I
Раздумья о Камнях Чудес и супергероях возвращали к одной общей концепции, которую Габриэль вычитал достаточно давно, но все равно удерживал в памяти. Герой проходит стандартный путь – обучение, необходимые для злости и бурлящей в крови адреналиновой ярости потери, рост относительно себя прежнего, череда великих свержений и финальная битва с драконом, после которой путь героя можно считать завершенным. У Габриэля нет в конце пути дракона, да и череда свершений сомнительная. Наверное, эта концепция действительно применима только к героям в классическом смысле этого слова – закованным в латы, видящим, как их путь должен завершиться, верным своим идеалам и готовым отдать жизнь во имя высшей цели. У Габриэля есть лишь овальная аметистовая брошь вместо тяжелой рыцарской брони, готовность переживать эмоции случайных людей, которые и становятся его оружием вместо тонкого и острого лезвия меча, да оправдания, которые никто и никогда не услышит. Не должны услышать. Никто не должен знать, что «оправдывает ли цель средства?» может быть чем-то большим, чем темой сочинения школьника, который должен рассуждать, опираясь на прочитанные книги. Что это способно стать дилеммой для того, в чьей бесчувственности уверена и спасительница Парижа, и любой случайный человек на окраинах этого города. У Леди Баг можно найти пункты из этого чек-листа «как быть правильным героем», и битва с драконом там – обязательный финал, после которого Париж становится спокойным тихим городом без постоянных разрушений и происшествий. У Габриэля дракона нет, а с Леди Баг он так или иначе сражается в каждый момент времени, даже если оба они лишены магически наколдованных костюмов, а на дворе глухая ночь – Луна освещает пустые комнаты дома через панорамные окна. У Габриэля нет дракона, он сам – дракон, роль которого лишь в том, чтобы встать на пути героя, создать препятствия и позволить этому герою окончательно им стать. У самого Габриэля есть только цель, которую он преследует, давно смирившись со средствами. Точнее, запретив себе думать о том, какими он пользуется средствами. Драконы устарели. Беречь хрупкую принцессу в каменной башне – бессмысленный сценарий, принцесс нужно учить самообороне и осознанию себя как личностей, не нуждающихся ни в принце, ни в неземной любви. И награбленных сокровищ, которые бы хотелось сторожить, тоже не находится – все состояние, весь доход от бренда и заказов он бы отдал, если бы это могло исправить только одну вещь на свете. Вряд ли у героев возникает в голове мысль, что толкает драконов на ревностную охрану своих сокровищ. Впрочем, концепт дракона, сумасшедшего клоуна в сером Готэме и в целом концепт вечного антагониста стар и слаб, но почему-то выдерживает проверку временем и ситуациями. Если не можешь найти дракона на своем пути, стань драконом сам, несмотря на то, что не будешь понимать, за что тебя им величают. Настоящий дракон будет противостоять герою ради богатства и власти. Габриэль не считает себя ни героем, ни драконом, он хотел бы стоять в стороне от всех битв, но одна-единственная цель заставляет снова и снова переживать чужие эмоции, становиться серым кардиналом, использовать других людей. Возможно, в этом ему все же помогает ненавистная Леди Баг. Потому что он знает, что она придет, размотает чудесное йо-йо, использует талисман удачи и вернет Парижу былое состояние, а неудавшемуся злодею – прежнее состояние, недоумение и благостное отсутствие понимания, что именно он творил. Потому что она никогда не опаздывала на их незапланированные встречи, даруя ему надежду. Раз за разом. Бабочка с черными крыльями не вылетала бы из окна Агрестов, если бы Леди Баг со своим вечным напарником не оказывались рядом с акуматизированной жертвой, сколько бы безопасной для города и для себя она не была. Бабочка не обретала бы черных крыльев вообще, если бы Леди Баг не возвращала все раз за разом на круги своя, полностью стирая все, что злодей успевал сделать. Однако все всегда складывалось так, словно шантажировать Париж было более безопасным занятием, чем использовать в дизайне одежды устаревший леопардовый принт – это бы в самом деле вызывало больше последствий. Герой и дракон, Бэтмен и Джокер. На какую-то из этих двух сторон Габриэль и вставал раз за разом, не понимая до конца, на чьей стороне сражается и разумно ли применять архетипы к реальной жизни вообще – даже если она и напоминает сказочное повествование. Есть принцесса в хрустальном гробу, который расположен в цветущем саду, есть добрый и жизнерадостный принц, лишенный матери, есть верный помощник, правая рука главного героя, которому можно все доверить и который сам готов всем пожертвовать… И есть не то дракон, не то герой, который дракона должен сразить, чтобы вернуть жизнь в умирающее без принцессы королевство. Сколько акуматизированных металюдей не будет создано из его печали – это тихое отчаяние останется только с ним, никем не понятое.II
