***
Вернувшись домой уже под вечер, Лань Чжань снял на пороге кеды, поставив их на полочку для обуви и повесил рюкзак на крючок. Осторожной поступью зашёл в гостиную, аккуратно прикрыв за собой дверь, а после испуганно дёрнулся, воровато обернувшись. Сидевший с ноутбуком на диване Лань Хуань довольно улыбался, наверняка давно услышав тихие шаги и, не отрывая взгляда от экрана, спросил: — Как прогулялся, А-Чжань? Лань Чжань резко выдохнул, прижимная пустой стаканчик из-под кофе к груди. Сказал удивлённо-радостным голосом неоднозначное: «Кролики», а после ушёл к себе в комнату, оставляя озадаченного брата одного в гостиной. Имя улыбчивого бариста он так и не узнал: бейджика на одежде у него не было. А кофе, несмотря на обилие сахара и топпинга, был вкусным.***
В следующий раз Лань Чжань пришёл в кофейню вместе с братом: его бессовестно заболтали, и бедный А-Чжань осилил лишь пять минут непрекращающихся уговоров, но, когда старший перешёл на умоляющий тон обиженного ребёнка, — постыдно сдался и, скрепя сердце, покорно согласился. Они дошли по той самой карте, которую впихнул изумлённому Лань Чжаню прямо в руки вместе с заказом безымянный бариста. Саму карту он брату не показывал: скачущий из стороны в сторону почерк, красный кружочек и стрелочки он выучил наизусть, с первого раза. Кажется, он не запоминал учебный материал так же быстро, как запомнил ворох неразборчивых иероглифов — они сразу же отпечатались в его памяти яркой картинкой. Тогда, вечером, юноша быстро поднялся в свою комнату — неприлично быстро для правил дома: дядя бы поругал, но того дома не наблюдалось, и можно было облегчённо выдохнуть. Первым делом, ещё даже не переодевшись в домашнюю одежду, Лань Чжань тщательно вымыл стаканчик в ванной, следя за тем, чтобы водой не размыло маркерный рисунок. Он подозревал, что маркер был перманентным, но всё равно решил не поступать опрометчиво и после не сожалеть из-за своей невнимательности. Лань Чжань сразу решил поставить свой трофей на полочку с домашними растениями — на самое видное место, куда красиво падал свет люминесцентной лампы. Он надеялся, что строгий и педантичный Лань Цижэнь, который непременно велел бы племяннику избавиться от «ненужного мусора, загрязняющего дом», не стал бы без спросу вваливаться к нему в комнату, устраивать подробный осмотр вещей и читать нотации о неподобающем для него поведении. Кофейный стаканчик с милым рисунком кроликов уж точно не являлся мусором, а Лань Чжань не был таким уж блюстителем порядка: домашних питомцев всё же завёл, несмотря на дядину аллергию в виде непрекращающегося чихания и насморка. Распустив стянутые в низкий хвост волосы и перевязав их по-новому, он сменил рубашку на белую хлопковую футболку, а брюки — на домашние штаны кремового цвета. Надел пушистые тапочки, и, шурша ими по паркету, пошёл кормить любимых кроликов. Лань Чжань долго и задумчиво смотрел, как два пушистых комочка — Бэй-Бэй и Лианг-Лианг — аппетитно хрустят капустным листом, каждый пытаясь перетянуть большую часть лакомства себе. В царящей идиллии, прерываемой лишь звуками хрустящей капусты, он не заметил, как в дверь постучали. А когда заметил — от удивления дёрнулся так, что бедные зверушки пискнули и убежали в свой деревянный домик. Лань Чжань поднял укоризненный взгляд и нахмурил брови. В дверном проёме, подперев плечом косяк и скрестив руки на груди, стоял подозрительно улыбающийся Лань Хуань, и Лань Чжань точно знал, что означает эта улыбка. Старший точно так же улыбался, когда он, ещё будучи глупым подростком, увидел в гипермаркете зоомагазин, а после — когда долго не мог отлипнуть от стекла рядом с вольером маленьких зверушек и не реагировал на любые оклики. А когда всё же отлип, увидел, как довольный собою брат стоял на кассе, оплачивая приобретение двух шумных грызунов. — Не смотри так на меня, я несколько раз постучал, а ты даже не услышал, — пожурил его Лань Хуань, насмешливо прищурив глаза. — Случилось что-то хорошее? — Брат! Ну конечно! Конечно Лань Хуань заметил. Не мог не заметить. Кроме него, настроение Лань Чжаня понимал