Бабочка в лапах паука / омегаверс /ЗАКОНЧЕНО/

Стемнело. Душно. И весьма неприятно в районе головы. Она словно чужая, будто её от другого человека прикрутили. Для начала — она раскалывается с такой силой, словно не совсем удачно приросла к телу: боль растекается от висков, сжимает голову жгутом и резко стреляет в плечи — именно там основная концентрация неприятных ощущений. Чимин помнит мало… Как закончилась вторая рюмка соджу — и он словно провалился в молочную реку с кисельными берегами: навроде состояния, когда медленно входишь в наркоз. Но не совсем так. Действительность исказилась, сознание провалилось, память отказала. Помнит только, что Джихе подливал, довольный. Потом вроде очнулся, видит — а там уже собратья по клубу очухались. Далее, кажется, они познакомились: точнее, председатель всех с ним познакомил, заодно и его, Чимина, представил как «макне и виртуоза» в одном лице. Хёны обрадовались и по случаю удачного приобретения «заклинателя карт», усадили Чимина квасить снова, по второму кругу. А он уже и так ничего не вдуплял, улыбался только — «нормальный парень, компанейский» — сказал кто-то и всё началось по новой, но в расширенном составе. Хёны поржали, что макне к выпивке слабоват, ну да ничего, им больше достанется. Кажется, просили что-то продемонстрировать из «фокусов», как они выразились. Чимин не помнит, удалось ли ему хоть что-то в том состоянии показать, но припоминает дружный смех и довольные улыбки. — Макне милаш, — сказал какой-то альфа, и толкнул Чимина по-дружески в плечо, отчего тот свалился на другого альфу. Снова дружно посмеялись, а дальше — пелена. Сейчас Чимин лежит и смотрит в потолок — на большее он пока решиться не может — вдруг с ним произошло что-то весьма ужасное, иначе почему ему настолько плохо? Да и сил пока что-то понять нет. Мир разъезжается в стороны. Дальше по самоощущениям: весьма неприятно в районе живота, как будто ему туда камень положили, причём довольно давно. Ещё интереснее по терморегуляции: сверху ему жарко, даже, кажется, вспотел, а снизу — прохладно. Причём правой ноге холоднее, чем левой. Чертовщина какая-то. Пак медленно вдыхает-выдыхает, стараясь привести сознание в норму и, решает встать. Но не тут-то было! «Меня, что, верёвками связали?» на миг обдаёт его паникой. «Первый и последний раз, когда я пью соджу!» — проносится настойчивая мысль в его голове, отдавая болезненным эхом — принадлежит она даже, будто бы, не самому Чимину, а его здравому смыслу, что, наконец, проснулся и начал свою активную деятельность по воспитанию и увещеванию. Пак начинает ёрзать, включая в работу все силы, которые пробудились на данный момент (не так много, сказать по правде), а заодно пытается включить рецепторы тела, дабы понять и распознать, что с ним в конце концов такое происходит. И вот, наконец-то, после нескольких толчков его организм в нерешительности «запускается». Онемевшее тело отмирает и спешит поделиться впечатлениями. Первое, что он осознаёт — это то, что лежит на чьей-то руке — от этого и боль в шее. Справа и слева от него кто-то дышит. Да не просто дышат, а пыхтят и при этом мокро чмокают губами, плотно прижимаясь к нему с двух сторон. Он ощущает себя чем-то навроде гамбургера: точнее, эти двое прижимающих его неизвестных типа — вроде как мягкие булочки, а он — сочное мяско по центру композиции. «БОЖЕ!» — глаза Чимина расширяются от осознания ужасной действительности. Во-вторых что он ощущает — это чья-то нога, пристроившаяся на его животе. Так вот отчего ему так тяжело! А на груди — чьи-то руки, обнимающие с двух сторон. Вот поэтому и невыносимая духота. Ещё и это горячее, опаляющее дыхание в шею. «ЧТО ПРОИСХОДИТ?» — глаза расширяются ещё сильнее. Ну и в-третьих, что просто таки прибивает пыльным мешком по итак больной голове, это осознание того, что сверху он в кофте, а снизу — БЕЗ ТЭХЁНОВЫХ ДЖИНС! «АААААААААААА!» — глаза Чимина расширяются настолько сильно, что, кажется, сейчас выпрыгнут и укатятся куда подальше от хозяина с такой низкой социальной