Из всех твоих слов и действий

— Следуй плану. И — смех. И — тишина. Эта последовательность снова и снова крутилась в твоём сознании, как зацикленная песня. Каким бы сладким не был голос Джунко, она оставалась холодной в своей детской жестокости, вечно напоминая, что ты обязана слушаться и повиноваться. Но солдаты никогда не спорят, не повышают голос и, безусловно, никогда не идут наперекор приказу свыше. Ты — солдат. Она — командир. И потому ты следовала её голосу, выполняла каждое указание, пока ты не сошла с ума, а твоя уверенность не поколебалась. Тебя зовут Икусаба Мукуро, но сейчас ты Эношима Джунко. Та, кому нельзя доверять. Та, кто предала Пик Надежды. Ночью в школе было непривычно тихо — совсем не похоже на то, как шумно и людно было днём. Воздух был холодным и свежим. Когда ты приблизилась к Рёко, все детали огромного механизма начали вставать на свои места и приходить в движение. Ты ощутила её страх и изогнула губы в широкой улыбке Ты вонзила ногти в её язык (недостаточно сильно, чтобы оставить шрам, но достаточно, чтобы пустить кровь), словно играясь с ней, как охотничья псина в припадке безумства с добычей. «Как тебя зовут?». «Разве я не приказала тебе ответить?». Ты лишь наблюдала, как она падала, выплёвывая один алый комок за другим, и дрожала, как загнанный в угол кролик. Всё шло правильно, ведь ты лучше всех знала её. В глубине души ты хотела остановится, но приказы — страшные крики, бьющие в мозгу набатом — заставляли тебя продолжать. Ты говорила, как сестра, ты смеялась, как сестра. И всё прошло идеально. Ты отлично исполнила план. Джунко была невероятной, когда изучала то, что ты принесла ей. Джунко была невероятной, когда убивала (о, с какой страстью она убивала свою любовь и с какой болью, с каким смехом, плачем и отчаянием пинала его труп…). Джунко была невероятной, когда, научившись стирать воспоминания, велела тебе вернуться в класс с тенью улыбки на лице. В тот день ты проделала отличную работу. Но не сегодня.

***

Эношима Джунко не годится для реалити-шоу на выживание. Её отправили бы домой прямо в первом эпизоде на потеху зрителям всех возрастов. Эношиму Джунко убьют не раз и не два из-за скверного характера, мерзких выходок, которым позавидовала бы Круэлла Де Виль, и соблазнительной внешности. Если что-то пойдёт не так, весь план рухнет. Её план. Видеть это было бы невыносимо, а потому ты сделала всё, что должен был сделать солдат, что должна была сделать ты. А именно — пытаться сохранить всё. Ты вооружилась широкой зубастой улыбкой и громким голосом, чтобы смешаться с ними и завоевать их доверие, будучи Абсолютной Модницей. Ты стала одной из пятнадцати, будто Икусабы Мукуро и той самой Эношимы Джунко не существовало вовсе. Их разумы не справлялись с тем, что их заперли, но ты дождалась первого убийства. Бессонные ночи постоянного напряжения, когда ты могла лишь держать складной нож покрепче, почти утомили тебя. (Почти). (Ведь когда солдат выделяется, то, без сомнения, уничтожается. Солдаты обязаны сливаться с толпой, становясь с ней единым целым). Твоя роль полюбилась тебе больше, чем нужно. Ты рассказывала Наэги о своём прошлом, о своих чувствах, словно обыкновенная девочка-подросток. Чем больше ты говорила, тем легче было на душе, и потому ты говорила и говорила, погружаясь в собственные чувства. Наеги Макото слушал и понимал всё. Эношима Джунко слушала и не понимала ничего.

***

Спортзал затих, когда Монокума объявил правила игры. У Леона было такое лицо, будто он вот-вот умрёт. (Он — убийца, но в его душе этого нет, и потому он сломался). Ты подавила мысли и пошла вперёд, тыкая пальцем в игрушку. Ты знала, сестра смотрит, и лишь потому решилась устроить шоу. Ради неё. Ты закричала, чувствуя, как по венам струится гнев. Это — не твои слова, но слова сценария (как и всегда). Ты подошла поближе, чувствуя себя не охотничьей собакой, жаждущей похвалы после успешной добычи, но, скорее, сердитой чихуахуа, которая пытается тявкать на слона. О, если бы только Джунко знала, с каким трудом тебе удалось проглотить гордость!.. Ты улыбаешься этой мысли, когда с силой давишь игрушку. Ты чувствуешь, как ломаешь её механизмы. В одно мгновение рот медведя изгибается в улыбке, а в глазах загорается озорной блеск. Затем он хмурится и кричит громко-громко… но кости и плоть разрываются громче. Гораздо, гораздо громче. Твой взгляд падает прямо на копья, что вырвались из твоего тела. Теперь лишь они держат тебя на ногах, словно тряпичную куклу. — …что?.. Мерзкая улыбка Монокумы тянется ещё больше. Тик-так, тик-так, время вышло, маленький кролик. Не получилось у тебя укрыться в норе, да, старшая сестрёнка? — Что?.. Джунко. Это была её идея. И она — твоя сестра — предала тебя без задней мысли. Это ведь она управляла медведем. Другой причины нет. — Разве… не… странно?.. Ты так сильно пыталась найти другую причину, что мыслей становилось всё меньше и меньше. Это потому, что твоё видение сценария не соответствовало её? Или ей просто… захотелось?.. — Почему… я?.. Теперь даже дыхание даётся тебе с трудом. Ты слышишь приглушённые крики своих друзей, когда падаешь. Твоей сюжетной линии пришёл конец. Ты не закрываешь глаза — знаешь, что бесполезно. Солдат умирает в неизвестности. В конце концов, его тело оказывается в морге, потом — в братской могиле, а сам он становится лишь напечатанным номером в газете, чей читатель даже не прольёт слезы по нему. Такова судьба солдата. Ты умерла, защищая. И ты умерла забытой.

***

Улыбка на лице Монокумы не изменилась, даже когда он взорвался, а студенты содрогнулись от ужаса. Но, может быть, где-то там, за экраном монитора, всё же была пролита слеза. Как же отчаянно, сказала бы она. А потом засмеялась бы, словно её мир рухнул, но в то же время залился светом.