лишь дядя, да и то не так удивительно точно, как любящий старший братец, следящий за своим младшеньким ещё с пелёнок. Наверняка он также заметил и приподнятое настроение, и воодушевлённый вид, и даже безобидно стоящий на полочке пластиковый стаканчик из-под кофе. Потрясающее внимание к мелочам иногда пугало до чёртиков. Лань Чжань тяжело вздохнул. Выслушал молящий поток слов и рассказал об удивительной (по его же словам) кофейне почти всё, особо не вдаваясь в подробности. Он не говорил о красивых глазах и очаровательной улыбке безымянного работника заведения. Это нельзя было считать за враньё, определённо нельзя: просто небольшая недоговорённость. Сейчас Лань Хуань таким же удивлённым взглядом рассматривал фасад аккуратного здания, а несчастный А-Чжань чувствовал себя глупым пятилетним ребёнком, которого под ручку привёл в новый садик отец. Садик он окончил уже давным-давно, но почему-то свою никак не успокаивающуюся бурю на душе мог объяснить именно этим бестолковым чувством. Ему впервые за двадцать лет жизни было по-настоящему стыдно идти куда-то с братом, но Лань Хуань, насмотревшись всласть, цепко ухватил застывшего на месте младшего брата за локоть и настойчиво потащил внутрь. Колокольчик всё так же мелодично звякнул, и под его перезвон Лань Чжань немного пришёл в себя. С упрямым и гордым видом он выдернул из хватки руку и под тихий смешок прошёл вперёд, пока оставшийся позади Лань Хуань начал озабоченно рассматривать подвешенные к потолку растения. Юноша осторожно огляделся, выискивая того самого работника, но тот, видимо, снова прохлаждался в комнате для персонала, или сейчас вообще была другая смена, но о таком исходе Лань Чжань решил не думать. Вопреки всем ожиданиям и страхам, бариста неожиданно вылез из-под стойки, ударившись затылком о косяк с сопутствующим глухим стуком и кротким «ауч!», как чёрт выпрыгивает из табакерки: такой же лохматый и перепачканный какой-то странной сажей. Встретившись взглядами, застыли оба. Бариста — немного неказисто в удивлении приоткрыв рот, а Лань Чжань — изумлённо хлопая ресницами. Отчего-то сильно-сильно захотелось засмеяться: с себя, с юноши-бариста или вообще со всей этой глупой ситуации. Они бы так и стояли, как два истукана, но положение в очередной раз спас Лань Хуань, тихо остановившись за спиной замершего младшего брата: — У вас удивительное заведение, я нигде и никогда не встречал подобных. Он приветливо улыбнулся и незаметно ущипнул Лань Чжаня за запястье, словно говоря: «Ты не сможешь вечно изображать из себя статую, А-Чжань, это неприлично». Но Лань Чжань не мог не изображать статую. Особенно когда вновь услышал звонкий смех и мелодичный голос, который заставил его повторно впасть в оцепенение: — Это всё идея моей прекрасной цзецзе! Она давно хотела открыть свой ресторанчик или что-то подобное, но вот с расположением прогадала! — Улыбающийся работник отряхнул фартук, убрал лезшую в глаза непослушную чёлку. Странные пятна на лице размазались ещё сильнее, и теперь он действительно походил на маленького чёртика. — Но сейчас моя дорогая цзецзе вышла замуж за проклятого павлина, — он недовольно насупился и, наконец, вытер лицо краешком рукава рубашки, а на странный взгляд посетителей лишь рассмеялся ещё сильнее, поясняя: — Это корица с сахарной пудрой. Я проводил эксперимент, меняется ли вкус кофе, если сахар заменить на пудру. Но, скажу вам по секрету: с пудрой и корицей определённо вкуснее, чем с той же корицей и сахаром… Хотите попробовать? Лань Хуань многозначно хмыкнул и снова незаметно ущипнул своего брата — уже посильнее и за локоть. Тот дёрнулся и, наконец, отмер: — Можно тогда две чашечки… — Капучино?.. — осторожно подсказал бариста. — Мгм. Капучино, — Лань Чжань тихо выдохнул застывший в лёгких воздух и направился к одному из столиков у окна, пока Лань Хуань, наверняка довольный разговорчивостью младшего брата, платил за заказ.***
