Молчанка

- Я считаю до трех, и ты прекращаешь ломать комедию, - безапелляционным тоном сказал Марко, сидя на барной стойке и в упор смотря на Марио. А Гётце лишь отвечал тем же взглядом, плотно сжав губы и не говоря ни слова. А что он мог сказать? Он все еще остается при своем мнении, и ему все еще все равно на то, что Ройс думает иначе. - Ты решил играть со мной в «молчанку»? К твоему сведению, ты уже заранее проиграл. Лучше просто скажи, - продолжал давить Марко, но Гётце только отвернул голову. Встать и уйти не было сил, потому что Ройс буквально прожигал того взглядом. И так уже час. Чертов час? проведенный в тишине, нарушаемый только голосом Ройса. Долбаные 60 минут сплошного гнета, из-за которого, казалось, воздух накалился. А все дело в чем? Конечно же в Марио, ведь во всех их ссорах виноват именно он. И именно он сейчас решил дать обет молчания и вообще прекратить как-либо реагировать на слова Марко. Тому это уже порядком надоело, как, впрочем, и его оппоненту. - Марио, просто скажи, и я отстану, - Ройс решает подступиться к другу с другой стороны. Отстанет он, как же. Вот уже час как Марко пытается выведать у Гётце подробности разговора с Гюндоганом, после которого тот как воды в рот набрал. Говорили они о Ройсе, это было ясно как день, а вот что конкретно они обсуждали… - Марио, ты пойми, мне просто интересно, что понадобилось малышу Илкаю, - ласково, будто волк из какой-то сказки сказал Марко, спускаясь со стола и подходя к Гётце. Тот просто проводил его взглядом. - Молчишь? – переспросил Ройс, Марио лишь кивнул. - Ну ладно, молчи. Сказав это, Марко встал и вышел из комнаты. Гётце уж было расслабился, надеясь, что на этом их разговор закончится и Ройс если не забудет, то по крайней мере отстанет от него. Но как же он ошибался. Как же он глубоко ошибался. И весь масштаб своей ошибки парень ощутил вместе с атласной лентой, которая так внезапно оказалась на его шее. Она пока что не давила, а просто располагалась, но опыт подсказывал Гётце, что все не просто так. - Ну, что, сученыш, поиграем? – ласково прошептал на ухо тому Ройс, пока еще не стягивая концы ткани. Марио нервно сглотнул, похоже, вся ситуация слишком сильно задевала самолюбие Марко. Гётце положил ладони на руки Ройса, желая отдалить от себя кусок ткани, но тот резко потянул ее на себя, заставляя парня захлебнуться воздухом. - Марко, - прохрипел Гётце. - Ой, смотрите, у шлюшки прорезался голос, - проворковал он, чуть сильнее стягивая, у Марио стали закатываться глаза, и тогда Ройс ослабил хватку, давая возможность вдохнуть воздуха. Гётце часто задышал, в уголках глаз скопились слезы. Ему стало немного страшно: вдруг Марко заиграется и действительно его придушит? Что будет тогда? - Марко, отпусти меня, - прошептал он. - Поздно просить пощады, когда у тебя были шансы, - резонно заметил Ройс, за волосы беря Гётце и опрокидывая его на пол. Тот вовремя увернулся, и не ударился головой об угол стола, иначе бы эта история закончилась куда быстрее, и уж точно в разы плачевнее. Марко тем временем неспешно обошел диван и за ноги подтянул Марио к себе. Тот сжался в комок, зажмурив глаза и боясь даже предположить то, что может ожидать его дальше. Ройс, сжав в одной руке ленту, другой начал стягивать футболку Марио, матерясь сквозь зубы на то, что Гётце не активно ему помогает. - Что же ты за бревно-то такое, блять, - ругается он. - Ты меня убить хочешь, стану я тебе в этом пособничать, - набравшись смелости, ответил Гётце, смотря прямо в глаза своему невольному насильнику. - А ну молчать! – прикрикнул Ройс, ударяя по щеке Марио, тот со стыдом начал замечать, что вся ситуация возбуждает его все больше. - Ты, сученыш, вздумал играть со мной в «молчанку», и я тебя предупреждал, что тебе не поздоровится. У тебя есть последний шанс исправиться и ответить мне. О чем вы говорили с Илкаем? Гётце зажмурил глаза и отвернул голову, зная, что ждет его в следующую секунду. И он не ошибся. Ройс разозлился еще больше, и с новой силой принялся колотить по щекам слабо отбивающегося Марио. - Похоже, моей похотливой сучке нравится, когда с ней