Когда Натали смотрит на Адриана, она видит ребенка, который всячески пытается угодить своему отцу, исполняя все его желания – фортепиано, словно после коллежа – в музыкальную сферу; фехтование, словно что-то нужно будет не просто доказывать, а доказывать на рыцарских дуэлях; китайский язык, словно сам Адриан хотел бы стать дипломатом и подписывать международные контракты. Когда Натали смотрит на Адриана с привычной строгостью и удерживающимся в голове холодным «его нельзя слишком разбаловать, дисциплина не помешает», ей хочется лишний раз напомнить Габриэлю, что у его сына нет не только матери, но и какого-либо родителя в принципе. К которому подросток может прийти, чтобы поговорить, который бы знал, на какого исполнителя он смотрит восхищенным взглядом и на что тратит свободное время. Когда Натали смотрит на Адриана, она невольно видит в нем Габриэля со знаком «минус». Словно бы открытого и дружелюбного – читай, передо тобой открытая книга; но страницы полны цветной рекламы, а с середины и вовсе становятся чистыми. В его классе осуждают Хлою Буржуа за самолюбие и привычку использовать других людей, однако решительно никто не замечает (или не хочет замечать?) этого же в Агресте, который вполне способен на жестокость, которую полностью осознает. Когда Адриан улыбается Кагами и старается больше проводить с ней времени, Натали не мешает ему, хотя, может, стоило бы. Было бы глупо думать, что Адриан не замечает ее взглядов и не особенно скрываемых надежд – наоборот, импонирует и поддерживает, и, кажется, готов играть любую роль. По привычке из отношений с отцом ли, по собственной ли скуке – определить сложно; при всей показной открытости и доброжелательности, Адриана сложно узнать достоверно. Натали смотрит на открытую книгу его характера и видит Габриэля. Переработанного, искаженного, с более приятным амплуа – но все того же Габриэля, скрытного, двуличного и готового на все ради своей призрачной цели. Натали совсем не хочет жалеть японскую фехтовальщицу: для той наверняка то, что у них происходит с Адрианом – наподобие счастья. Счастья, которое склеено канцелярским клеем, перемотано изолентой и для надежности скотчем. Только Кагами не видит и не сможет увидеть этого – наверное, чтобы видеть истинного Адриана, нужно нечто большее, чем даже быть его гувернанткой. Предел возможного для Кагами – прекрасная маска, которая будет ей улыбаться, которая будет ее хвалить и поддерживать, которая будет таскать ее в кино и в парк с мороженым. Ровно до тех пор, пока ей не позвонит мать, а за ним не приедет шофер. Натали не хочет жалеть Кагами, потому что не хочет жалеть себя. С ней всегда будет знание того, что для Габриэля она остается ничем, пятнадцатым образом в его голове, еще одним инструментом. Габриэль – не воплощение идеала, Бражник – не спаситель Парижа. Габриэль – не герой, Бражник – не герой тем более. Габриэлю нужна секретарша и помощница в управлении домом, которая еще и неплохо ладит с Адрианом, насколько с ним вообще можно «неплохо ладить», Бражнику нужна соратница, еще один стратег, который бы свежим взглядом мог посмотреть на написанные планы и по возможности внести исправления. А еще ему нужна Эмили. Однако Габриэль заслуживает любви и заботы, даже если сам он так не считает, отказывается от всего, от чего может отказаться и заперт в стенах собственного разума, наполненного тоской по прошлому, страхом перед неизвестностью, будущим и уходящим временем и фантазий, в которых Эмили никогда не теряла капля за каплей здоровье. Натали не знает, почему все еще остается рядом – и ее «рядом» гораздо ближе, чем должно быть у секретарши, управляющей, соратницы и далее по списку. Ей бы хотелось чаще бывать в тенистом саду с белыми бабочками, видеть Габриэля за работой и новыми идеями в дизайне, приносить ему любимый крепкий чай без сахара и, может быть, играющего с сыном на фортепиано в четыре руки. Эта картина