Пока они ждали свои напитки под шумные звуки кофемашины, Лань Хуань ритмично стучал пальцами по столешнице, переводя заинтересованный взгляд со своего младшего братца на юношу за барной стойкой и обратно. От этих манипуляций Лань Чжань вжался в спинку стула так, будто решил раз и навсегда стать с ним единым целым. Он упёр взгляд на сложенные в замок руки на коленях и неумело попытался скрыть волнение. Выходило, видимо, не очень убедительно, потому что Лань Хуань тихо засмеялся и боднул его носком мокасина по ноге. Наверное, он хотел, чтобы Лань Чжань перестал сидеть так напряжённо, но это не помогло: кончики пальцев всё равно едва заметно подрагивали. Лань Чжань посмотрел в окно, из которого была видна небольшая часть лотосового прудика и дорожка. Он начал глубоко дышать через нос: стоящий в помещении слегка терпкий запах отрезвлял разум и помогал начать мыслить рационально. Правда, когда на столик с глухим стуком фарфора о дерево опустилась сначала одна чашка, а после — вторая, вся концентрация моментально дала трещину и разлетелась вдребезги. — Ваш капучино! — бариста прижал поднос согнутой в локте рукой к телу и начал выжидающе смотреть, нетерпеливо перекатываясь с пятки на носок. Лань Хуань оценивающе посмотрел на чашку дымящегося напитка, а после аккуратно поднял её с блюдечка и поднёс к губам. Вдохнул запах корицы и так же аккуратно отпил, в удовольствии прикрыв глаза. Лань Чжань же пялился на свою чашку так, будто восьмое чудо света узрел воочию. Все его мысли, кроме одной-единственной, улетучились: «Узнал!» Хоть с их первой встречи не прошло много времени, но бариста узнал и даже запомнил небольшую слабость своего молчаливого посетителя. Иначе почему на поверхности кофе молочной пенкой красиво был выведен силуэт крольчонка с шоколадной крошкой на месте глазок и носика?.. От осознания вся кровь в теле, кажется, прилила к голове. О боже. И как, спрашивается, это можно пить? Если же стаканчик с рисунком можно было забрать с собой, то что ему делать теперь? Безвозвратно портить красивый латте-арт совершенно не хотелось. Бариста, кажется, заметил его тихий ступор; он тихо хохотнул и слегка наклонился, закрывая их двоих подносом на манер перегородки, будто такая преграда смогла бы приглушить любые звуки и спрятать от следящего зоркого взгляда напротив. Смешливо прищурил глаза и вкрадчиво сказал, будто по секрету, едва не дыша на и так уже покрасневшее ухо: — Можете красиво сфотографировать, а уже после спокойно пить, — после чего ловко извернулся и встал так же непринуждённо, как и стоял до этого. Будто бы ничего не произошло и у Лань Чжаня сейчас не пробежал по загривку табун мурашек. Какое бесстыдство! Он трясущимися руками полез в карман брюк и выудил оттуда смартфон. Идея с фотографией показалась самой выгодной в данной ситуации, но пальцы то и дело промахивались мимо иконки с камерой. В голове постепенно назревал риторический вопрос: «Можно ли всё-таки от стыда провалиться сквозь землю?» В кофейне не было земли — лишь красивый кафельный пол, но сути вопроса это не меняло вовсе. Тщетные попытки Лань Чжаня справиться со своим неожиданным тремором закончились тогда, когда бариста с лаконичным «разрешите» выудил у него из рук телефон. Шустро развернул блюдечко с чашкой капучино к себе, навёл камеру и сделал несколько снимков с разных ракурсов. Потом так же шустро развернул блюдечко обратно, а телефон вложил в руку, застывшую в прежнем положении. — Рад, что вам обоим понравилось! Рядом раздалась приятная мелодия звонка. Бариста обречённо вздохнув, тихо извинился; быстро подмигнул оцепеневшему Лань Чжаню и прыгучей походкой направился к стойке. Торчащие в разные стороны тёмные волосы, завязанные в высокий хвост красной резинкой, забавно покачивались при каждом шаге. Когда юноша схватил со стойки телефон и, напевая тихую песенку себе под нос, скрылся в комнате для персонала, хлопнув дверью, Лань Чжань шумно выдохнул, понимая, что всё это время не дышал. В ушах шумело, а стуком сердца отдавало даже в пересохшем горле. Поднимать сейчас взгляд на брата ему было ещё более неловко. Уши наверняка давно горели ярко-красным, и не заметить этого было просто невозможно. Лань Чжань кое-как сглотнул, положил смартфон на столик дисплеем вниз, и