Плеть, перец и пряность

             2016 год, август, четвёртое число, четверг       — Макото. Макото. Макото! — донеслось до её ушей сквозь сон.       Макото поморщилась и медленно распахнула глаза. Тело ломило, а голова была слишком тяжёлой для утра. Когда её зрение сфокусировалось, она смогла различить яркий полуденный свет, бивший в окно, а также Сае, стоявшую посередине комнаты. Со сложенными на груди руками она изучающе смотрела на Макото.       — Сестра? — слабо произнесла девушка. — Что ты здесь…       — Я заволновалась, Макото. Уже полдень, а ты всё не выходишь из комнаты.       — Полдень?..       Воспоминания о вчера давались ей тяжело — в конце концов, там было слишком много Джунко. Кажется, где-то далеко заполночь она так измучилась, изливая дневнику свои мысли, что когда добралась до постели, сразу отрубилась. Видимо, события и переживания прошлого дня так наложились на неё…       Но додумать эту мысль ей не дали.       — С тобой всё хорошо, Макото? — Сае, хмурясь, подошла к футону.       Судя по всему, сестра намеревалась куда-то выходить — иначе бы она не стояла перед ней в синих джинсах и лёгкой чёрной водолазке. Это даже слегка необычно — видеть вечно строгую Сае в чём-то настолько простом и казуальном. Её платиновые волосы пусть и приглажены, блестели чистотой и лоском, но всё равно то тут, то там торчала одна или другая прядь. Всё вместе это создавало уютную домашнюю Сае.       — М-м… — протянула Макото, моргнув.       Ей отчаянно не хотелось вылезать из-под одеяла, и она не могла определиться, было ли это потому, что она до сих пор как следует не проснулась, или потому, что плохо себя чувствует — с утра все ощущения имеют свойство смешиваться в один большой клубок.       — Я себя не очень чувствую, — наконец сказала Макото.       Сае моргнула. Аккуратно присела к футону. Прищурилась.       — У тебя нездоровый вид. Дай проверю.       Она поднесла руку ко лбу Макото. Нахмурилась ещё больше, коснулась губами, отстранилась.       — Да у тебя температура, Макото.       — Темпе… ратура?       Макото замерла. Сае поднялась на ноги и выпрямилась.       — Подожди, я принесу градусник.       Макото слабо запротестовала, подняв руку.       — Не надо, сестра, со мной всё…       — Никаких «но», Макото, — строго отрезала Сае, сложив руки на груди. — Мне напомнить, чем в прошлый раз закончилось твоё «со мной всё в порядке»?       Макото тяжело вздохнула. Сае опять.       — Мне тогда было двенадцать лет, Сае. У меня просто небольшая слабость, не надо…       — Ничего не знаю, Макото, я лучше проверю лишний раз, — с этими словами Сае вышла наружу.       Макото тяжело вздохнула. В этот момент в её носу зачесалось, и, не сдержавшись, она звонко чихнула. Потёрла нос, после чего уселась на попу. Поразительно, но иногда Сае слишком усердствовала со своим режимом гиперопекающей старшей сестры. Особенно это касалось здоровья Макото — она всегда легко простывала, даже летом.       Сае вскоре вернулась в комнату, сжимая в руке коробочку с электронным градусником. Протянула её Макото.       — Померь.       Она нехотя взяла её, разделила на две половинки и вставила градусник подмышку. Сае хмыкнула, подошла к столу взялась за стул.       — Ты до сих пор ведёшь свой дневник? — кивнула она на стол.       Макото чуть не подскочила.       — Не смотри! Это, это…       Сае фыркнула.       — Расслабься, я не буду его читать. У каждого есть право на его тайну, Макото.       Она подтащила стул к футону, а затем уселась на него сама. Макото снова чихнула.       — И где ты так умудрилась простыть… — Сае покачала головой. Сложила руки на груди, задумчиво уставившись в сторону.       Макото так и хотелось сказать что-то обидное — забота Сае, не пойми почему, именно сейчас её бесила.       — И ты так и не сказала, где ты вчера была, — наконец произнесла сестра. Она изучающе покосилась на Макото. — Ты ничего не хочешь мне рассказать?       Губы Макото дрогнули.       — Эношима, — хрипло произнесла она.       Взгляд Сае потяжелел. На её лице застыла целая гамма чувств: презрение, неприязнь, отвращение, раздражение, даже страх, наверное — Макото не могла сказать, какая из эмоций была доминирующей, но в этом молчании Сае читалось всё это, и даже больше.       — Макото, — прозвучал упрёк.       Градусник запищал. Макото вытащила его и перевернула цифрами вверх.       — Тридцать семь и пять, кажется.       — Я так и знала, — вздохнула Сае, расслабившись. Или, во всяком случае, в ней снова включился режим старшей сестры.       Она поднялась со стула.       — Я принесу завтрак и лекарства. Отдыхай, Макото.       Макото мрачно убрала градусник в коробочку и протянула Сае.       — Да, сестра.       Как только Сае ушла, Макото нашла в себе силы кое-как, пошатываясь, подняться. Неровным шагом она подошла к столу, на котором забыла закрытый дневник, с вложенной в него ручкой. Раскрыла его, и, невольно, задержала взгляд на последней строке.       Ты думаешь, если бы я хотела тебя просто трахнуть, я бы тебя просто не трахнула? — сказала Джунко мне однажды.       Макото быстро захлопнула дневник обратно и юркнула, насколько это было возможно в её состоянии, обратно под одеяло. Телефон звонко пискнул. Макото нащупала его, подтянула к себе — там был целый ворох сообщений из чата воров, включаю пару личных. В частности от Анн и Мишимы. Ну и от Джунко, куда же от неё денешься. И всем им была нужна она… Макото Нииджима. Губы Макото тронула улыбка — они действительно её друзья.       Начать разбор корреспонденции она решила с общего чата — по-настоящему важные вещи в нём редко происходили, в основном, как и положено любому нормальному общему чатику, он заполнялся информационным мусором. Обсуждали состояние Футабы, которое вызывало определённое беспокойство.       И слова шефа «с ней такое случается» не делали ситуацию лучше. Это явно ненормально, и будь она на его месте… о, Рюджи с Юске переключились на то, куда пойти на этой неделе, подключили Рена и Анн. Пару раз повспоминали про неё, но она молчала (спала). Словом, ничего полезного — как и ожидалось. Макото быстро натыкала, что она сегодня сидит дома, приболела, ничего особенного, нет, навещать не надо. А то с них могло бы статься.       Анн спрашивала про то, как прошли посиделки с Эношимой, и Макото готова поклясться, что в этом было что-то ревнивое. Она отписалась, что расскажет только при личной встрече и заверила, что всё хорошо.       Мишима писал о запросах с фансайта и просил ими заняться — Макото молча перекинула их Рену — не всё же ей за всех страдать. Пусть и «лидер» фантомных воров тоже немного поработает.       Джунко ограничилась коротким:       Как себя чувствуешь?       Где-то на середине того, как Макото отвечала на сообщения, в комнату вошла Сае с подносом. На нём виднелась пиала с чем-то дымящимся, несколько мелких мисок и кружка с чаем. Отдельно была сложена пара упаковок с лекарствами. Вскоре всё это оказалось возле Макото, перед которой поставили низенький столик в японском стиле.       Мисо-суп, немного риса, овощей и чуть-чуть ломтиков красной рыбы. Макото нехотя отложила телефон и взяла в руку палочки.       — Спасибо, сестра.       Сае отмахнулась и присела напротив.       — Не стоит, Макото. Ты лучше скажи — как ты себя чувствуешь? Может запишешься к врачу?       Макото покачала головой.       — Я просто немного простыла, сестра, — Её голос звучал слабо, но с укором и раздражением. — Отлежусь и всё будет хорошо.       Сае сложила руки на груди.       — Ты уверена?       Макото вздохнула, держа в руке ложку с супом.       — Сестра, пожалуйста.       Сае поджала губы.       — У тебя всё-таки температура, Макото.       Между ними повисло мрачное молчание — Макото была уверена в своей правоте и том, что не стоит делать из мухи слона. Но также она знала, что абсолютно такие же чувства, пусть и иначе, сейчас испытывала Сае. Забавно, как они порой похожи — две одинаковые упрямицы.       Наконец Сае вздохнула и устало произнесла:       — В какой момент всё пошло не так?.. — кажется, она размышляла вслух. Заметив взгляд Макото, она грустно улыбнулась. — Не обращай внимания. Это я так… — опустила взгляд.       Макото взяла палочками кусочек огурца.       — Ты всегда была слишком в своей работе, сестра.       — М-м? — Сае моргнула. — А?       — Я понимаю, что это очень важно — семья, статус, деньги, повышение.       На слове «повышение» Сае поморщилась, как от острой зубной боли.       — Да и девяносто девять процентов — не сто, верно?       Сае накрыла глаза ладонью.       — Макото, не надо надо мной издеваться. Пресса это сделала за тебя.       — Просто я к тому, сестра, — Макото проглотила суп. — Что есть вещи куда важнее чем успех. Например, понимание.       — Понимание, да? — Сае хмыкнула. — Пожалуй. Но тогда скажи мне, Макото, — она прищурилась. — Что я упустила в своём понимании тебя? То, что ты, — она сжала руку. — Подружилась с Эношимой?       — Например это, — Макото отвела взгляд в сторону — почему-то ей резко стало стыдно смотреть сестре прямо в глаза.       — Я это не пойму Макото, и правда. Я уже тебе говорила, и не раз, — Сае прикрыла глаза. — Она преступница, и её место за решёткой. И то, как она умудряется водить всех за нос, — она морщится. — Мне было бы на неё всё равно, честно, Макото.       — Всё равно? — Макото склонила голову набок.       Сае пожала плечами.       — Невозможно переловить всех преступников на свете, Макото. Ты можешь бороться с преступностью, создавать условия, чтобы обычные люди не ступали на кривую дорожку. Но ты никогда не сможешь полностью искоренить всех преступников.       — Я знаю, сестра, — Макото кивнула. — Но какое это?..       — Мне всё равно на Эношиму как на человека. Как на преступника, — Сае снова поморщилась. — Было всё равно. Но потом ты начала с ней общаться. С ней, Макото, из всех людей.       Макото хотела бы сказать, что Сае несправедлива по отношению к Джунко, что у неё есть и хорошие стороны. Но сейчас… она не могла не признать, что опасения Сае имеют под собой основания.       — И из абстрактного преступника, которого надо судить по закону, да и… — Сае вздохнула. — Я не уверена, что есть что-то, что может исправить человека вроде неё. Только если эти, — она фыркнула, — фантомные воры.       Макото ощутила холод в лопатках. Кусочки риса встали комом в горле, она с трудом нашла в себе силы их проглотить.       — Мне кажется, они сейчас больше заняты Меджед, — ответила Макото.       Сае пожала плечами.       — В любом случае, меня это пока не касается, я в отпуске. Да и киберпреступления — не моя специальность.       Макото отложила палочки на поднос. Собрала решительность в кулак и выдохнула.       — Я не думаю, Сае, что Джунко такая плохая, как ты о ней говоришь.       Сае приподняла бровь.       — И почему же?       — Она член студсовета и много старается ради школы. Она… — Макото закусила губу. — Она много делает для того, чтобы очистить доброе Шуджина от скандала с Камошидой. Она много помогала мне. Она…       Сае качает головой.       — Макото, возможно тебя это удивит, но преступники — такие же люди как ты или я. Даже более того — в обычной жизни в них редко заподозришь преступника. Даже серийные маньяки, — Сае убирает с лица прядь волос. — Они могут точно также сидеть, веселиться и смеяться рядом с тобой, показывать сочувствие, ходить на работу, хотя несколько часов назад их руки были по локоть в крови.       Макото поморщилась.       — Сестра, я это всё знаю, но послушай…       Сае хотела что-то сказать, и Макото, заметив это, смолкла. Однако никто из них не решился — по итогу они обе молчали. Сае подставила кулак под подбородок.       — Хорошо, говори, Макото.       — Да нет, давай ты.       Сае покачала головой.       — Ты же подняла вопрос о том, что между нами слишком мало понимания. И я думаю, — её губ коснулась улыбка. — Что я слишком много говорю и слишком мало слушаю, точно бы мой дом, это точно такой же зал суда.       Макото готова была поклясться, что Сае сейчас тонко издевается, хотя, казалось бы, она говорила совершенно искренне.       — Эношима… она действительно виновата, во многом виновата.       Сае прищурилась.       — То есть ты видела, как она занималась чем-то незаконным?       Макото подняла руки, чувствуя головокружение — теперь даже она начала отчётливо ощущать, что с её здоровьем что-то не так, и это не только из-за утра.       — Если ты её посадишь за решётку, это не сделает её лучшим человеком! — кажется, она вложила больше эмоций, чем хотела.       — Законы созданы не для того, Макото, чтобы делать нас лучшими людьми. Законы, прежде всего, должны защищать здоровую часть общества от больной.       — Но, сестра!       Сае улыбнулась — и это разозлило Макото. Потому вид Сае так и дышал снисхождением. Макото не считала, в отличие от того же Рюджи, что фантомные воры должны бороться с «плохими взрослыми» (хотя взрослые, она признавала, делали много плохих вещей), но что её бесило в них — это вот это отношение формата «ты ничего не знаешь, потому что ты ещё молод». Это, кстати, часто бесило и в Джунко — её хлебом не корми, но дай показать, что между ней и окружающими есть пропасть разницы, которая и позволяет ей смотреть на всех сверху-вниз.       — Я всё это знаю! — раздраженно выкрикнула Макото, которой хотелось вскочить на ноги, настолько сильно в ней говорили эмоции. — Но разве это справедливость?       Сае покачала головой.       — Справедливость, хм, — она облизнула губы. Затем посмотрела Макото в глаза. — А ты сама-то осознаёшь, что такое справедливость?       — Я?       — Да, ты, — Сае кивнула. — Знаешь ли ты, что такое справедливость?       Макото набрала полную грудь воздуха и попыталась успокоиться. В процессе закашлялась. Она уселась поудобнее и поправила одеяло на себе. Мысли текли тяжело, точно в вязкой пасте. Однако, пересилив слабость, она смогла сконцентрироваться.       — Справедливость — это понятие, определяющее то, как должен функционировать мир.       Сае внимательно слушала и не перебивала пока что. Макото продолжила:       — Справедливость — это принцип, сестра. Принцип, согласно которому каждый получает ровно то, что он заслужил.       — Неплохо, Макото. Ты сказала одну интересную фразу — «должен». Ты действительно считаешь, что справедливость — главный закон в этом мире?       Макото кивнула. Накинула одеяло на плечи, откуда оно сползло.       — Да, сестра. Я верю в справедливость.       Сае посмотрела в сторону тарелок. Там ещё оставалось риса и овощей, пиала же с супом опустела.       — Ты больше не будешь?       — Нет. А что? — пробормотала Макото.       — Да так, спрашиваю, — Сае поднялась со стула. Снова посмотрела на Макото. — Видишь ли, Макото, ты не одна в этом мире думаешь и хочешь, чтобы он стал справедливым. Я бы сказала даже больше — справедливость — мечта человечества.       Макото подобралась, внимательно слушая.       — Но проблема в том, что никто на самом деле не знает, что это такое, и какая справедливость — справедливая. У каждого своя «справедливость», Макото.       — Но ведь есть же какие-то общие принципы, сестра! Что-то, что справедливо вне зависимости от человека!       Сае пожала плечами.       — Возможно. Но у меня есть более простая теория, что такое справедливость, Макото. Тебе интересно?       Макото кивнула.       — Хорошо. Видишь ли, справедливость, — Сае помассировала шею. — Это нечто психологическое. Особенность человеческого сознания.       — Психологическое?       — Человек — социальное существо. Справедливость — это что-то навроде инстинкта, который сигнализирует нам о том, что нарушены правила поведения в группе. Видишь ли, — Сае сложила руки на груди. — Когда древний человек выживал среди множества опасностей, в первую очередь гибли те, кто отбивался от группы. Те, кто следовал правилам группы — выживали. Всё это создало в нашей психике глубокий пласт того, что если человек делает что-то намеренно асоциальное — за этим последует какая-то расплата. Точно также, как, например, если тигр сожрёт того, кто отбился от группы.       Макото приоткрыла рот.       — Инстинкт? Но, сестра, подожди! Как… какой ещё инстинкт?       Сае хмыкнула.       — Очень простой, Макото. Как инстинкт размножения, голод или какой-то иной — это просто основа нашей психики. То, что мы унаследовали от животных. Но то, что нас делает именно людьми, — Сае прикрыла глаза. — Это то, как мы превратили этот инстинкт в нечто большее, выстроив вокруг него сложную иерархию. Справедливо ли, Макото, что у нас с тобой есть собственная квартира, некоторая финансовая независимость и статус?       — Справедливо ли? — Макото уставилась в одну точку. — Какое это имеет отношение?..       — Потому что у кого-то этого нет, Макото. И смотря на нас и нашу жизнь он будет думать, что мы живём несправедливо — потому что у нас есть то, чего, может быть, у него не будет никогда.       — Я тебя не понимаю, сестра.       — Я к тому, Макото, что не стоит гнаться и ставить во главу угла нечто столь зыбкое и непостоянное, как справедливость, — Сае грустно улыбнулась. — Потому что у каждого она своя. Социальный статус, воспитание, финансовое положение, национальные и культурные особенности — из всего этого и складывается то, что ты называешь справедливостью. Двести лет назад отрубить человеку голову не считалось хоть каплю постыдным и бесчеловечным. А сейчас, — Сае хмыкнула. — Попробуй дать хоть пощёчину — и на тебя спокойно подадут в суд. Я утрирую, разумеется.       У Макото начала идти голова кругом — точно также, как у неё происходило, когда она общалась с Джунко.       — Поэтому возвращаясь к вопросу — закон абсолютен, Макото. Он один на всех, и пусть даже его и пишут люди — он даёт чёткие ответы на многие вопросы.       Макото задрала голову и упрямо посмотрела в глаза Сае.       — И именно поэтому он позволяет тем, у кого есть власть, уходить от ответственности? Навроде того же Камошиды?       Сае пожала плечами.       — С этим ничего не поделаешь, Макото. Человек слаб. Его можно напугать, обмануть, в конце концов даже убить. И законы пишут, контролируют и исполняют тоже люди, Макото. Разумеется, в этой системе никогда не будет абсолютного порядка. Но законы — одни на всех. А справедливость — сколько людей, столько и справедливостей. Я верю, Макото, — Сае положила руку на сердце. — Что даже в преступнице навроде этой Эношимы есть что-то человечное. И что даже после всего того, что она совершила — она может исправиться. Но если оценивать её объективно и без лишних эмоций — она угроза обществу и его благосостоянию. И закон однозначно говорит, что от неё стоит избавиться — хотя бы посадить в тюрьму, где она не сможет навредить никому, кроме себя и других таких же преступников.       — Я не согласна, сестра.       Сае покачала головой.       — В тебе говорят эмоции, Макото, а не разум.       — Но что в этом плохого?!       Сае положила руку на подбородок. Вдумчиво произнесла:       — Ты знаешь, что такое стокгольмский синдром?       — Это когда жертва влюбляется в похителя?       Сае кивнула.       — Да, именно. Мне доводилось пару раз видеть это на работе. Когда человек привязывается к тому, кто, казалось бы, совершил невероятной силы насилие над ним. И это не обязательно физическое насилие — психологическое тоже работает.       Макото помрачнела — она догадывалась, на что намекает Сае. И ей это не нравилось. Но что ещё больше злило — она не могла сказать, действительно ли она защищает Джунко, потому что та того заслуживает, или же в ней говорит привязанность к ней? Макото до боли закусила губу.       — И это должно быть необязательно похищение, Макото. Человеческая психика настолько пластична, что учится приспосабливаться к любым обстоятельствам. Жёны прощают мужей, которые их бьют и не уважают, жертвы насильников просят пощадить своих обидчиков. Эмоции, Макото…       Сае поморщилась.       — Ты не представляешь, какой мусор представляют человеческие эмоции. И Эношима достаточно умна, чтобы понимать, как заставить публику или отдельных людей испытывать к ней сочувствие. Это несложно, правда.       Сае хмыкнула.       — Девочка-сирота, вынужденная сама выживать в этом мире, цепляясь за жизнь зубами и ногтями. Звучит как сюжет для сопливой манги, не находишь?       Макото сглотнула. У неё не было ответа — потому что его на самом деле не было. Словно бы ей поставили шах и мат, ей, её сердцу и убеждениям. Она хочет верить Джунко. И она знает, что это то, чего хочет сама Джунко от неё. И это… невыносимо.       — А я скажу тебе, Макото, кого вижу я. Расчётливую взрослую преступницу, которая знает, как уйти от ответственности, как использовать закон в свою пользу, как манипулировать людьми и получать от них то, что ей надо. И которая без лишней жалости избавится от них, как только они ей станут бесполезны. И которая без лишних сантиментов убьёт того, кто перейдёт ей дорогу.       Сае наклонилась и взяла в руки поднос. Макото наконец нашла в себе силы произнести:       — Но это ведь твоё мнение, Сае.       Сае вздохнула.       — Я узнала о ней достаточно, чтобы иметь представление, почему она заслуживает наказания. И мне страшно, Макото, мне на самом деле страшно, — Сае сжала руки на подносе. — Что человек навроде неё каждый день ходит с тобой в одну школу. И это моя ошибка, что она до сих пор на свободе. Моя, моя. — голос Сае звучал горько.       — Но если ты ошиблась, Сае, и она неплохой человек на самом деле?       Сае прикрыла глаза.       — Закон говорит, что она преступница и что она опасна. Мои инстинкты, Макото, моё чувство справедливости, о котором ты спрашивала, говорит мне, что она преступница. Здравый смысл, её поведение, — Сае вздохнула. — Это всего лишь моё мнение, но миру бы жилось проще без Эношимы.       — И тебе, разумеется.       Сае кивнула.       — Да, Макото, как бы это смешно не звучало. Мне бы спалось спокойнее, если бы я была уверена, что ты не живёшь на вулкане, который может в любой момент взорваться.       Макото сжала руки.       — Но что если она стала такой именно потому, что все вокруг неё думали точно также? Что если она стала такой потому, что все считали, что она чудовище?       Сае покачала головой.       — Прошлое не оправдывает наши поступки в настоящем, Макото. Даже если ты и права, сейчас она — бешеный зверь, которого проще усыпить, чем пытаться вылечить.       У Макото в горле встал ком.       — Но ведь она человек, Сае! Как ты или я, или кто-то ещё! И она, — она почувствовала, как у неё заслезились глаза. — может быть она хочет исправиться, но не может!       Сае пожала плечами.       — Может быть, Макото, может быть. А может быть — ты просто защищаешь её, потому что она заставила тебя поверить в это.       Макото опустила взгляд.       — Я видела слишком много лжи, Макото, чтобы верить хоть чему-то, что говорят преступники навроде неё, Макото. Поверь, оправдываться они умеют. Я верю фактам. И факты… — Сае вздохнула. — Ладно, давай на этом прервёмся. Ты приняла лекарство?       — Да, сестра, — кивнула Макото.       — Хорошо. Отдохни тогда.       — Да.       Она улеглась на футон, ощущая дрожь — знобило. Сае направилась на выход.       — Если что понадобится — можешь написать смску.       — Да, сестра.       — Я ближе к вечеру пойду по делам. Не возражаешь?       Макото поморщилась, лёжа в постели с закрытыми глазами.       — Сае, не надо меня опекать как маленькую.       — Хорошо, Макото, не буду.       Макото сама и не заметила, как провалилась в сон — хотя, казалось бы, клубок мыслей и общая слабость не должны были способствовать. Да ещё и внутренний диалог — она продолжила спорить с Сае в своей голове, не желая признавать поражение. И по итогу, когда она открыла глаза снова… она не помнила, во сколько она уснула, однако это точно было не в три часа дня.       На телефоне добавилось корреспонденции — звонок от Анн, звонок от Рена, новое сообщение от Джунко, ещё ворох чего-то сверху. Макото, поморщившись, смахнула со лба пот — кажется, она пропотела — следовательно, температура спала. Можно было бы ответить всем, но ей было немного лень — сказывалась сонливость и общая слабость. В конце концов, полчаса ведь не сыграют особой разницы, верно?       Макото лениво нащупала свой дневник, после чего раскрыла его на последней странице и снова внимательно вгляделась в последнюю фразу.       Ты думаешь, если бы я хотела тебя просто трахнуть, я бы тебя просто не трахнула? — сказала Джунко мне однажды. И после того дня я много раз задавалась этим вопросом, мой дневник — что она чувствует ко мне? Похоть? Азарт, играясь со мной? Уважение? Какая из множества страстей, что бушует в ней, является главной?       Макото вздохнула. Затем пролистала страницы назад, открыв другую страницу — они писала их как раз незадолго до того, как её окончательно разморило.       Я уже говорила это, но Джунко всегда находила, чем удивить меня, мой дорогой дневник. Иногда мне кажется, что она просто поставила себе такую цель в жизни — держать окружающих в состоянии перманентного шока. Не все эти сюрпризы были приятными. Не все из них мне нравились. Но иногда они полностью переворачивали мои представления о ней, как о человеке. И одним из них было то воскресение в Шибуе, когда Джунко потребовала от меня свидание…