должен дойти до лагеря. Перешагивая через трупы, не слушая чужие стоны. Не видя, не слыша. Только вперед. И мед покажется горше соли, Слеза – полыни степной не слаще. И я не знаю сильнее боли, Чем быть живым среди многих спящих. ** Мне нужно вышить на пяльцах слово Одной забытой всеми молитвы, Тогда ты сможешь увидеть снова Все краски мира на месте битвы. Тогда наступит последний вечер, И ты уйдешь, не простившись даже, И где ты встретишь Того, Кто вечен, Мне только птицы потом расскажут. Сена снова пришел в госпиталь. Его тут знали все, принимали как родного. Конечно, он никогда не приходил с пустыми руками. Казалось бы, какая мелочь - принести свежего хлеба. Но для уставших врачей и медсестер это был прекрасный подарок. Все знали, как не просто после неурожайного года заняться земледелием, да еще таким непривычным. Ведь это не рис, это настоящий белый хлеб! А Сена обещает, что скоро будет делать булочки с начинкой! Как с привычной японской, так и с заморским джемом! Врач принимает угощение, а сам думает, что должен сказать. Должен, но не в силах. Он был уверен, что друг, к которому ходит Сена, уже вряд ли очнется. Что надо жить своей жизнью, а не приходить почти каждый день и сидеть по несколько часов, рассказывая обо всем на свете. Он не мог сказать, потому что прекрасно понимал молодого парня, поэтому сейчас молча смотрел вслед и слушал пересуды медсестер. Те, мысленно, уже вышли за Сену замуж. Кобаякава же привычно уселся на свой стул и стал расписывать, какие он открыл преимущества работы кондитера. Не просто булочки, а десерты! Конечно же, в этом не было равных французам. Вот бы поучиться у лучшего из них… Сена вздохнул. Хотелось прижаться к холодной щеке, погладить руки. Он, конечно, так делал, но каждый раз смущался, будто делал что-то неправильное. Но как ему докричаться до Йоичи? Как заставить вернуться в этот мир? - Я не люблю сладкое. Но готов съездить с тобой во Францию. Как это теперь происходит? Документы какие-то новые придумали? Сена подумал, что у него галлюцинации. Он развернул лицо Хирумы к себе за подбородок. Нечего смотреть в окно и говорить такие вещи, если, конечно, это не глюки. И без того огромные глаза Сены стали еще больше, когда он увидел, что это не глюки. Йоичи был в сознании и даже улыбался сухими губами, чуть потрескавшимися от такого усилия. Кобаякава сжал его лицо двумя руками и жадно впился в губы. - Ну сколько можно тебя ждать! - возмущению Сены не было предела. Зеленые глаза не отрываясь смотрели на парнишку. - Ты действительно пахнешь хлебом, закваской и солнцем. Наступил настоящий мир? Ты удивишься, я помню все твои рассказы, но… Я не ожидал, что это правда. Хирума сделал над собой усилие. - Ты меня поцеловал? Вот это я не понял. Сена сдержал рыдание и слезы, снова приникая к губам. Хватит плакать! Он плакал, кажется, целый век. Теперь можно наконец просто жить. - Теперь понял… Не зря признался, выходит, - прошептал Хирума. - Спроси у врача, можно мне поесть… А-то я сейчас, кажется, снова упаду в обморок… И ты испугаешься… Действительно, казалось, что он снова потеряет сознание, хотя довольно крепко схватился за запястья. Врач не заставил себя ждать, на самом деле, он пришел, когда услышал возмущенный голос Сены. - Все хорошо. Сейчас организуем кашку-малашку, - врач сделал вид, что не заметил, как Сена стал пунцовым. - Будешь сам кормить? Сена только кивнул. Кажется о пекарне на какое-то время придется забыть. Только бы быстрее забрать Йоичи домой! А я буду ждать, что принесет время, Я буду ждать, что принесет время. Я буду ждать, что принесет время, Я буду ждать, я буду ждать.