ответственностью. Чимин кричит как резаный, пробуждая из спячки весь картёжный состав. Похоже — они все кучно вырубились на том пресловутом диване. Парни вскакивают и валятся снова — кто на Чимина, кто с дивана на пол. В общем, происходит внезапный переполох, словно в курятник забралась лисица, пожелавшая полакомиться вкусным мясцом. И вот курочки переполошились от громкого лая пса/внутреннего сторожа Чимина. Все, как сорванные с цепи, тоже попеременно орут, пытаясь понять что происходит — кто больше, кто меньше. Когда же успокаиваются — понимают, что нет никакого пожара или наводнения — и в целом всё в норме. — Ты чего разорался? — Вопрошает альфа Чимина. — Что произошло? Почему я без штанов? — Нервно спрашивает Чимин, забившись на диване подальше и натягивая на колени кофту, пытаясь таким образом прикрыть ноги. — Ты не помнишь что ли ничего? — Хмыкает альфа, а Чимин даже его имени то вспомнить не может, хоть их и представляли друг другу, не то что там всё остальное… «Надеюсь ничего такого… противоестественного» чуть ли не молясь, думает Пак. Альфа, видимо ловит его соответствующий взгляд, и чуть ухмыляется уголком губ. — Не подумай ничего плохого, но… Чимин бледнеет и, кажется, начинает опадать вниз. — Эй, парень, ты чего? — Кажись ему плохо. — У макне совсем слабая сопротивляемость к алкоголю. — Дайте ему таблетку что ли, а то он так вообще не очухается. Голоса рядом доносятся словно через толщу воды — Чимину реально нехорошо. Он с чего-то навообразил себе уже самое невероятное в своей голове. Хотя, по честности говоря, ничего такого и не было — обычная мужская попойка бет и альф. Чимин знатно повеселил своих хёнов, хоть этого и не помнит: он заразительно смеялся над их шутками, эгъёшничал, даже танцевал смешно и попытался-таки показать по просьбе трудящихся пресловутый фокус. Но всё что смог, так это только запустить карты веером в лицо Мухёна. После этого он ещё долго перед ним извинялся и пил соджу на брудершафт, один раз даже в щёку поцеловал — чем заслужил пару сальных шуток в свою сторону, ну и по Мухёну тоже прошлись. А когда Чимину стало совсем плохо, он подумал что уже пришёл домой и начал раздеваться. Сам, без чьей либо помощи, между прочим: стянул с себя джинсы, кинув их на ломберный стол, стянул один носок, и… на этом выдохся, рухнув в беспамятстве на диван. Хёнам потребовалось гораздо больше времени и бутылок, чтобы прийти примерно в такое же состояние. Кто куда ложился — никто не осознавал и не помнил, а то, что альфы решили прижаться к мягкому и тёплому Чимину — это уже чисто инстинктивное. — Тебе не понравилось? — донеслось до ушей Пака, словно припечатывая его к полу. Это было последней каплей по самообладанию — схватив джинсы и вещи, какие успел, Чимин не помня себя, выбежал в коридор. Однако он быстро понял, что даже бежать, чтобы поскорее убраться из этого места, у него нет сил. Его тело ещё ощущало на себе тесные объятья альф, и эта последняя неоднозначная фраза… «Боже, что же они наделали!» Так он и шёл по коридору, словно зомби, благо что народу вокруг не было, коридор был пустой. Правда в одном из углов вдруг шевельнулась тень, которая была весьма ошеломлена и рада виду Пака. *** Это был конец дня, и Вонхо ждал с отчётами своих дружков в их клубе «умелые руки» на последнем этаже университета, где собственно и располагались все остальные. Конечно, никакими поделками тут не занимались. А руки, если и использовались, то совершенно по другому назначению. Да, когда-то в клубе протекала кипучая и невинная деятельность по изготовке всякой полезной и не очень хрени, но потом, когда в него вступили Вонхо и его банда — все остальные учасники исчезли сами, как по мановению ока. Даже рейдерский захват делать не пришлось — ну кто рядом с собой выдержит грозных альф, что просто таки неприкрыто транслируют агрессию и опасность. В клубе сделалось резко неуютно и основатели разбежались кто куда, оставив обитель под чужие нужды. Вонхо сидел и докуривал сигарету. Днём он приметил ещё пару