в комнате с фортепиано

Если честно, Лиза перед Светой робела. Смущение, охватившее её в тот день, когда их познакомили общие друзья, в присутствии Сургановой покидало Костягину редко и ненадолго, сколько бы та ни храбрилась, шутила, подхватывала Светкин смех и смеялась сама. Лизу прошибало от удивительно проницательного взгляда серых глаз, когда он в разгар всеобщего веселья останавливался вдруг на девушке, упорно старающейся делать вид, что не смотрит, не изучает исподтишка певицу, не следит за чуть вздёрнутым в смешке носом, не задерживается надолго взглядом на тонких губах, изогнутых в неизменной улыбке. В конце концов, они были знакомы не очень давно, а рядом с Сургановой всегда была Леушина. Костягина столько раз видела, как они держатся за руки и шепчут что-то друг другу на ухо; а однажды, присмотревшись, Лиза поняла, что Наталья склонилась к шее женщины не чтобы что-то сказать. Порозовевшая девушка отвернулась и уставилась на собственные сцепленные в замок руки именно в тот момент, когда Света, беззвучно рассмеявшись и подставив шею целующей её подруге, заметила Лизин взгляд. Влюбляться в планы Костягиной никак не входило. Но Сурганову это мало волновало. Как, в общем-то, и Лизины реакции на неё. Когда очередным вечером после очередного внезапного спора Елизавета проигрывает Светлане, сердце пропускает удар. Спорили, как обычно, на желание; но вот Наталья, вечная тень Светы, куда-то отлучилась ещё часа полтора назад и не торопилась возвращаться. Чувствуя, как непрошенный румянец предательски заливает щёки, Лиза встряхивает головой. Снова храбрится. Неизвестно перед чем. Озвученное желание приходится переспросить: суть доходит не сразу. — Спой свою песню, — повторяет Светлана, вглядываясь в озадаченное лицо новой подруги. — Ты прекрасно поёшь, ты чувствуешь музыку — спой мне что-нибудь из своего. Активный внешний протест: «Я не пишу песен, ты что, Свет! Я не певица и не автор! С чего ты вообще взяла?..» — внутри сопровождается очень странными мыслями. Выделив во всей просьбе местоимение «мне», Костягина не может выкинуть это из головы: не нам — а в комнате уже собралась приличная компания, — а мне, словно тет-а-тет. Уверениям в отсутствии собственных песен Сурганова не верит, а потому приходится сдаться. Обречённый кивок сопровождается одобрительной улыбкой и дружеским толчком в плечо. А потом случается то, что Лиза объяснить себе не может. — Так, с песней разобрались, — бодро извещает певица, ёрзая на полу, куда она с полчаса назад уселась в позе лотоса, и потягиваясь. И вдруг резво вскакивает, подавая руку Костягиной. — Лиза, не могла бы ты показать мне, где здесь туалет? Ошарашенно оперевшись на протянутую руку (скорее от неожиданности, чем от необходимости), девушка решает не напоминать, что квартира не её и вообще она тут тоже в первый раз. Они выходят в коридор, но до уборной дойти не успевают. — Смотри, какое роскошное фортепиано! — восклицает Света, кивая в комнату, где, действительно, рядом с большим столом располагается не менее величественный инструмент. — Ты играешь? — Только собачий вальс, — неловко пожимает плечами Лиза, но, повинуясь какому-то сургановскому мановению, проходит к фортепиано. Осторожно касается старых клавиш, чувствуя странный трепет, и тут же убирает руку. За спиной раздаётся щелчок закрывшейся двери, но Костягина даже не успевает повернуть голову: сзади мгновенно (и как она успела за пару секунд пройти через всю комнату?..) оказывается Сурганова, её дыхание обжигает кожу на шее, а руки вдруг ложатся на талию. — Свет… — сорванно выдыхает Лиза, судорожно соображая: надо же её оттолкнуть, да? отойти самой? — но в следующую секунду она оказывается вынуждена ухватиться за инструмент, чтобы не упасть: дыхание на шее сменяют губы. Света целует так, что у Костягиной подкашиваются ноги, и совершенно бесстыдно ведёт руками от талии вниз, по бёдрам, оглаживая их и перемещаясь к задним карманам джинс. — Не падай, — хрипло шепчет женщина, оторвавшись от розовой кожи, легко разворачивая новоиспечённую певицу от фортепиано и подталкивая к столу. Лизе хочется взвыть от