«Восстать, как феникс из пепла – погибнуть и снова ожить.»
Adele - Hello
– Черт, как же тупо… На улице оказалось холоднее, чем он думал. В этом году июнь хорошей погодой совсем не радовал, а Тэхён был как раз из тех людей, кто вечно мерзнет и сжимается от любого сквозняка. Но он почему-то все равно здесь, снаружи, зябко стискивает себя за талию худыми руками и чувствует, как зубы начинают стучать. – Тэ, ты в курсе, что ты придурок? Выбрал время морозить задницу. Как будто не мог найти ей сегодня лучшее применение. А ведь и правда, стоит только снова вернуться на званый ужин, и его многообещающее продолжение в лице какого-нибудь смазливого богатенького наследника-альфы не заставит себя долго ждать… Но Тэхён все равно по какой-то непонятной причине не может сделать и шагу с открытого балкона, на который ноги как будто сами привели. – Лебедь, – тихо выдыхает омега, чувствуя, как от ветра глаза начинают слезиться. Он всегда непроизвольно плачет, когда вот так, как сейчас, запрокидывает голову. Чертовы большие глаза. – Стрела… Геркулес… Северная корона… Раньше, когда был еще совсем маленьким, Тэхён больше всех своих игрушек любил толстенную энциклопедию по астрономии. С картинками. Он знал все созвездия из нее наизусть… но сейчас найти те на ночном небе уже не так просто, как в детстве. Со временем все постепенно стирается… не только красивые звездные картинки, но и даже нечто более ценное. – Ты опять здесь, – бормочет он, а затем снова замолкает, позволяя тишине распространиться вокруг. На этом балконе – только он и его дыхание, от чего-то судорожное, как будто плачет Тэхён по-настоящему. Он снова здесь, под этим проклятым небом, которое не изменилось. В отличие от самого омеги. Серебристые, слегка вьющиеся волосы Тэхёна развеваются, щекоча мочки ушей, в которых поблескивают бриллиантовые серьги. Большие глаза под лиловыми линзами не моргают, зрачки замерли, будто пытаются рассмотреть впереди то, что обычному человеку не увидеть. Пухлые губы распахнуты чувственно, чтобы впускать и выпускать сквозь себя морозный воздух, превращая тот в седые облака пара. Хочется закурить. Но он, вроде как, бросил. Снова. Пару часов назад. – Нашел время, – усмехается самому себе Тэ, обреченно понимая, что поступал самонадеянно, решив оставить заветную пачку на комоде в своей комнате. Снова берет на себя больше, чем способен вынести. Это могло бы стать его девизом по жизни. Вот только у него уже есть девиз и звучит он не так. Пальцы, все еще прижатые к телу, легкими движениями линию чертят от ребер до самого бедра по левому боку. Уголки губ приподнимаются в теплой улыбке, а взгляд немного туманится. Его маленькая тайна, небольшой секрет, скрываемый под безупречно сидящим дорогим костюмом. Мало кто знает о том, что там, сейчас под его пальцами. Даже те, кому перепадала удача разделить с Тэхёном ночь, навряд ли многое видели, уж Тэ заботился, чтобы занавески были зашторены плотно. Знал бы отец, давно бы уже содрал с него кожу живьем, но риск того стоил. Это было необходимо. Все семь невыносимых лет. Необходимо, словно воздух. Необходимо, как бывает необходима только вера. И Тэхён верил. Странной, в каком-то смысле извращенной религией, но верил. В то, что у него непременно сил хватит. Потому что в мире не бывает чудес. Если не справишься, никто не спасет тебя, как принца из башни. Сказок в реальном мире нет. Зато есть татуировка в виде летящего феникса на его стройном, желанном многими теле. Отпечаток прошлого, о котором не хотелось бы забыть так же, как о злосчастных созвездиях. Нет уж, простите. Тэхён должен помнить. Все, каждую секунду, каждый миг, одновременно прекрасный и мучительный. Каждый шаг, что привел его туда, где омега находится сейчас. Каждый взгляд, каждое слово, каждую улыбку… каждую свою слезу, красные полосы на теле, подаренные собственными ногтями, приступы удушья, чувство подступающей паники, беспомощность, обиду и многое-многое другое. То, что сделало Тэхёна жестоким, то, что помогло выжить. И теперь он по-настоящему счастлив, не так ли? Пташка свободна, как никогда. И плевать, какую цену за эту свободу до сих пор приходится платить. – Каждый раз, как возвращаюсь, – признается он так тихо, что и сам, кажется, почти не слышит собственных слов, – думаю, что за каждым углом могу случайно увидеть твой призрак. Здесь, в Тэгу… мне все еще мерещится, что ты можешь быть рядом. Ненавижу это место, ненавижу, потому что оно единственное хранит «нас» вместе, а не по-отдельности. И я ненавижу «нас» вместе… ненавижу тебя… старый друг.