Синдром чужой руки

Тихие звуки сверчков в ночной полутьме разрывали судорожные предсмертные вздохи. Но смерти за ними не суждено было последовать, ведь очаровательная шизофреничка Вильда Вебер, идя мимо пятой палаты долгосрочного отделения, услышала, как Гиффорд Гриз, пациент психиатрической больницы на западе Берлина, душил себя на собственной железной койке. На крик Вильды, взывающей к помощи, прибежали плечистые санитары и доктор Фарамонд Гольдштейн, ведущий психиатр не только замечательного немецкого города, но ещё и всей Германии в эти 1890-е годы. Быстро найдя выход из ситуации, доктор вколол буйному пациенту мощное снотворное, от которого через минуту Гриз провалится в бессознательный сон, а на утро не будет ничего понимать, ощущая натиравшие всю ночь верёвки, которыми санитары привязали его к койке, на внеочередной беседе с психиатрами. Гиффорд напуганно смотрит на двух докторов, Силке Анхен и Фарамонда Гольдштейна, битый час пытающихся хоть что-то от него выяснить. — Зачем вы душили себя? — Обеспокоенная женщина не могла поверить в то, что лечащийся от депрессии Гиффорд мог причинить себе вред. При всей её заботливости и доброму отношению к каждому человеку, она прекрасно видела безвольность и неспособность твёрдо принимать решения Гриза. Она не собиралась указывать ему на его недостатки, поэтому ей было крайне сложно объяснить, почему она не верит в то, что тот мог себя задушить. — Зачем? — Я…Я не помню… Не знаю! — Мужчина вскочил в неведомом порыве и тут же опустился обратно на деревянный стул. — Ну не надо так нервничать. — Рыжий мужчина лет сорока мягко положил свою руку на плечо Гризу. — Что с Вашей рукой? До этого на постоянно дёргающуюся правую верхнюю конечность никто не обращал должного внимания. — Я. Я не понимаю… Я думал, что сижу спокойно… У Гиффорда начал дёргаться глаз и взгляд стал самым виноватым в мире. Доктор убрал руку с его плеча и мягко подтолкнул его спину. — Полно вам так переживать. Идите отдохните и приходите сюда же вечером. Мужчина встал, косо посмотрел на психиатров и пугливо направился к выходу, где его уже ждали санитары. — Силке, что думаете на этот счёт? — Фарамонд повернулся к блондинке, скрещивая руки за спиной. — Даже не знаю. — Женщина задумчиво посмотрела куда-то сквозь пространство, ища ответы у атомных частиц.- Быть может, это странно, но мне показалось, что Гиффорд будто бы искал ручку, чтобы что-то написать. Быть может, ему стоит дать её, чтобы удостовериться наверняка? — Хм… — Гольдштейн провёл большим пальцем по подбородку и посмотрел Анхен прямо в глаза. — Думаю, стоит попробовать. — Зачем вы душили себя? Пришедший вновь Гиффорд удивился такому вопросу. — Я же уже говорил… Я не знаю, я не чувствовал, что душу себя сам. Тем временем его правая рука нащупала ручку и начала писать. «Я душил его, потому что хотел свободы. Он не понимает, как нужно жить. У него депрессия, а я знаю, что нужно брать от жизни всё и получать то, чего ты хочешь» Догадка психиатров подтвердилась, и теперь они читали ответы, отличающиеся от того, что говорил им Гиффорд Гриз. — Сейчас вы владеете всеми своими конечностями? — Да… «Нет, его правой рукой владею я» — Вы когда-нибудь замечали за собой что-то необычное? — Ну был один случай… Я проснулся от того, что начал… " Кончать. Ведь это я владею его правой рукой» Прочитав это, Фарамонд прикрыл рукой рот, чтобы никто не увидел его усмешки. — Вы правша? — Да. — Вот что, господин Гриз. У вас синдром чужой руки. — Теперь у обоих докторов в этом не было сомнений. — У вас есть второе сознание, которое владеет вашей правой рукой. Вот что оно нам отвечало. — Гольдштейн протянул пациенту лист бумаги с ответами, написанными совершенно не его почерком. — Я дам вам на время ручку и бумагу, чтобы вы могли с ним пообщаться. Прочитав всё, написанное не собой, Гриз ужаснулся, взял протянутые вещи и безмолвно покинул кабинет. Мужчина не разговаривал три дня, пытаясь осознать, что в его теле живёт ещё кто-то другой. Он не мог поверить в то, что этот кто-то был таким жестоким, чтобы попытаться его убить. Не мог поверить в то, что такое вообще возможно. Но спустя трое суток без единого слова Гиффорд вспомнил про ручку и бумагу и решил всё для себя окончательно прояснить. Отрыв под матрасом письменные принадлежности, Гриз вручил ручку своей правой руке и с какой-то злостью спросил: — Кто ты и что тебе нужно? Спустя несколько секунд рука крепко сжала ручку и начала писать. " Помнишь, два