2 in the morning

2 ночи. Нежно-сиреневые пряди Билли поднимались с волной ветра, проникающего из-за занавески и падали на лицо парня, лежащего зеркально рядом. Тишина и прохлада летней ночи помогли им почувствовать себя живыми: стих шум улиц, фоновый гул ежедневных дел по графику, вместе с дневным светом давящий на черепную коробку, ушел вместе с закатом. Они наконец смогли раствориться в атмосфере их одновременно поднимающихся от глубоких вдохов грудных клеток и общих мыслей на двоих. Где-то в области солнечного сплетения Билли даже смогла ощутить, как пульсирует нечто похожее на капли гормонов счастья, разносящихся по телу от центра к конечностям. Она вспоминала ту ночь – тысячу ночей назад от сегодняшней – когда она с широко раскрытыми глазами, сидя все на той же кровати, прошептала брату: «а что, если мы будем писать музыку вместе?», на что он спокойным голосом ответил: «тогда я сделаю тебя самой большой поп-звездой во всем мире». В ту далекую ночь Финнеас действительно имел это ввиду. Он всегда понимал, что если ему и суждено раскрыть свой талант миру, то сделает он это вместе с мисс Айлиш. Воспоминания девушки прервал сиплый от долгого молчания голос брата, напевающий меланхоличный мотив. Билли около минуты прислушивалась, пытаясь прочувствовать настроение. Она не торопясь села на кровать в сторону головы брата и наблюдала как его морщинки на лбу играют от того как чувственно он перебирает в голове ноты для новой мелодии. Опираясь левой рукой на постель, она положила правую руку на лоб брату, большим пальцем поглаживая его закрытое веко. К его мелодии прибавился бархатный шепот Билли: "I lo-ove you''. Финнеас расслабил лицо в мягкой улыбке. Ему нравится, что фраза «я люблю тебя» однажды обрела для них новый смысл и теперь всегда была таковой. Нелегко было утешать сестру в слезах, давая ей осознавать, что между ними завязалась дикая химия и что теперь у них нет обратного пути – сзади только пропасть под названием «уйти и никогда не вспоминать друг о друге», нелегко ему было и объясняться с самим собой. Сегодня все позади. Они понимают, насколько это неправильно и насколько будет тяжело идти с романтической линией их отношений через всю жизнь, но осознание этого не могло на них повлиять. Билли вспомнилось как иногда это было настолько странно для них самих и ей в голову пришло чуть более громкое: «and I don’t wa-ant to oh-o-oh». Иногда ей действительно хотелось не знать его, не любить его, не испытывать себя в этом диком влечении. Вот бы мир обстоял так, что они не брат и сестра, а чужие люди, обретшие друг друга по дороге во взрослую жизнь. Или хотя-бы чтобы ее брат не родился таким прекрасным каким родился. Но это случилось и это уже никак не исправить - "but i lo-ove you". Финнеас понимал, о чем эти строки, но его это больше не расстраивает. Билли наклонилась к губам парня, но не спешила нарушать его ровное дыхание поцелуем. Она лишь дразнила его своим горячим дыханием, исходящим от ее улыбки. В темноте уличный фонарь отдавался блеском на ее больших и влажных веках. Это запускало в Финнеасе биохимические реакции, контролировать которые ему не под силу. Сильные руки брата заставили лечь ее обратно на кровать. Длинные и тонкие пальцы музыканта сжимали то плечи, то скулы девушки пока его язык смачивал ей губы. Она тяжело дышала и подавалась вперед. Билли не чувствовала постели вокруг – ее брат и был ее постелью – чем-то мягким и обволакивающим для нее, в чем хотелось раствориться, чему хотелось принадлежать. Целуя его, она беспорядочно трогала его за все части его тела, до которых только могла дотянуться. Бледная рука Финнеаса скользнула под футболку девушки. Горячая бархатная кожа. Они не давали друг другу отдыха еще около часа. Закончив, Билли упала на постель оставляя влажные пятна на простыни своим раскаленным от нагрузки на сердце красным лицом. Брат подвинулся ближе и укрыл ее, и чтобы его любимой уж точно ничего не угрожало, обнял ее руками и ногами. Он хотел защитить ее от всего. Девушка чувствовала его мысли и повернулась к нему лбом к лбу и произнесла последнее на, что хватало сил: «я хочу исполнять эту песню всегда вот так – в постели с тобой...» Их уставшие тела наконец-то остыли и замерли без движения, пульс пришел в норму и даже стал аномально редким. Можно было подумать, что они умерли. Согревая друг друга, они ушли в один на двоих сон, где пролежали в постели миллион лет, так и не отдав друг друга никому.