Область допустимых значений

      Саша не притворяется, когда спрашивает, чем вчера всё закончилось. Саша действительно не помнит. Вова ему искренне завидует. Он, к его большому сожалению, не может пожаловаться на плохую память, мозг в состоянии воспроизвести все события прошедшей ночи до малейших деталей. Саше об этом знать необязательно.       Это происходит не впервые. Если быть точнее, то это третья такая пьянка. В самый первый раз они, наверное, выпили меньше, или оба прилагали достаточно усилий, чтобы себя контролировать. Максимум – пьяные откровения и слишком долгие взгляды. Второй раз оставляет Вову с гематомой известного происхождения и разбитым сердцем. Если бы Саша спросил, откуда засос, то Вова бы соврал, нисколько не колеблясь. Если бы Саша спросил, кто виноват в разбитом сердце, то Вова бы честно во всём признался. Но Саша ни о чём не спрашивает. Он не в курсе яркого следа на чужой шее и тем более того, что сам же его и оставил. Он даже не подозревает о Вовиной невзаимной влюблённости, даже несмотря на то, что вчера Вова нашёл в себе силы рассказать о своих чувствах. Просто Саша об этом не помнит. Вчера они впервые целуются.       Пьяный Вова – дворовый котёнок, увязавшийся с тобой до подъезда. Ему даже не нужно, чтобы ты его покормил, он не столько голодный, сколько недолюбленный. Самое большое счастье в жизни – когда почешут за ушком, погладят подставленный живот и назовут как-нибудь ласково. Пьяный Вова хочет бесконечно обниматься, жаждет чужого внимания и заботы. Необходимо просто почувствовать себя хоть каплю нужным, большего и не надо.       Пьяный Саша – бездна тоски и бесконечных самокопаний. Его поцелуи на вкус как отчаяние. Вову спасают от одиночества окружающие люди. Сашино одиночество где-то глубоко внутри него. Он им безнадёжно болен, и, находясь рядом с ним, Вова невольно заражается этим состоянием, пропитывается чужим пессимизмом, ему уже самому тошно в этом мире. Слова о том, что влюблённость – прекрасное чувство, окрашивающее мир в яркие краски – полная хуйня. Вова тонет, задыхается, теряет вкус к жизни. Посмеялся над словами Мовца, влюблённого в то, как уебаны страдают. А чем он сам лучше теперь?       Саше не нужна ничья любовь, это очевидно. Вова даже под градусом не пытается заниматься самообманом. На самом деле, достаточно больно, когда тебя целуют просто. У тебя внутри ураган, буря кипящих эмоций, а у другого человека штиль, пустота и абсолютное ничто. Вову злит, что бездушная машина, которая механически отвечает на поцелуи и объятия, не может отвечать взаимностью на чувства. Он пытается себя убедить, что пройдёт время, и либо Саша оттает, либо Вова забьёт. Но зима сменяется весною, а Саша без изменений, как и Вовина «любовь». Не переболел.       Вова опять врёт, что тоже ничего не помнит. В глубине души теплится надежда, что в следующий раз всё будет иначе, потому что уже невозможно делать вид, что его никак не трогает ситуация, где он крадёт пьяные поцелуи у человека, память которого сотрёт наутро все воспоминания подчистую. Но следующий раз ещё хуже, чем предыдущий. Саша доверительным шёпотом сообщает, что любит Вову. Вове хочется зажать уши руками и никогда не слышать этих слов, но вместо этого он впитывает пустые признания. Затуманенный разум подсказывает простое решение: заткнуть чужой рот поцелуем. А Вова не может, он буквально парализован всей этой пьяной чепухой, за которой не стоит абсолютно нихуя, кроме выпитого алкоголя. Сам же Саша не спешит перекрыть собственный поток сознания, его голос шелестит на грани слышимости, но Вова отчётливо понимает каждую букву. Саша очень неплох в комплиментах. Вроде бы ничего такого, мало ли кто может отметить улыбку, реснички, красивый профиль. Тем не менее Вова тает, покрывается мурашками. Ему удивительно хорошо и одновременно восхитительно погано на душе. Последнее его желание – остаться в этом моменте. Чтобы утро не наступило. Чтобы Саша его не разлюбил.