Золотая цепь

      Адмирал флота граф Райнхард фон Лоэнграмм! Звучало, само собой, броско, и Райнхард был очень этому рад. Но не потому, что ему оказали несказанную честь – он знал заранее и о графском титуле, и о звании полного адмирала. Преимущественно грела самолюбие его маленькая победа над высшим светом аристократии, ему нравилось чувствовать себя уникальным и непревзойдённым, он обожал ломать рамки привычного в этом закостенелом менталитете.       А желаннее всего было откреститься от фамилии Мюзель. Перестать быть сыном бесполезного алкоголика, который продал собственную дочь в гарем не менее никчёмного кайзера за альтернативу тридцати серебряникам. Оборвать ещё одну ниточку с тем, кто предал Райнхарда и самого дорогого для него человека, его любимую сестру Аннерозе.       – Райнхард, – позвал другой самый дорогой человек – Кирхайс. – О чём ты так задумался?       – О себе по большей части, – бесцветно ответил Райнхард.       Бывало, когда в его мыслях бушевал целый океан, он не выражал это словами или поведением. Зато Кирхайс всегда умел точно угадать его настроение.       – Если ты помнишь, то я согласился выпить в честь твоего нового звания, а не с горя.       – Я больше не хочу вина, – вздохнул Райнхард и отодвинул от себя хрустальный бокал, хотя опьянение даже не собиралось заявлять о себе.       – Тогда в душ и спать?       – Переспать, – кокетливо исправил его Райнхард, моментально повеселев от этой мысли.       Кирхайс покачал головой, не очень успешно подавляя широкую улыбку. Подавлять мятежи у него выходило в сотни раз лучше. Хоть это и не означало твёрдого согласия, но Райнхард отправился в ванную, перешагивая через ступеньку на лестнице. Он несомненно заставит отвердеть нечто другое, и тогда убеждаться в согласии не придётся.       Торопливо, но добросовестно, чтобы избежать казусов в спальне, он закончил водные процедуры и, не вытираясь, накинул на себя халат из чёрного шёлка, лоснящегося на свету. К своему удивлению заставил себя не спрыгивать с середины лестничного пролёта и нашёл Кирхайса на кухне за мытьём посуды. Бесшумно ступая босиком, Райнхард подошёл со спины, погладил вдоль позвоночника и поцеловал Кирхайса за ухом. Но тот вздогнул от неожиданности, стукнул последней тарелкой о другие на сушилке и тут же развернулся лицом.       – Я почему-то решил, что ты передумаешь, – рассеянно пробормотал он и поймал каплю воды, стекавшую к ключицам.       – Когда я отказывался от своих целей? – совершенно серьёзно спросил Райнхард, касаясь под подбородком, увлёк за собой чуть в сторону от раковины.       – Это верно, – шепнул Кирхайс, безотказно поддаваясь на последний выпад.       Райнхард сел на разделочный стол и обвил ногами талию Кирхайса, прижимая ближе к себе, и параноидально отметил поднятые жалюзи бокового окна, но не успел ничего сделать – широкие ладони, массируя, надавливали на мышцы поясницы. Райнхард упёрся лопатками в стену и невольно закрыл глаза. К паху приливала кровь.       Райнхард не стал задумываться: его реакция или собственное возбуждение распалило Кирхайса. Он жадно, как в последний раз, припал губами к губам, развязал пояс халата и обхватил ствол возбуждённого члена Райнхарда, когда ткань соскользнула с бёдер.       – Идём, – сипло промолвил Кирхайс и за руку повёл на второй этаж.       Они смогли добраться только до гостевой спальни, как это произошло неделю назад. Райнхард лёг на кровать и с силой дёрнул на себя Кирхайса, побуждая опуститься сверху, придавить весом к мягкой поверхности. Всё ещё волнительно спустя столько раз.       – В тумбочке, – сбивчиво напомнил Райнхард.       Секунды, пока Кирхайс искал смазку, показались вечностью. Поскорее хотелось ощутить его внутри себя, не имело разницы, как. Уткнувшись в шею, Кирхайс в уже привычном ритме методично подготавливал Райнхарда. Сначала одним пальцем, затем двумя. Три же дарили сравнительно больше удовольствия, но вероятнее из-за того, что Кирхайс давно запомнил, где находилась самая чувствительная точка, и не стеснялся возбуждать Райнхарда всё сильнее и сильнее. Счёт времени затерялся где-то среди рваных вздохов Райнхарда.       