интересных объектов и так же приказал раздобыть на них информацию. И вот, изучив бумажки со скудной официальной информацией, он отодвигает их в сторону и тушит окурок в пепельнице. Все уже давно разошлись и ему пора. Как занимательно — из двух омег и одного беты, наибольший интерес вызвал именно бета. Вонхо из тех, кто давно перешагнул внутри себя многие рамки и барьеры — правда признаваться в этом он не хочет. Потому что держит марку. В мире альфа-самцов приверженность к нетрадиционным связям официально не приветствуется, будь ты застукан в чём-то подобном — твой статус альфы будет запятнан. Вонхо в этом уверен точно, а статус для него — всё. И хоть он порой и не прочь испробовать что-то новенькое, даже бет может в качестве экзотического блюда попробовать — но всё равно, он не считает себя даже би. Он каждой клеточкой — высокоранговый альфа. Не зря он так долго выбивал свою репутацию, потому что он не из тех, кто своё отдаст — он слишком сильно любит себя и своё место под солнцем. Сам Вонхо из семьи среднего достатка, но внешне держит себя так, словно он голубых кровей, а остальные — грязь, которая к его ботинкам прилипает. А дружки его — своих мозгов не имеют, если они что и видят, то точно мало что понимают, ну и уж точно ничего не вынесут за пределами их круга. Потому что знают — Вонхо не помилует. Пак Чимин — тот бета, что в его вкусе определённо. Редкий типаж: миниатюрный, утончённый, смесь невинности и сексуальности — одним словом экзотика. Его манит этот запретный плод — такой аппетитный, сочный. Он словно просит сорвать себя с веточки и попробовать свою нежную мякоть на вкус. И Вонхо не хочет с этим затягивать, потому что знает, что если что-то в его голову засядет, потом только хуже будет — он не любитель томительного ожидания и всех этих прелюдий. Приглянувшееся становится его навязчивой идеей, которую надо как можно скорее удовлетворить. А Чимин уже попал в ту область его мозга, отвечающую за особое нетерпение. Его губы и личико сильно засели в голове альфы — клещами не вытянуть. А он уже и не хочет, так как решил для себя точно — Чимина он отведает без всякого сомнения! От мысли об этом мальчике у него даже руки начинают чесаться, сжиматься в кулаки, сминая покрывало на диване, котором сидит. Вонхо смотрит на свои, с силой сжавшиеся ладони, зло выдыхает, точно зверь и, резко встав, выходит из кабинета. Он опять думает о нём: хоть бета и был одет во всё балахонистое, почему-то он уверен, что у того с фигурой всё хорошо, нутром своим натренированным чует — он будет доволен. Альфа чуть ли слюной не давится от рисующихся в воображении картонок, как вдруг слышит в пустом коридоре топот ног. Он немного углубляется в тень и смотрит оттуда взглядом хищника, засевшего в засаду. И что же он видит. Как по какому-то волшебству, в его поле зрения появляется Чимин — объект его сладких фантазий. И что интересно и совершенно неожиданно… без штанов?! «Невозможно поверить!» — глаза альфы сужаются до предела и чуть ли не опасным красным в темноте светят, а на лице — улыбка безумца. Джек-пот! «Эти ножки… О ДА!» Вот правда, если бы кто-то сейчас видел Вонхо, он бы решил, что это точно какой-то маньяк, выслеживающий жертву — потому что тот весь напрягся до предела, вбирая бешеным взглядом снизу вверх, поглощая все оголённые подробности стройных и немного подкачанных ножек. Он у омег то таких не встречал, а тут с чего-то природа такой красотой бету одарила. «Природа, сука, странная!» Нет, он так-то по омегам конечно, но залип знатно. А поскольку терпеть и ждать он не любит, и надобности в этом уже не видит, раз сладкий плод сам падает к нему в руки, а тут ещё и кабинет под боком, где можно уединиться и всё в деталях распробовать — всё сегодня ему благоволит! Жар предвкушения опаляет, и хищник решает напасть на чуть пошатывающуюся, словно дезориентированную в пространстве жертву. Вонхо, до этого скрываемый темнотой, чуть выскальзывает из тени, но тут же втягивается обратно, заслышав приближающиеся крики. — ЧИМИНИ, ты