года назад тебя лечили от эпилепсии? Тогда тебе разрезали мозолистое тело и твоё левое полушарие, то бишь я, Фредерик, теперь может иногда действовать самостоятельно, но почти всегда может только контролировать твою правую руку.» — Ты можешь оставить меня в покое? «Нет. Но я могу на некоторое время завладеть твоим сознанием, пока ты спишь. В это время ты будешь иметь возможность контролировать лишь левую руку. А потом я её отрежу. " Сказанное, а точнее, написанное, повергло Гриза в неописуемый шок. — За-зачем тебе это нужно? — Мужчина сказал это, чуть ли не захлёбываясь слезами. " Ты бесхарактерная депрессивная тряпка, не имеющая ни воли, ни хребта. Я знаю, чего хочу от жизни. Ты не можешь даже подойти к Вильде, чтобы признаться в своих чувствах. А мне вообще не нравятся девушки. Мне нравится Фарамонд " Эти строки были последним, что Фредерик написал в тот день. Потом он просто пропал. Но Гриз настолько испугался быть убитым самим собой, что совершенно забыл про сон. Он не принимал снотворное, что давали ему доктора. Он просто лежал на кровати и смотрел в пустоту, воспроизводя в памяти «…А потом я её отрежу…». У мужчины начали появляться синие круги под глазами, глаза начинали иногда дёргаться, а руки — трястись. И на третью ночь бодрствования Гиффорда его организм решил, что так больше продолжаться не может. Пациент уснул крепким сном, спровоцировав захват всего своего сознания Фредериком. — Гиффорд, что ты тут делаешь? Тебе пора спать. — Доктор Гольдштейн, работающий в ночную смену, сильно удивился появлению всегда послушного пациента в неназначенные часы. — Я не Гиффорд. Я Фредерик. Когда невысокого мужчину в серой рубашке и штанах осветила настольная лампа, Фарамонд заметил странный лихорадочный огонёк во взгляде голубых глаз. — Вот как. И зачем ты пожаловал? — Спросил доктор, не отрываясь от заполнения документов. — За этим. — Не успел Гольдштейн что-то сообразить, как мужчина потянулся к нему через стол, крепко взял за подбородок и страстно поцеловал. Психиатр не сопротивлялся, давая пациенту насладиться этим моментом, чувствуя, что в поцелуе Фредерик получает долгожданный глоток свободы. — Ты как мой любимый цветок. Роза. Такой же гордый, сексуальный и красный. На щеках обоих мужчин появился румянец, но совесть в лице врачебной этики быстро настигла доктора Гольдштейна. — А ты мой пациент, которому пора спать. Снотворное больно врезается в кожу над лопаткой железной иглой. Тело Гиффорда Гриза безвольным мешком падает на деревянный стол, а Фарамонд идёт за сонными дежурными санитарами. — Что, опять буянил? — Двое крупных мужчин подхватили пациента и потащили к двери кабинета. — Вроде того. — Доктор бросил это вслед закрывающейся двери, пару секунд потёр уставшие виски и вновь принялся за незаконченную работу. Проснувшись следующим утром, Гиффорд Гриз ощущает небольшую боль в районе правой лопатки. Сначала мужчина не понимает, почему не помнит прошлую ночь, но потом вспоминает, что, кажется, не смог больше терпеть и заснул. В ужасе он берёт железную ручку, бумагу и спрашивает: — Где ты был? Правая рука незамедлительно стала нацарапывать ответ. «Я получил то, о чём так давно мечтал» — Что? То ли спросонья, то ли по причине своей наивности и недалёкости Гриз не смог наверняка разобрать данную формулировку. " В отличие от тебя в вопросах любви я более решителен.» -Ты переспал с доктором Гольдштейном?! Нерешительного мужчину стала одолевать злость на незваного гостя своего собственного тела. «Успокойся, святоша, мы просто целовались» Фредерик не изменял своей привычке неожиданно исчезать, поэтому и сейчас он испарился из сознания Гиффорда, оставив того в более чем разъярённом состоянии. Как он мог? Это не его тело, чтобы так по-хозяйски с ним обращаться! Гризу не нравятся мужчины, так почему он должен терпеть такое нахальство?! Мужчина начал расхаживать по палате, со злостью заламывая пальцы. Такое состояние ему никогда не нравилось, поэтому, чтобы быстрее успокоиться, он решил принять холодный душ. *** Дитмар Куль, четырнадцатилетний старожил больницы, и Ерген Чарльз, сорокадвухлетний новоприбывший, социопаты со стажем, избрали своей новой жертвой худощавого нелюдимого Гиффорда Гриза. Двое подкараулили его возле душевых и действовали по уже сработанному плану. Егрен левой рукой зажал рот мужчины, а правой окончательно заблокировал корпус, разместив её поперёк нижней части живота. Дитмар тем временем поднёс к грудине Гриза раздобытый