После довольно громкого стона Кирхайс не медлил и разделся. Звук разрываемой упаковки презерватива.       – Не надо, лучше бы… – воспротивился Райнхард.       Но Кирхайс прервал его лёгким поцелуем и вразумил:       – Не глупи, ты же потом не захочешь задерживаться в ванной.       Райнхард не сразу понял смысл сказанного, потому как заворожённо наблюдал за Кирхайсом, расправляющим складки латекса на своём пенисе, который выглядел больше обычного.       – Да-а, – протянул Райнхард то ли в ответ, то ли от предвкушения, пока Кирхайс медленно заполнял его собой.       Перехватило дыхание, а пульс отчётливо забарабанил в голове, где темнота превосходила собой окружающий полумрак неосвещённой комнаты. С каждой фрикцией пролетало всё больше цветных мушек перед глазами.       Ощущения. Они заставляли сосредоточиться исключительно на них. Так горячо, безмерно приятно, просто невероятно.       Райнхард прижал свой член к животу, прикрывая чувствительную головку, и излился на себя. Только через пару ударов сердца спохватился о Кирхайсе и плотнее охватил его член внутри себя. Незамедлительно последовали пульсации. Кирхайс охнул и заметно напрягся, исторгая из себя сперму. Он вышел не сразу, но Райнхарду хотелось бы задержать его подольше.       Заботливые руки осторожно собрали остывшую сперму салфеткой с живота, другой салфеткой прошлись между ягодиц, и накрыли пледом. Райнхард уже слабо осязал, как Кирхайс обнял его, потому что проваливался в сон.       В череду образов и мыслей ворвался запах. Ощупав кровать около себя, Райнхард не нашёл Кирхайса. В желудке жалобно заурчало от голода. Нехотя подняв веки со слипшимися ресницами, Райнхард перевернулся на бок и скрылся от солнечных лучей.       От ароматов завтрака рот наполнился слюной, и пришлось окончательно проснуться. Наскоро умывшись, Райнхард спустился на первый этаж. Кирхайс расставлял тарелки на столе.       – Ходит мнение, что если включать вытяжку, готовка никого не разбудит, – по-доброму хмыкнул Райнхард. – Хотя я привык.       – Я уже настолько прозрачен?       Райнхард не прокомментировал вопрос Кирхайса, будучи слишком занятым воздушным омлетом. Первый глоток некрепкого приторного кофе с избытком сливок приятно обжёг горло. Самое лучшее, что можно вкусить с утра. Но всё впечатление испортил Кирхайс:       – Я хотел кое-что с тобой обсудить.       – Я уже пообещал, что не поеду сегодня в штаб, – непринуждённо бросил Райнхард. – Суббота – законный выходной.       – Надеюсь. Однако я не к тому. – Кирхайс нахмурился. – Ты понимаешь, что происходящее между нами не нормально?       – Я не задумывался, – едва не поперхнулся Райнхард.       – Нам более не стоит ночевать вместе, я думаю. Как минимум, в одной постели.       Тон походил на извиняющийся, но первое, что выпалил Райнхард, было детское и растерянное:       – Почему?       Кирхайс после паузы прочистил горло:       – Моё сердце отдано Аннерозе. – Его утрированный светский лексикон порядком выводил из себя. – Нам нужно прекратить…       – А о чём ты думал целые полтора года? – бесцеремонно оборвал Райнхард. – Полтора года мы беззаботно ублажали друг друга, а теперь вот что? Как так?       Колкость его упрёков жалила в молчании. Райнхард не хотел обижать Кирхайса и дальше, поэтому попытался утихомирить дыхание, но получалось только практически его останавливать.       – Я могу уйти прямо сейчас, чтобы не раздражать тебя, Райнхард.       И он ещё осмелился назвать его по имени? Когда половина мира рухнула! Коротко набрав воздуха в лёгкие, Райнхард сказал:       – Можешь сначала доесть.       Стук вилки по дешёвой керамике сопровождался полной тишиной и неподвижностью Райнхарда. Он не хотел даже смотреть на Кирхайса. Ночью поцеловал, как в последний раз, да? Не такие вещи старался предугадывать Райнхард.       Защёлкнулся замок.       Райнхард считал про себя. Раз, два. Три. Даже десять.       