где пропа… — голос резко обрывается при виде друга. Солар, так желающая отчитать несносного друга, что вот уже в течении нескольких часов не отвечает на звонки, встаёт как вкопанная. Тоже самое происходит и с Тэхёном. Они поражены, обескуражены видом друга. Настолько, что стоят какое-то время в прострации. А Чимин продолжает идти на них невидящим взглядом. И это пугает ещё больше! Друзья отмирают и кидаются к Паку, подхватывая и обнимая одновременно. — Чима, что с тобой? — поражённо скулит Тэ, у него самые плохие мысли рождаются при виде такого друга. — Йа нне знаю… — немного отмерев всё-таки отвечает Пак, заслышав родные голоса. — Не знаешь? — переспрашивает Солар. — Я нне помню… — мямлит Чимин. — Тебе надо одеться, — спохватывается девушка, выхватывая вещи из рук друга, — это твоё? — Это мои джинсы. — Поясняет Тэ. — Мы поменялись. Я тебе рассказывал, как дома с его вещами обошлись. — Дда-да, — дрожащим голосом лепечет поражённая Солар, она всё ещё находится под впечатлением. — От него алкоголем пахнет, — громким шепотом делится Тэхён. — Как же так… — Солар берёт лицо Чимина в свои руки и смотрит так внимательно, будто сейчас и без его пояснений прочтёт там всё, что надо. — Ты же никогда не пил, Чима! Тебя опоили? Скажи нам. — Спохватываясь, говорит она уже так мягко, как только может, словно маленькому напуганному ребёночку. — Я сам пил. — Выдыхает Чимин, начиная всё-таки складывать события. — Мы отмечали моё зачисление в карточный клуб. Тэхён подводит Чимина к ближайшему диванчику, что примостился в нише коридора, и осторожно сажает, почему-то думая, что тот ранен. Солар подаёт джинсы, а Тэ помогает их натянуть, поскольку Чимин как-то через чур расслаблен и обессилен. Пока он его одевает, попутно рассматривает ноги на наличие характерных синяков от рук — ничего такого нет. Солар нежно гладит Чиму по волосам, а затем срывается с места. — Ты куда? — Кричит Тэ вдогонку. — Навещу клуб, позаботься о нём. Солар исчезает в дверях, а Тэ переводит встревоженный взгляд на друга. — Чима, мне ты можешь рассказать всё, как есть… ты же знаешь, я всё пойму… я тебе помогу. — Он закусывает губу, страшась услышать самое ужасное. — Кажется, мы напились и уснули. — Со стеклянным взглядом отвечает Пак и вдруг начинает плакать. — Чими, что с тобой? — тоже чуть ли не плачет Тэ и крепко обнимает вышедшего из анабиоза друга. — Если твой первый раз произошёл таким образом, если они тебя… — Тэ резко замолкает. — Я прямо сейчас уничтожу их всех! — Как мне домой в таком виде возвращаться? — Чимина накрывает. А Тэ злится — это насколько надо бояться своих близких, чтобы ужас перед возвращением домой, пусть и в чуток нетрезвом виде, настолько перевешивал произошедшее! Его тут, возможно, изнасиловали, надо в полицию идти заявлять, делать что-то в конце концов, а всё что волнует его друга — страх перед своим внешним видом, не соответствующим представлениям домочадцев! У него уже просто пригорает от всего этого. — Ты переночуешь у меня! — Зло заявляет Тэ. — Н-нет, нет, что ты! — Протестует Чимин, вмиг протрезвевший ещё больше. — Никаких нет! Я сказал и всё! — Бесится Тэ. — Папа позвонит твоим, и всё объяснит. Это будет лучшее решение! Я не отпущу тебя домой! Чимин машет ручками перед лицом друга, хочет убедить того, что мысль его неверная, ошибочная. Даже нервно усмехается, пытаясь обратить всё в шутку — бодрится всем видом, желает показать, что всё в норме. «Глупый, глупый Чимин!» — Мне что, вырубить тебя? — Не унимается Тэхён. — Я могу! Солар мне поможет тебя отгрузить. — Сумасшедший! — Чуть усмехается Чимин, чем рождает тепло в груди друга. В этот момент из кабинета выходит довольная Солар — вид её немного воинственный, видимо ещё не совсем отошла от разборок, но вполне спокойный. Похоже, что ничего ТАКОГО не произошло этим вечером, иначе подруга бы тут камня на камне не оставила. Чимин и Тэ внутренне выдыхают — «всё хорошо!» — Вот. — Солар подаёт Чимину недостающие вещи, которые тот впопыхах забыл прихватить. — Я поговорила