почти такая же нереалистичная, как и в мечтах Габриэля, где Эмили возвращается в коттедж Агрестов поздно вечером, потому что были вечерние съемки, а режиссер настаивал на идеальном дубле, так что переснимать пришлось много раз, а еще визажист перестарался, и… Они слишком взрослые, чтобы отдаваться фантазиям, но слишком юные, чтобы в этом окончательно признаться и начать жить сегодняшним днем. И пока Габриэль живет где-то между прошлым и будущим, в котором существует Эмили, а у нее остается все меньше времени, чтобы окончательно принять это, она продолжит быть рядом и ощущать себя Маленьким Принцем, Роза которого капризна, строга и предпочитает делать вид, что не она – замечательный эмпат, чувствующий других людей. И нуждается в тихой нежности, помощи и готовности быть рядом.III
Иногда Габриэль готов признаться в своей жестокости. Это происходит не когда под угрозой оказывается центр Парижа, вокруг Эйфелевой башни вьется огнедышащий дракон, а запертым в офисе работникам угрожает опасность. И даже не во время того, когда что-то угрожает жизни Адриана. Хотя, надо признать, в такие моменты Габриэль готов поверить в вездесущую героиню в костюме божьей коровки. Габриэль готов признаться в своей жестокости, когда у Натали с синим веером, Натали в платье, словно отсылающем к моде двадцатых годов прошлого столетия, такой непривычной Натали с вуалью на лице подкашиваются ноги. И дело даже не в искаженной власти талисмана Павлина, нет – почти всегда, когда его приходится использовать, Натали сама охотно идет на это и предлагает планы с Маюрой. Дело в том, что Натали в принципе идет на это, готова терять сознание и задыхаться от кашля. Натали необходима ему, необходима, словно воздух, и он действительно не может представить без нее жизни, и ценит тот момент, когда посвятил ее в свои планы – тогда еще не Бражника, не дракона, готового на все, чтобы охранять призрачную башню счастливой жизни, не своеобразного Джокера, которому достался Париж, а не Готэм. Трудно признаваться, но Джокеру необходима Харли Квинн. Габриэль признает свою жестокость, когда видит, как именно Натали смотрит на него, принося чай без сахара, рассказывая про звонки клиентов и надевая сине-зеленую брошь. И иногда в это время проскальзывает что-то мимолетное и щемящее в душе, рождается мысль, что сейчас бы не перевоплощаться в фиолетово-черный классический костюм, не взмахивать рукой с тростью. Посмотреть на Эмили в последний раз и возложить цветы не к телу, в котором техника поддерживает жизненные процессы, а к могильному камню, и наконец сделать шаг вперед, который его сын в голове, кажется, уже сделал. Даже если отбросить настолько радикальные идеи, по отношению к Натали совсем не помешало бы немного жертвенности. Габриэль признает свою жестокость, когда молча кивает на поданный чай, хладнокровно произносит «Нууру, расправь темные крылья» и не пытается как-то отдалить ее от себя, увеличить штаб работников в доме, разделить ее обязанности. И как-то больно понимать, что вместо того, чтобы признать, что в ней есть что-то, что почти позволяет принять жизнь такой, какой она стала, он дает новые указания по поиску камней Леди Баг и Нуара. Джокеру была нужна Харли Квинн, что и приводило к манипуляциям, безумствам и абьюзу. Габриэль – ни разу не Джокер, и из общего у них только любимый фиолетовый цвет, но вот Натали – преданностью, готовностью положить свое все на алтарь чужой идеи, алой прядью волос – напоминает преступную королеву Готэма. У него к ней одна пустота. Вполне возможно, что искусственная, как когда тысячи звуков сливаются в общий шум, в котором слышишь тишину. Пустота и жестокость, которую он все время осознает, но от которой пока не готов отказаться. Должно быть, без камней чудес все было бы иначе, нет, все однозначно было бы иначе. И мысли, тщательно задавливаемые, вполне могли быть основными, но. Но в их мире есть допущение, которое позволило бы все исправить, и он уже не может отказаться от соблазна владеть им. И именно в этой точке из дракона-стража он переходит в закованного в фиолетово-черную ткань героя, который ищет заветные камни чудес. Натали может сколько угодно жертвовать собой, делать все и даже чуть больше, переходя через предел возможного, но для того, кто никогда не был героем, все это останется лишь еще несколькими шагами, приближающими его к цели. И стоит взойти солнцу, он снова становится фиолетово-черным.