Не выдержал и смахнул чашку со столешницы. Звон бьющегося стекла. Райнхард было бросился ко входной двери, но голова закружилась или от гнева, или от дефицита кислорода, и он обессиленно схватился за тонкую колонну, чтобы не упасть. Всё поплыло, бросило в жар.       Может, они действительно заигрались и конец обязан был настать? Если и так, горечь не отступала: уязвляла досадой и жевала пошатнувшееся достоинство. Взвыв как раненный, Райнхард оттолкнулся от своей опоры и осел на пол, ударил кулаками несколько раз по нему.       Почему? Зачем Кирхайс молчал о том, что полюбил сестру? Райнхард понял бы, спокойно принял и ещё отчаяннее стал бы бороться за власть, чтобы освободить Аннерозе из плена проклятого старика-кайзера. Почему Кирхайс сначала пригрел лаской, а в итоге так больно отверг? Лучше бы ушёл ещё вчера. Тогда можно было бы напиться со спокойной душой без желания по-трезвому ощутить его в себе…       Липкий пот покрыл тело Райнхарда, стёк мерзко из-под волос.       Одиноко, как же отчаянно одиноко. В последний раз ему было так плохо, когда Аннерозе увезли в Нойе Сан-Суси, а сам он рыдал, вопил и крушил всё вокруг.       Принимая горячий душ, Райнхард с трудом переключился на мысли о работе. Вспомнил, что планировал изучить все стратегически выгодные каналы снабжения и прикинуть, в каких направлениях их можно пустить в случае чего. Присев на край ванны, он начал перечислять имена офицеров, отвечающих за организацию поставок на фронт. Для полноты картины понадобились записи из базы данных на терминале в адмиралтействе.       Решил – надо ехать, пока думы о нанесённой обиде снова не взяли верх, иначе ему грозила истерика.       Остервенело справившись с неудобными креплениями плаща, который хотелось бы удлинить новым званием, Райнхард заметил в зеркале свою бледность, обескровленные губы и всё ещё мокрые волосы. И, не взглянув на фен, он вызвал ландкар к дому и горничную. Последней предстояло осуществить полную уборку, сменить постельное бельё в обеих спальнях, перестирать все вещи и провести чистку мягкой мебели. Хотелось как можно скорее избавиться от навязчивого запаха Кирхайса. Если уж жить одному, то нужно начинать быстрее без оглядки на ненужные воспоминания и ассоциации.       За всю ночь Оскар не сомкнул глаз. Пёс бы с этим, но пристало ли так над собой измываться вице-адмиралу? Устав под утро от энергетиков и чёрного кофе без подсластителя, он просто плюхнулся в кресло в гостиной и уставился в потолок, обрамлённый резными галтелями.       Если задуматься... Почему военнослужащие от капитана первого ранга до контр-адмирала расквартировывались в одном районе? Кому именно это было выгодно, Оскар не понимал, но грешным делом осознал, что здесь вполне удачно мог случиться теракт против военных. Но стоило сделать оговорку на то, что кто угодно мог снять жильё и в другом месте или, наоборот, остаться в насиженном домике при повышении ранга. А льготы на аренду очень даже располагали. Собственно, так Оскар и поступил, но только ради того, чтобы было где спрятаться от излишне настойчивых дам, которые периодически караулили основные апартаменты.       Он с отвращением вспомнил о своём полуночном бегстве из особняка одной графини, чьё имя стало противно в один миг, когда она завела речь о некой ответственности, имея при этом мужа. После таких заявлений нужно было знатно надраться, чтобы смыть с себя позор невзначай данной надежды. Но и пить тоже надоело через пару часов.       В который раз выглянув в окно, Оскар с долей удивления и облегчения разглядел командующего Лоэнграмма, спешно садящегося в машину. Ни для кого не секрет, что утром выходного дня он мог ехать только в своё свежесозданное адмиралтейство.       Навязчивая мысль застать его там вкрутилась острым саморезом где-то в лобной доле. Оскар рассеянно приводил себя в порядок, когда вспомнил о припрятанном армейском стимуляторе. Оскар крайне редко и в малых дозах использовал его на гражданке, но сейчас он пришёлся очень кстати во избежание заторможенности после бессонной ночи.       