Мы всегда будем чужими

- Со временем всем становится всё равно. Не то, чтобы я была раньше «хорошей», нет; ведь и при жизни я практиковала такие вещи, от которых кровь стыла в жилах, порой в прямом смысле. Не то, чтобы я раскаивалась; моё кормление – это вынужденная мера, которой нельзя гордиться и которую нельзя игнорировать, а я всё пытаюсь понять, зачем мне эти мучения. Но из двух зол выбирают меньшее, и потому я – монстр, даже в глазах Сородичей. Пиша замолчала и подняла голову вверх. В её тускло-серых, горящих глазах отразился пляшущий свет мигающей лампы. - Я чувствую и твоё отвращение, неонат, можешь не пытаться его скрыть. Тебе омерзительно само моё существование, так позволь мне спросить: зачем ты приходишь сюда так часто? - Тебя это тревожит? Думаешь, я выдам кому-нибудь твоё местонахождение? Даниэль стоял у стены, рядом с входом, лениво скрестив руки на груди. - Ты можешь рассказать обо мне, за тобой могут следить, но это мне безразлично. Рано или поздно я покину и это место. - Лучше уж поздно. Скажем так: пока ты ещё здесь, я спешу познать твои… убеждения. Мне нравится тебя слушать. - Забавно. Тебе нравится меня слушать, но не нравится на меня смотреть. Ты бы предпочёл иное место для бесед, верно? Пиша развела руками, будто пытаясь обхватить своё временное убежище. - Грязь, пыль и кровь – это не слишком романтично, но меня и такая атмосфера устраивает, - ответил Даниэль. – С чего ты решила, что мне противен твой рацион и твой вид? Я выпиваю сок из манго, а ты ешь фрукт целиком. Что с того? Я тебя понимаю и не стану осуждать. - Странно после стольких лет презрения слышать намёк на доброту из чужих уст, пусть даже это и обман. - Сама сказала, что все мы привыкаем. Сперва, не скрою, ты показалась мне ужасной и бесчеловечной, но я сдержал свои эмоции, старался не судить по первому впечатлению, и рад, что так и сделал. Наше сотрудничество оказалось плодотворным, Пиша. После этого мои мысли относительно тебя и твоего образа жизни стали куда более терпимы. Я встречал многих вампиров, которые совершали дела куда хуже, и все они скрывали свою истинную сущность от окружающих. - У зла много масок, - томно проговорила Пиша, - и самая страшная – добродетель. - Согласен. Я решил для себя, что лучше еженощно видеть это, чем море фальшивых улыбок. Поэтому я здесь. Можешь, конечно, прогнать меня прямо сейчас, но я обижусь, и тогда тебя замучает совесть. - Совесть? – на секунду на лице Пиши пробежало подобие ухмылки. - Для меня это слово потеряло свой смысл ещё до Становления. Когда я говорила, что со временем всем становится всё равно, то имела в виду своих жертв. Сначала я отлавливала преступников – людей, вампиров – и дарила им смерть в зависимости от степени совершённого ими греха. Некоторые умирали сразу, некоторые – медленно и мучительно. Позже я стала позволять себе более лёгкую добычу, а теперь питаюсь всеми, кто имеет неосторожность забрести сюда. Кто угодно, где угодно, когда угодно. Я не пощажу ребёнка, если тот, играючи, заплутает в моём логове. По мере разговора её голос становился всё громче и резче, хоть и звучал, как всегда, довольно сдержанно. Даже крик души у Пиши походил на сдавленный невидимыми цепями самоконтроля шёпот, мёртвый и сухой. - Ну, вообще-то я пошутил насчёт угрызений совести, - попытался отмахнуться Даниэль. – Не стоило воспринимать мои слова всерьёз. Все мы звери. - Шутка… что ж, мы можем посмеяться на месте убийства, закрыв глаза на все человеческие законы морали. Но скоро светает, Птенец. Тебе пора улетать, иначе рассвет неумолимо застанет твоё мёртвое тело. Даниэль пожал плечами. - Как скажешь. До завтра, Пиша. Она остановила его, ухватив за рукав куртки. - Завтрашней ночью ты уже не найдёшь меня здесь, неонат. Но мы прощаемся ненадолго. Даниэль на мгновение опешил. Он уже слишком привык к этим визитам, чтобы представить себе следующую ночь хотя бы без часа мрачной философии вампирши из клана Нагараджа. - Надеюсь, действительно не навсегда, - наконец, сказал он. - Всё зависит от пути, который ты изберёшь. Выйдешь из всех последующих схваток живым – наши дороги вновь пересекутся. Ежели нет – тогда встретимся в Преисподней. Наша кровь создана похожими способами – людским стремлением к страшному могуществу, поэтому мы отличаемся от остальных. Помни об этом, Птенец из клана Тремер. Мы всегда будем чужими. Пальцы с длинными, острыми ногтями что-то вложили Даниэлю в ладонь, и неуловимо скользнули по коже, оставив за собой едва ощутимую боль. - Возьми, в память о наших разговорах, если они для тебя что-то значат. Держи это при себе, и, когда игра закончится, я найду тебя. Вампир с сомнением оглядел подаренную вещицу, а затем сжал её в кулаке. - Хорошо, Пиша. Прощай. - Прощай. Когда ветхая дверь, ведущая наверх, почти закрылась за ним, он услышал её последние слова: - Прощай, Даниэль. И спасибо. Внутри подаренного медальона находился крошечный портрет красивой смуглой женщины. Вероятно, это и была настоящая Пиша, та, чьё имя после смерти взяла себе её любовница. Что же с тобой стало, настоящая Пиша? Как ты умерла? «А как умру я?» - подумал Даниэль, и, бережно убрав медальон во внутренний карман куртки, шагнул в ночь.