и всё выяснила. Они ничего плохого тебе не делали. Они придурки конечно, но парни вроде неплохие. Солар подошла ближе, нежно обняла того за голову и будто сама выдохнула, хотя вида не подала. А после резко посуровела, отстраняясь. — Больше они не будут тебя спаивать! Они раскаиваются и приносят свои извинения. — Ты крута, подруга! — С уже приподнятым настроением, восхищается Тэ. — А Чимин поедет сегодня ко мне! Пак хотел что-то опять возразить, но взгляд Солар его тут же потушил. — Правильно! Вот держи, это ключ от вашего клуба. Можешь пользоваться им в любое время. — Чимин кивнул и слегка улыбнулся, снова обнимая подругу. — Спасибо вам друзья. Без вас всё было бы в сто раз хуже. — На него вдруг опять нахлынули эмоции, отчего он по новой зарыдал. «Ну что за день такой сегодня! Наплакался столько, сколько на несколько месяцев хватит. Но без этих светлых человечков всё и вправду было бы просто невыносимо!» А потому Чимин плачет, разрешая себе снова выплеснуть негативные эмоции. — Ну нет, я сегодня тебя тоже не оставлю. — Вдруг всплакивает Солар, вызывая тем самым удивление у друзей. — Тэ, я тоже к тебе. Можно? — Да не вопрос! — Вскрикивает просиявший Тэхён. — Чими, сегодня будет твой вечер, раз остальная часть дня не удалась! Потусим! Развеешься хоть! Друзья обнимаются, Чимин ещё конечно в большой тревоге, но мысль о том, как он замечательно проведёт остаток дня, настолько греет душу, что он решает отдаться на поруки друзей. Вонхо, слушающий всю эту мелодраму из своего убежища, потирает большим пальцем нижнюю губу. — Значит ты у нас Чими. Малыш Чими… — Ухмыляется альфа. — И ты теперь в карточном клубе… Я это запомню. Вонхо скалится, довольный тем, что благодаря этому событию, пусть и сорвавшему ему такую удобную попытку, он узнал гораздо больше интересных фактов, чем его так называемые дружки. Теперь этот бета становится ещё более интересным — портрет вырисовывается куда ярче. Вонхо это любит: когда детали, когда слабости известны — так больше эмоций будет по итогу, ведь брать в свою власть безликую картинку и реального человека — две совершенно разные вещи. Он потерпит ещё немножко, так и быть — сегодня Вонхо добрый. — Чими, Чими! Оказывается ты даже не выпивал никогда… да и делать этого особо, как вижу, не умеешь. — Вонхо коротко усмехается. — Такой невинный! О да, плакса Чими… ты ведь у нас ещё и девственник! Последний узнанный факт, возбуждает мыслительный процесс альфы больше всего и Вонхо улыбается совсем хищно. Теперь его этот персик ещё больше привлекает. Невинные цветочки — самые ценные. И он этот цветочек сорвёт первым. От этой мысли пах альфы опаляет горячим, он возбуждён. «Экзотика, запретный плод, нежный и девственный Чимина. Мммммммм». Альфа доволен, как никогда! Но с возбуждением надо что-то делать — похоже какой-то омеге сегодня сильно не повезёт… *** Намджун сидел на полу, поджав ноги под себя. Он не хотел сегодня никаких спаррингов, слишком неправильное состояние для этого, может не совладать с внутренним зверем и нанести кому-нибудь увечья. Никакого боя на танто, никакого боя на катанах — он вообще не затем пришёл. Также он не стал выходить и в общий зал для тренировок, поскольку просто желал сбросить лишнее напряжение. А для этого ему требовалось от души пометать кинжалы, одиночество и соответствующая настроению музыка в наушниках. — У вас что-то произошло? Подобное состояние — ваш редкий гость. — Спокойно осведомился учитель Мако. — Мне просто нужно побыть одному, сенсей. Моя чаша переполнена, я должен высвободить свой дух. — Нам встал и уважительно поклонился. — Истинно так — чтобы узреть свет мудрости, сначала освободи чашу разума. Надеюсь ваш дзансин останется непоколебим. И не забывайте, что для спокойствия духа нужен разум, острый как клинок. — Я понял вашу мысль, сенсей. — Смотря в одну точку, добавил альфа. — Полагаю — вы знаете, что делаете, Намджун-сан. — Мако ещё раз поклонился и вышел из помещения, которое было отведено под частные тренировки. Намджун так же поклонился