Иссиня-чёрный кабриолет на автопилоте лихо довёз Оскара до адмиралтейства. На миг он стушевался, засомневался в себе, но гордость плетью погнала в зал, где стоял почти что трон адмирала флота. Добрую половину стены покрывало алое знамя с золотым львом, которому Оскар как можно незаметнее поклонился. Просто уважение или уже идеализация? Один разбери…       – Войди! – ответил бархатистый тенор из-за двери, по которой Оскар стукнул два раз.       – Ваше превосходительство.       Он учтиво отдал честь, пройдя в личный кабинет. Преобладание белого цвета в интерьере слепило. К счастью, начальник штаба Оберштайн нигде не маячил. Уж его видеть возникало желание в последнюю очередь. Некоторые даже поговаривали, что он всё записывает своими механическими глазами, а потом пересматривает каждый момент. Ерунда, естественно.       – Ройенталь, а вы знали о всех характеристиках моей «Брунгильды»? – бодро вопрошал командующий.       Вот так, без упрёков за несогласованный визит в субботу?       – Я знаю, что она обладает нестабильным, но мощным реактором. Отдельно стоит замолвить слово о главном орудии, а о дизайне вы знаете и сами.       – Мимо, – скривился он. – Так вы что-то хотели?       Не найдясь с ответом, Ройенталь отчеканил:       – Я прошу у вас назначения!       Вот уж действительно чушь. Самое главное он как раз не продумал – цель посещения.       – Ну-ка ещё раз, – приподнял бровь граф Лоэнграмм.       А как мечталось назвать его по имени… Как хотелось признаться, что Оскару нужен не перевод в какие-то дали, а наоборот – близость.       – Отправьте меня с моим флотом куда-нибудь.       Длинные бледные пальцы запорхали по клавиатуре. Они бегло били по клавишам терминала.       – Ничего нет, вице-адмирал, – объявил он высокомерно. – Никаких стычек с мятежниками за последние дни не происходило. Да и как я должен отпустить одного из лучших своих командиров?       – Так придумайте же что-нибудь! – вспылил Ройенталь и звучно хлопнул ладонями по лакированной столешнице, что аж монитор терминала задрожал.       Оскар уловил сладковато-свежий аромат не то геля для душа, не то парфюма, наклонившись вплотную к нежному лицу. На что командующий только резко поднялся со своего кожаного кресла, почти задев кончиком носа. Эффектно взмахнул плащом и шагнул к окну за письменным столом. Мерно колыхались кисточки эполет, пока солнце золотило густую шевелюру командующего.       Оскар больше не мог оставаться рядом, иначе в нём заговорил бы употреблённый стимулятор или его истощение. Или – что ещё хуже – охватившее ночью наваждение.       – С вашего позволения, – распрощался Оскар и начал отступать, скрежеща зубами.       – Постойте! – властно молвил командующий и развернулся на каблуках. – Может, обсудим за бокалом вина вечером?       – С большим удовольствием, – изумился Оскар.       – Тогда буду ждать вас. Я угощаю в честь своего назначения.       Это могло оказаться обычным дружеским приглашением, но его щёки залил розовый румянец.       Выгорело.       Оскар, не тая радостной улыбки, поклонился и помчался в скромный коттедж по соседству с райнхардовским. Машину он повёл сам. В эйфории очень хорошо дышалось утренним воздухом, а вдавливать педаль в пол для развития скорости было невероятно увлекательно.       Первым делом стоило завести все будильники и как следует проспаться. Но какое-то время Оскар не мог уснуть, усмехаясь своему волнению в предвкушении встречи с двадцатилетним юношей. Хотя он всегда спокойно проводил свидания даже с сорокалетними женщинами, которые, как правило, порывались задавить его своим опытом.       Мерзкий писк пробирал до костей, покуда Оскар не ударил по выпуклой кнопке будильника.       Наскоро собравшись, он уже стоял у порога за пять минут до назначенного времени и переводил дыхание. Довелось же так влюбиться. В мальчика. В такого молодого и красивого.       Только Оскар собирался постучать, как дверь отворилась.       – Ройенталь, – окинул мальчик взглядом с головы до ног.       – Ваше превосходительство, – неуместно лебезиво поприветствовал он.       Жестом он был приглашён в дом, где пахло моющими средствами и цветочным ароматизатором. Обогнув символическую колонну, Оскар оказался у скромно сервированного стола. Два высоких бокала на тонких ножках; прозрачное блюдо, по которому разбросались кубики сыра с воткнутыми в каждый короткими шпажками. Возле потёртой бутылки в корзинке лежала горсть спелой клубники.       – Я не обладаю такой самостоятельностью в назначениях, чтобы отослать вас, Ройенталь, без прямого приказа, – на полном серьёзе заговорил командующий флотом после первого тоста в его честь, само собой.       – Мне придётся это пережить, Райнхард.       Звук его имени смутил Ройенталя не меньше, чем обладателя оного. Что за вздор! Но какой трогательный.       – Когда-то вы обращались ко мне именно так, – зарделся Райнхард. – Помните?       Зачем он вёл себя так мило? Неужели до сих пор не осознавал своего звания?       – Я всё помню, – заверил Оскар.       И галантно разлил розовое игристое вино по бокалам.       – За ваше великолепное имя!       После этого тоста все темы сводились к его персоне, к его задумкам: как он собирался крутить каналами снабжения, как стремился к титулу кайзера, что хотел привнести в этот мир. Ройенталь лелеял воинственное свечение в его глазах и радовался его мечтам, которые уже полным ходом осуществлялись.       Ушла первая бутылка, за ней вторая. Третья опустошалась явно медленнее. Райнхард уже заметно захмелел, но благодаря этому улыбался искреннее, а смеялся чаще, как и полагалось юнцу его лет.       – На брудершафт? – смело предложил он.       Оскар нервно сглотнул, но тут же выправился:       – Если только до дна, ваше превосходительство.       – Оставь «наших превосходительств» для штаба.       Оскар освежил вино в бокалах, наполнив их почти до краёв, чего, в общем-то, не позволял этикет.       Райнхард, плавно ступая, подошёл и, протиснувшись между столом и Оскаром, присел к нему на колени. Легкий, почти что невесомый, он отвёл взгляд. Переплетя руки, они выпили. Ройенталь поставил бокал на стол.       Райнхард, казалось, самозабвенно припал губами к губам. Такой пьяный, такой нежный. Оскар заставил его приоткрыть аккуратные мягкие губы. Запустил язык к нему в рот, провёл кончиком по верхнему нёбу и дальним зубам с одной стороны, остановился у клыка. Свой бокал Райнхард уронил, но не разбил, и, задыхаясь, отстранился.       – Показывай, где твоя спальня. Либо я начну прямо здесь, – пригрозил Оскар.       С другой стороны, это выглядело бы прекрасно – ровно под стать искусительному обаянию белокурого ангела в его объятиях, но:       – Подождёшь, – небрежно приказал Райнхард.       Теперь он за волосы оттянул Оскара назад и поцеловал, изредка не сильно прикусывая и не давая использовать язык. Жестоко. В отместку Ройенталь положил ладонь ему между ног и, нащупав вставший член, крепко сжал. Вместо ожидаемого смущения Ройенталь встретил новые попытки раздразнить его. Райнхард прижался ягодицей к отвердевающему паху. Оскар переместил ладони к талии Райнхарда.       – Хотя разделочный стол тоже очень даже…       – Что? – Он резко отнял руку от лица Оскара.       – Да. – Ройенталь подтвердил возможные опасения. – Я снимаю соседний дом и видел тебя с Кирхайсом минувшей ночью.       – Да это извращение – подсматривать за такими вещами! – повысился голос и вспыхнул злостью. – Тебе должно быть стыдно!       – А тебе не стыдно за то, что ты был так восхитителен? – Оскар с трудом удерживал Райнхарда на своих коленях. – Я не мог оторваться. Как не мог уснуть или думать о чём-то другом.       Райнхард раздражённо фыркнул, но Ройенталь не унимался:       – Твоё удовольствие – настоящее произведение искусства, и я хочу быть его причиной.       – Ты отвратителен, – едко прошипел Райнхард.       – Омерзителен, ужасен, пускай. – Оскар нахально улыбнулся. – Право, не моя вина в том, что я тебя возжелал.       – Животное, сорвавшееся с цепи.       – Себе самому-то не лги. – Оскар многозначительно отметил, что возбуждение Райнхарда никуда не делось. – Насколько тебе льстит то, что я видел и изнемогал, пока чужие руки трогали тебя?       – Ты даже не представляешь, – сощурился он.       – Оу, делаешь успехи в правде.       Оскар потянулся к шее Райнхарда, осыпал поцелуями бледную кожу. Его поведение становилось очевиднее и развязнее, но и не без строптивости. Он ёрзал, стискивал плечи, сам просовывал язык между губами Ройенталя, шкрябнув ногтями о шитьё на груди, расстегнул на нём китель и рубашку.       – Сейчас меня заводит одна только мысль о тебе, – мурлыкнул Райнхард.       От этого заявления низ живота затопила приятная тяжесть.       – Знаю. – Оскар усмехнулся и осторожно прихватил зубами мочку уха Райнхарда.       Когда Оскар встал со стула, Райнхард прикрыл топорщащиеся штаны и выглядел как недовольный кот, которого согнали с облюбованного подлокотника дивана. Ухмыльнувшись такому сравнению, он позвал за собой Райнхарда на второй этаж. Этот ход поубавил его недовольство.       Переступив порог дальней спальни, Райнхард ещё более открыто и жадно поцеловал, снял с Оскара мундир и рубашку и коротко застонал, когда Оскар надавил подушечками пальцев на мышцы поясницы.       Так вот что тогда сделал Кирхайс. Кто говорил, что подглядывать – занятие бесполезное и непристойное? С последним Оскар, конечно, согласился. Но именно непристойность привела их с Райнхардом в эту комнату, что грозило ещё большей непристойностью.       Опередив Ройенталя, Райнхард полностью разделся самостоятельно. Потянул за собой на кровать, хотя Оскар не торопился, слишком откровенно засмотревшись на почти что белые плечи, резной рельеф пресса и дерзко торчащий пенис. Сложно было удержаться. Оскар провёл ладонью вверх-вниз и кончиком языка обвёл вокруг соска, чем вызвал протяжный стон.       Райнхард вложил Оскару в руку неизвестно откуда взявшийся флакон смазки. Выдавив немного, Оскар осторожно нашёл вход и размял вокруг. Уже от своего нетерпения ввёл указательный палец и прокрутил его. Райнхард задышал ещё обрывистее. Можно было добавить и средний палец…       Оскар чересчур долго и плавно имел Райнхарда пальцами, медленно и дразняще. Гладил тёплой ладонью, грубо целовал и зарывался носом в шелковистых волосах.       – Возьми меня, – вскрикнул Райнхард.       – Что-что? – издевательски переспросил Оскар. – Я ведь отвратителен.       Он только недавно добавил смазки, не вынимал уже четырёх пальцев и всё так же двигал ими.       – Больше нет!       Райнхард отвернулся, но Оскар заставил его посмотреть в глаза:       – Так какой я теперь?       – Ты чертовски хорош. – Оскар глубже вогнал руку, и почувствовал слабые сокращения. – О-о-ох, пожалуйста…       Оскар очень любил, когда его просили, ему нравилось доводить до белого каления, после чего он со всем умением и удовольствием отдавался процессу. Но из-за настолько голодного взгляда Райнхарда он более не мог играть в этот фарс. Всё самообладание рассыпалось в пыль.       Аккуратно убрав руку, Оскар почти что сорвал с себя остатки одежды. Хорошо, что вовремя заметил презерватив на тумбочке. Разорвал упаковку зубами и торопливо натянул латексное мучение, оказавшееся коротковатым.       Едва только продвигаясь внутрь Райнхарда, Оскар застонал ему в унисон. Непонятно, кому из них нужнее было освоиться. Но Райнхард до скрежета вцепился в спинку кровати и сам задвигался. Оскар мог только удерживать свой вес, уперевшись в пружины матраса.       С большим усилием успокоившись, он начал толкаться сам навстречу, вернул себе инициативу и подхватил Райнхарда под коленями. Вдалбливался размашисто и быстро, но внимательно следил за ним и не давал кончить раньше времени.       Нехотя замедлившись, Оскар остановился и вышел.       – Встань на четвереньки, – попросил он охрипшим голосом – в горле ужасно пересохло.       