так обращаются, я прав? – приподняв бровь поинтересовался Марко, забираясь рукой под ткань домашних штанов Гётце и массируя уже успевший налиться кровью член. Марио лишь застонал, сжав зубы, не желая признавать своего поражения. Он боялся отвести взгляд от красной ленты в руках Ройса, боялся и в то же время желал вновь почувствовать на себе давление ткани. Марко быстро освободил Гётце от оставшейся одежды, снова садясь ему на бедра. - И только попробуй сказать мне, что я тебя принуждаю, и тебе это вовсе не нравится, - прошептал в его губы Ройс, ластясь грубой тканью о пах Марио, вызывая у того стоны, - поиграем, малыш? С этими словами полузащитник накинул ленту на шею друга и потянул за концы, заставляя того выгибаться и тщетно ловить губами воздух. - Почувствуй, как он выходит из твоих легких, оставляя удушающую пустоту, - прошептал Ройс, пахом касаясь паха Гётце, увидев, что друг уже на грани потери сознания, Марко ослабил хватку, позволяя тому вдохнуть спасительный кислород. Марио часто задышал, голова кружилась, а воздух, поступающий в легкие, был обжигающе горячим. Но вместе с тем, он чувствовал невероятное возбуждение и его почти трясло от осознания всего. Он не мог пошевелиться и лишь отдаленно наблюдал за тем, как раздевается Марко, и что он завязывает ленту в несложную петлю. Приподняв Гётце, Ройс усадил его, заставив опереться о диван и сел ему на колени. Марио откинул голову назад, не имея сил хоть как-нибудь пошевелиться. Друг обхватил рукой оба члена и медленно задвигал ею, затягивая удавку. Марио, почувствовав, что ему снова перекроют кислород, постарался вдохнуть побольше воздуха, но его планы провалились, когда Марко особенно чувственно провел пальцем по головке, затягивая петлю и вызывая у Гётце стон, с котором вышел весь воздух. Марио затрепетал раненой птицей в руках Марко, который неотрывно следил за лицом друга, ловя любое изменение, и равномерно ласкал их члены, стараясь не прикрывать глаза от нахлынувшего удовольствия. Его всегда возбуждал послушный Гётце, послушный, но с таким взглядом, будто бы это он делает ему одолжение. Марио всегда возбуждал доминирующий Ройс. Порой он диву давался, как у того вообще фантазии хватает на что-либо. И сейчас, когда Гётце чувствовал, что его жизнь зависит от внимания Марко, он понимал, насколько сильно в нем нуждается. Когда кровь в висках стала оглушать, и ничего нельзя было больше почувствовать, Марио понял, что это конец. Тело его не слушалось, и он из последних сил, одними пересохшими губами смог прошептать: - Марко, - неслышно, будто взмах крыльев бабочки, но этого хватило, чтобы путы ослабились. Ройс, услышав свое имя, тотчас отпустил ленту, припадая к губам друга и вдыхая в него спасительный воздух. От всей нереальности происходящего, от всего напряжения, что скапливалось в теле, Марио кончил, громко и протяжно простонав в губы Ройсу, пачкая свой и его живот в сперме. Марко оторвался от губ друга, позволяя дышать самому, и принялся лениво целовать его шею, проводя языком по отметине, яростно дроча себе, размазывая по стволу сперму Марио. Именно в этот момент он чувствовал себя счастливым, до конца не понимая, почему. Гётце же прибывал в некой прострации, отдаленно наблюдая за действиями Ройса, чувствуя на себе его губы, слыша его дыхание, сердце, и ритмичные движения руки, чуть позже ощущая на себе семя Марко. - Я люблю тебя, ревнивый еблан, - прошептал Гётце, так как его голос пропал, оставляя место хрипам. - Ты же знаешь, я не люблю, когда мне чего-то не говорят, - пробормотал Ройс, кладя голову на плечо друга. - Ну, если не говорят, значит и знать тебе это не надо. - Нет. Надо, - упрямо ответил Марко, - ты еще легко отделался, в следующий раз, когда ты вздумаешь играть в «молчанку», я с тебя три шкуры спущу. «Поскорее бы», - подумал Марио. Он точно знал, что ни под какими пытками не выдаст разговор с Илкаем. А все почему? Потому что через неделю день рождение Марко, а Гётце очень хорошо знал, что, несмотря на грубость и напыщенность, Ройс любит сюрпризы. И этот сюрприз не должен быть испорчен ни под каким предлогом.