цепких пальцев на своей заднице, ей хочется подчиниться, потому что Сурганова неожиданно показывает силу, которая раньше только плескалась в глубине глаз. И она подчиняется: в два шага подходит к дубовому столу, впечатываясь бёдрами в край столешницы; медленно нагибается под мягким давлением куда-то в области загривка; совершенно распластывается на холодной поверхности, чувствуя руку Светланы на пояснице. И отчаянно краснеет — от осознания позы, в которой вдруг оказалась. Беспардонно просунув ногу между Лизиными, Света прижимается к ней сзади, вырывая полувздох-полустон. Буквально ложась сверху, наклоняется к самому лицу, удивительно бережно, даже ласково убирает упавшие на глаза и щёку волосы назад, всматривается в алый румянец. — Ты же этого хотела, правда? Скажи мне, Лиза. Ты хотела? «Быть разложенной на столе в чьей-то квартире? Нет!» — мелькает тень возмущения в голове, но Костягина послушно выдыхает: — Хотела… Лиза не видит, но Света, кажется, улыбается. Или поджимает губы?.. Но на её признание не отвечает. Лишь резко выпрямляется, подаваясь назад и одним движением стягивая с девушки джинсы. Та вздрагивает, когда тонкая рука проникает между животом и столешницей, но, повинуясь ей, слегка приподнимается, помогает поднять футболку и снова оказывается прижатой к столу. Проворные пальцы расстёгивают лифчик (надетый впервые за пару лет, между прочим), а к месту, где только что была застёжка, припадают губы. Как бы крепко Сурганова ни вжимала её в столешницу, Лиза не может не извиваться под её тонкими губами и влажным языком, не может не стонать, отбрасывая все мысли, кроме одной: боже, как она этого хотела. По-настоящему хотела, стыдясь своих желаний, но вечерами в пустой спальне проникая пальцами в трусы; задорно шутя на вечеринках, но не в состоянии выдержать пристальный взгляд дольше пары секунд. Костягина даже на несколько этих жарких минут, когда вся она — под Сургановой, в и на её руках, забывает о Леушиной и о друзьях в соседней комнате. Когда Светлана входит в неё, из головы вышибает остатки мыслей, а Лизе приходится зажать руками рот, чтобы не закричать от растекающегося по всему телу блаженства. Она глубоко выгибается, так, кажется, как не выгибалась ещё никогда, подставляется под жадные поцелуи, чуть не сворачивает шею, надясь урвать хоть один, — и вырывает, будучи на пике, не видя перед собой ничего, кроме неясных вспышек, которые оказываются искристыми серыми глазами. Пара минут требуется на то, чтобы прийти в себя. У Костягиной даже поначалу нет сил оторвать голову от столешницы, и Светины руки, спокойно лежащие на её бёдрах, сил никак не прибавляют. Видимо, почувствовав наконец шевеление, Светлана коротко усмехается и легонько, едва ощутимо шлёпает Лизу по голой ягодице. Та так же незаметно дёргается, скорее для приличия, чем от хоть сколько-нибудь неприятных (или вообще чувствительных) ощущений, и отрывается от стола. Футболка спадает на живот, а вот незастёгнутый лифчик и стянутые до колен джинсы так и остаются висеть. Представив, как она должна выглядеть в глазах новой подруги, Лиза заливается краской. Стыдливо прикрываясь, она натягивает джинсы вместе с трусами, не с первого раза, но застёгивает лифчик и только после этого решается повернуться к Свете. С удивлением обнаруживает на её лице улыбку. С ещё большим удивлением отмечает, что глаза не улыбаются. — Кажется, мы не дошли до туалета, — совершенно некстати произносит Лиза. Хочется провалиться сквозь землю, но стоящая в двух шагах Сурганова словно отмирает. С её лица слетает оттенок тоски, а с губ срывается смешок. — Действительно, не дошли. Но мне кажется, что мне туда пока не надо. А тебе? — как ни в чем не бывало интересуется она. — И мне нет, — на полном автоматизме отвечает девушка. — Значит, нужно возвращаться к остальным, — заключает певица и идёт к выходу из комнаты, но у самой двери оборачивается: — Ты идёшь? Сурганова придерживает перед Костягиной дверь и, когда она проходит мимо, ненавязчиво проводит рукой по её спине. Лиза вздрагивает, но не оборачивается. За столом в гостиной Свету ждёт уже вернувшаяся Наталья.