Райнхард повиновался. Наконец-то послушно и податливо. Перевозбудившись от этого факта до предела, Ройенталь резко вставил член и ещё долго смаковал полный наслаждения, сводящий с ума, крик Райнхарда. После такого Оскару и самому стало уже сложно сдерживаться: он перестал заботиться о громкости своих стонов, об осторожности и результате. Но когда Райнхард потребовал ускориться, волна удовольствия захлестнула с головой и дала путь оргазму. Оскар согнулся над Райнхардом, до боли прикусил губу и лихорадочно выжимал из себя всё до последней капли.       Рука Оскара сама сжала член Райнхарда, и только тогда он смог излиться и плотно сжаться внутри, облегчённо выдохнув со стоном, похожим на рыдание.       Оскар выскользнул и обессилено откинулся назад. Райнхард сидя вжался в подушки, скомкав и отодвинув от себя покрывало, на которое обильно кончил. Как будто по углам разбежались. Но Оскар быстро восстановил дыхание, снял презерватив и скинул на пол испачканное покрывало. Подобравшись к Райнхарду, он сгрёб его в охапку и уложил на себя, укрыл мягким шуршащим одеялом. Райнхард громко чмокнул под ключицу и расслабился.       На Ройенталя накатила такая нежность, что аж зубы сводило. Он пригладил спутанные волосы и поцеловал солоноватый лоб:       – Ты просто чудо.       – А ты… – Он зевнул, не договорив.       – Отвратителен.       – Перестань, – капризно потребовал Райнхард. – Можешь теперь тоже стыдиться за то, что был восхитителен.       Оскар легонько тронул его губы большим пальцем. Показалось или правда надулся?       Оскар не знал, как долго он пытался рукой расчёсывать его волосы: минуту или несколько часов. Так приятно это было.       Ройенталь при каждом вдохе касался грудью лопаток Райнхарда, а мерные выдохи щекотали шею. Раздражало. Поэтому Райнхард заворочался, чтобы поудобнее улечься.       – Спи, неугомонный, – буркнул Оскар, прижал к себе и закинул ногу на Райнхарда.       Вероятно, чтобы телодвижениями не мешал ему самому. Но особо комфортнее не стало. И Райнхард не сразу понял, что пока продолжал ёрзать, тёрся ягодицами о член.       Тут же вспомнились обрывки ярких образов с ночи. Настойчивые губы Ройентяля, его кожа на коже Райнхарда и секс. Почему-то стало одновременно неловко и очень приятно. Первое из-за того, что как-то слишком быстро это всё произошло, а второе – потому что им обоим слишком понравилось. От одной только мысли сердце сорвало вскачь, перехватило дыхание.       Оскар сердито цыкнул. Но принялся целовать спину, плечи и шею; ласкать ладонью грудь, живот и ниже. Райнхард моментально откликнулся щедрой эрекцией. Пальцы Оскара медленно проникли внутрь.       – Только не дёргайся, там почти что сухо, – прошептал он и поцеловал в затылок.       Но Райнхард не послушался и сильнее насадился.       – Вот ведь ненасытный, – уже добрее заворчал Оскар и потянулся за смазкой под подушку.       Когда он увлажнил пальцы, Райнхард вожделенно застонал с сомкнутыми губами. Хоть Оскар и вёл себя довольно грубо, но его прикосновения не причиняли боли, они были необходимой жёсткости. Очень точны и максимально приятны.       Долго растягиваться не пришлось.       – Тебе стоит только попросить о большем, – облизнув вдоль позвонков шеи, напомнил Оскар. – Если очень хочешь.       – Тогда прошу.       – Повежливее, – усмехнулся он и просунул ещё один палец, не вынимая прошлых.       – Ах, молю, – выгнулся Райнхард и зажмурился.       Рука сменилась членом. Темп нарастал очень медленно и томно. Райнхард хватал воздух ртом. Ладонь скользила по его члену от чувствительной головки до крепкого основания, то сдавливая, то ослабляя хватку. Два мощных толчка. И Райнхард ощутил в себе что-то ещё горячее члена Оскара. Теперь повело окончательно. Сладостно и громко застонав, Райнхард мелко задрожал и кончил.       Ройенталь поглаживал плечо, пока Райнхард не отошёл от оргазма.       Повезло, что на пол, иначе он бы не смог лежать на мокром пятне от своей спермы.       