осколок оконного стекла. Гиффорд никогда прежде не сталкивался с такими ситуациями, ведь щуплый подросток Куль без поступившего в прошлом месяце громилы Чарльза мог максимум опрокинуть чужой поднос в столовой. Приступ паники окончательно обездвижил беднягу, однако вскоре тот почувствовал, что теряет власть над своим телом, ощущая только левую руку, в то время как его тело без лишних замешательств ногой выбило осколок из рук мальчика, а правым локтём ударило громиле под печень. Замешательства нападавших хватило, чтобы отбежать от них на безопасное расстояние и смотреть, как прибежавшие на подозрительные звуки санитары с помощью снотворного лишают социопатов всякой воли. Гриз очнулся под лестницей на первом этаже больницы с бумагой и ручкой в руках. Он не помнил абсолютно ничего с того момента, как вырвался из хватки Ергена. Напуганный, мужчина спросил: — Ты спас меня? Правая рука положила лист бумаги на пол и нацарапала ответ. «А кому же ещё вытаскивать тебя из задницы?» Гриз не мог поверить в увиденное. — Но ты же хотел убить меня…-У мужчины появилась призрачная надежда на то, что его спасение было первым шагом на пути к мирному сосуществованию. — Ты хочешь найти общий язык? «Хочу попробовать. Если не будешь указывать мне, что делать и с кем спать, мы можем подружиться.» Хозяина худощавого тела это никак не устраивало. — Но я же не люблю мужчин! «Я не заставляю тебя при этом присутствовать» Прозрачно намекая, что разговор на этом окончен, правая рука Гриза выронила ручку и вернула контроль над собой сознанию Гиффорда. А тот вспомнил, что сегодня на беседу его ждал доктор Гольдштейн, так что уже через полчаса мужчина был в его кабинете. — Ну что, больше Фредерик не проявляет себя? Хитрая ухмылка психиатра наводила на определённые мысли. — Нет… — После всего пережитого эти три тихие буквы были всем, на что пациенту хватило моральных сил. — Ты можешь его позвать? — Доктору правда стадо интересно, не стали ли отношения двух сознаний в одном теле дружескими. — Нет. — А Гризу оставалось только продублировать ранее произнесённый ответ. — А так? Совершенно неожиданно губы доктора накрыли не успевшего даже шевельнуться Гиффорда. Тот почувствовал кратковременный всплеск энергии в своей правой руке, а после вообще перестал ощущать какое-либо постороннее присутствие в своём сознании. Фарамонд Гольдштейн отпрянул от лица своего пациента, отвернулся и тихо бросил из-за широкой спины: — Ты можешь идти. — Что вы…? — Опешивший Гиффорд даже не смог нормально сформулировать вопрос. — Так, просто проверял. Психиатр сделал вид, будто ничего не произошло, и начал копаться в историях болезней, лежащих у него на столе. Бедному пациенту не оставалось ничего, кроме как покорно покинуть кабинет и позже свернуться калачиком на своей железной койке. — Фредерик? Держа ручку в правой руке, Гриз сидел на кровати, свесив ноги вниз, пытаясь достучаться до своего «сожителя». — Фредерик, всё в порядке? Но Фредерик не отвечал. Бросив эту затею, мужчина положил ручку и лист под матрас и опрометчиво для них обоих лёг спать. Как оказалось, Фредерик тоже способен на глупые поступки. Это он доказывал в последний раз, двигая украденной из плохо запертой кладовой ржавой пилой туда-сюда, отпиливая левую руку, в которой только что проснулось второе, хозяйское сознание, отголоски которого уже почти полноправный владелец тела услышал в своей голове. — Что ты наделал? Как же ты… — Я теперь владею этим те… Не успев толком перебить надоевшего Гриза, Фредерик чувствует, как силы покидают его. Последним, что услышал только вырвавшийся на волю мужчина, стал глухой звук удара деревянной рукояти пилы о пол среди стрекотания ночных сверчков. На утро мёртвое от потери крови худощавое мужское тело обнаруживает очаровательная шизофреничка Вильда Вебер, увидевшая лужу красной жидкости под самой дверью пятой палаты долгосрочного отделения психиатрической больницы. На крик девушки прибегают два плечистых санитара и Фарамонд Гольдштейн, ведущий психиатр не только Берлина, но и всей Германии. Но было уже слишком поздно. На самой близкой к двери койке, рядом с которой валялась ржавая пила, скончался Гиффорд Гриз, унеся с собой на тот свет ещё и Фредерика Филберта. С тех пор прошло много времени, но до сих пор на кладбище западного Берлина можно увидеть старика с поседевшими рыжими волосами, оставлявшего 12 красных роз на могиле, на надгробье которой были уже еле различимы почему-то два мужских имени.