и, отвернувшись, хмуро посмотрел на разложенные в ряд на циновке кунаи. Ничего лишнего — только он и остро отточенные эмоции, которые он вгонит сейчас, одну за одной, в деревянную поверхность мишени. И ему станет гораздо лучше. Намджун взял 6 кинжалов, сложил их стопкой и положил в левую ладонь. В наушниках зазвучала песня: Shut Your Mouth — Pain Беря кунаи, он поочерёдно начал кидать их в деревянную мишень. «Всего одно слово, всего один жест — и этот бета вывел меня из себя». Нам взял кинжал и с силой запустил его в цель, вогнав достаточно глубоко. «Для чего он это сделал? Чего добивался?» Следующий кинжал энергично входит рядом со вторым. «Кто он такой, чёрт дери! Кто такой, чтобы влиять на моё настроение?» Третий кунаи присоединяется к собратьям. Удар, удар, ещё удар. Нам уже напряжён до кровавых мороков под веками. Перед мишенью вдруг возникает образ маленького беты, что с издёвкой произносит своё «приветик» и тут же исчезает, почему-то подмигивая на прощанье. С каждым ударом настрой Нама ухудшается, а броски ужесточаются, хотя задумка изначально была совершенно противоположной — выплеснуть эмоции и успокоиться. До прихода сюда, по честности сказать, он чувствовал себя даже лучше! Нам с остервенением кидает очередной клинок, желая уже пробить им доску насквозь — может хоть так он достигнет задуманного? Под напором гудящей стали щепки разлетаются в стороны — удары Намджуна беспощадны, как и тот червь, имя которому он пока не знает, но что поселился теперь в нём, изъедая покой, поглощая мужскую гордость. Эго Намджуна поставлено на колени, и ему это не нравится. Возможно, решение прийти сюда было ошибкой, он ничего не добивается — концентрируя свою отрицательную энергию и выпуская с силой, она его не покидает, не растворяется в мишени. Наоборот — словно возрастает, оставаясь в крепко сжатых ладонях — метод не помог. Возможно, ему стоило выпустить пар по-другому? Может, не стоило так морозить Тэмина? Ведь он сексапилен и сам чуть ли из штанов к нему не выпрыгивает. Сегодня он особо старался, раздавая листовки, выполняя условия для потенциального уединения. Этот омега хоть и глуповат, но кто виноват, что он сам изначально так выстроил уговор, что его можно трактовать довольно свободно. Тэмин не мог и вообразить, что его слова «…а потом расскажу тебе все определения, какие пожелаешь…» Намджун использует буквально. Когда тот рассказал, что такое эффективность труда, победоносно вскинув голову — дальше в ход неожиданно пошли другие вопросы. Это было и смешно и грустно одновременно. Вид Тэмина, осознавшего, как нагло воспользовались его неточной формулировкой, был таким, словно его обдали ведром холодной воды: мокрый и жалкий. Нам его завалил, но совершенно не так, как того хотел омега — в постели, а как строгий учитель — на экзамене. Разочарование размером с планету — его и правда, в какой-то степени было жаль. Но что поделать, Намджун не питал к Тэмину тех чувств, которые так желал вызвать омега — а вот испытывать его терпение в бесконечном троллинге стало у альфы чем-то вроде хобби. «Возможно, стоило завершить день в мягких перинах и объятьях, а не ебать себе мозги…» У Нама нет телефона Тэмина, но пробить его, если понадобится — для него дело считанных секунд. Но, увы и ах, даже нескольких секунд Намджун не хочет тратить на взбалмошного омегу, чей терпкий запах пачули вызывает необъяснимое чувство сладости на языке с земляничным послевкусием. Запах, несомненно манящий, как и сам Тэмин, но всё же — он для Намджуна слишком приторный снаружи, и слишком безликий внутри. Даже не смотря на то, что изучил его хорошо — хотя для Нама там загадкок нет — прост до невозможности, а альфа привык к сложным задачкам. Перед взором снова появился мелкий нарушитель спокойствия, этот червь, что издевается над самообладанием альфы. Намджун не выдерживает, хватает с подставки катану и быстрым движением, вкладывая в удар всю мощь тела, разрубает мишень пополам, опаляя всё вокруг неистовым дыханием свирепого чудовища. Занавес.