Повернув голову, насколько позволяла поза, Райнхард увидел сдержанно довольное лицо Оскара. С приопущенными веками разрез его разноцветных глаз казался ещё уже, что только добавляло шарма. Его бледная кожа как будто отражала косые лучи утреннего солнца. Красивый как разомлевший после охоты хищник.       Эйфория пропала только в душе, пока Райнхард отмывался от недавних утех. Голова гудела с похмелья и всего вчерашнего сумбура. Сначала ушёл Кирхайс, потом пришёл Ройенталь. Но обида на друга уступила чувству вины из-за того, что Райнхард так скоро затащил к себе в постель другого. А перед Оскаром он вдвойне провинился: соблазнил, отрываясь за свою злость, и ещё усугубил всё последующей нежностью, вторым сексом. Просто воспользовался им. Как быть, если Райнхард решит, что Оскар ему не нужен? Какой срам.       Стало дурно. Совершенно запутавшись в себе, Райнхард запаниковал. Он уже не понимал, как будет смотреть в глаза Кирхайсу или спокойно разговаривать с Ройенталем. Позорище.       Так ни к чему и не придя, он рассеянно выбрался из душа, кое-как вытерся и спустился вниз. Шёлковый халат противно лип к телу.       – Хмуриться тебе тоже к лицу, но лучше не стоит, – бросил Ройенталь, выставляя режим на кофе-машине.       Райнхард проигнорировал его совет и уселся на стул, с отвращением заметив недопитую бутылку вина на столе. Тошнота желчью подкатила к горлу.       Бодрый стук в дверь. Райнхард невольно подскочил и метнул взгляд в сторону Оскара, а он, понимающе кивнув, ретировался к лестнице. Райнхард наверняка знал, кого можно ожидать в такой час, и от этого становилось только хуже.       У порога стоял Кирхайс с бумажным пакетом в руках. Изо всех сил Райнхард давил в себе любые эмоции, чтобы они ни в коем случае не отразились на его виде.       – Свежие панкейки с кленовым сиропом. – Кирхайс протянул гостинец, а Райнхард рефлекторно его принял. – Только не злись, пожалуйста, на меня.       – Я… пока не знаю, – невпопад, но честно признался Райнхард.       Смотреть было больно не от яркого света.       – Я буду ждать, – грустно сказал Кирхайс.       – Спасибо.       То ли за завтрак, то ли за обещание. Но как быстро Кирхайс появился, так же быстро и ушёл. Еле волоча ноги, Райнхард вернулся на кухню. Сильные руки подменили пакет на кружку и подвели к столу:       – Кофе крепкий, потому что ты не дал мне выспаться.       – Хорошо. – Райнхард ответил слишком бездушно, не глядя на Оскара.       – Это был Кирхайс? – почти что будничным тоном поинтересовался Ройенталь.       – Да.       – Пей, – настоял он.       Обхватив кружку двумя руками и обжигаясь, Райнхард сделал пару глотков и даже не поморщился от горечи напитка. На душе у него тоже не было сахара и сливок.       – Я вовсе не сорвался с цепи, – спокойно заговорил Оскар, ссылаясь на обидное высказывание. – А просто зацепился за твою золотую цепь. Но оказался вторым в упряжке верных псов.       Громко отставив кружку, Райнхард отошёл к окну. На тротуаре след Кирхайса давно затерялся. Ладони сжались в кулаки, ногти больно впились в кожу. Нутро кипело и испарялось от избытка эмоций. Такого их разнообразия Райнхард никогда не чувствовал. Всего было слишком, но он просто замедлился и не мог ни о чём думать. Обида, злость, вина, стыд, унижение, одиночество. Больше всего он боялся одиночества, больше всего не хотел быть покинутым, брошенным. Пускай даже если бросали его не по своей воле. Душило изнутри.       – Кирхайс покинул мою «упряжку».       Одиноко, немыслимо одиноко. Ненавистно до одури. Очень страшно.       Мгновенно Оскар крепко обнял его сзади, аж рёбра заныли.       – Я не брошу тебя. Никогда. Ни за что.       – Правда? – предательски надломился голос Райнхарда.       – Чистейшая.       – Но я ничего не понимаю.       – Я помогу тебе.       Оскар развернул Райнхарда к себе, но он спрятал лицо, уткнувшись в плечо. Лишь бы Оскар не видел искажённого выражения.       Постепенно к Райнхарду пришло спокойствие. И тепло. Не физически. Он обнял Оскара за шею и прижался виском к щеке.       – Ты не бросишь меня, – согласился Райнхард. – Никогда. Ни за что.