всё же поймал на себе цепкий взгляд старшего брата. По голове как будто обухом ударили: от вопросов бедному Лань Чжаню теперь уж точно было не отвертеться. Он сидел, стараясь оттянуть момент истины как можно сильнее. Взял свою чашечку и начал осторожно отпивать маленькими глотками, чтобы тёплый напиток немного смочил горло. Допив, поставил её обратно на блюдечко, а взгляд остановил на красивых кофейных разводах. — А-Чжань, — ласково позвал его Лань Хуань, сцепив руки в замок и закинув ногу на ногу. — Ничего мне сказать не хочешь? — Нет. — Лань Хуань на это лишь хмыкнул и начал незатейливо водить указательным пальцем по ободку чашки, в очередной раз легонько боднув Лань Чжаня ногой под столом. — Уверен? — Да. — Как его зовут? — Брат! Риторический вопрос так и остался риторическим, но провалиться сквозь кафельный пол всё-таки захотелось.***
Поначалу Вэй Ину было откровенно скучно работать в кофейне. Он то и дело лениво разваливался на барной стойке, высматривая сквозь прозрачные дверцы возможных посетителей; ходил из стороны в сторону, спал на маленьком диванчике в комнате для персонала, пересчитывал разноцветные трубочки, — грубо говоря, делал всё что угодно, лишь бы скоротать время. Он знал, что его дорогая Яньли хотела открыть свой маленький и уютный ресторанчик ещё с детства. Время шло, вместо уютного ресторанчика вышла уютная кофейня, которую, наверное, и на карте было трудно найти с первого раза, но сестра была счастлива, а Вэй Ин был счастлив за сестру. Сразу после оформления документов на покупку участка, постройки, выбора интерьера и других важных дел для открытия своего маленького бизнеса, его чудесная цзецзе неожиданно вышла замуж за Цзинь Цзысюаня, с которым встречалась ещё со старшей школы, родила миленького сыночка, и о работе можно было смело забыть. Особенно когда все твои прихоти оплачивал богатый муж-павлин. Торжественное открытие кофейни отложилось на год. Вэй Ин, как любящий младший брат, не хотел, чтобы мечта его дорогой сестры рассыпалась прахом из-за брака, и мужественно предложил взять часть обязанностей на себя. Хмурый Цзян Чэн тоже настойчиво просил внести и свою лепту в семейное дело, но Цзян Яньли улыбнулась, ласково погладила Цзян Чэна по голове, всунула ему в руки чай с бергамотом и отправила зубрить справочники для будущего поступления в университет. Цзян Чэн долго сопротивлялся, злился, но после недовольно насупился и послушно сдался, показательно громко отпивая из своей фиолетовой кружки. Брат с сестрой долго и серьёзно говорили: обсуждали, как Вэй Ин будет совмещать учёбу и работу, не будет ли ему в тягость тащить на своих плечах целое заведение, не устанет ли он и не надоест ли. Один раз они даже поспорили — насчёт найма работников, — несерьёзно, конечно, — но в итоге Яньли улыбнулась, звонко чмокнула довольного своей победой Вэй Ина в обе щеки и дала своё согласие, уверяя, что будет заглядывать к нему время от времени и помогать, чем сможет. Иногда к нему забегал злой Цзян Чэн вместе с огромной сумкой справочников и учебников, выпрашивал задарма крепкий кофе и садился зубрить, просиживая на одном месте с самого открытия кофейни вплоть до её закрытия. Уже вечером, после того, как Вэй Ин выключал свет, аппаратуру и закрывал двери, они оба шли домой под светом красивых фонариков, шуточно пихались и громко смеялись на всю улицу. Иногда заглядывала и сама Цзян Яньли — как и обещала — вместе с очаровательным А-Лином, брала свой любимый черничный раф, который А-Ин готовил ей постоянно ещё в отчем доме, и скрашивала праздными разговорами унылые будни Вэй Ина на работе. Они вместе обсуждали ассортимент меню, что куда переставить или добавить для красоты, выбирали название (потому что предложенные варианты не удовлетворяли сначала то одного брата, то другого, а Яньли хотела добиться консенсуса каждой из сторон), смеялись и сюсюкались с недовольным обилием внимания Цзинь Лином. Но потом наступал вечер, за Яньли заезжал на своей дорогущей (и абсолютно безобразного жёлтого цвета) Audi Цзинь Цзысюань, и уют уходил вместе с сестрой, оставляя Вэй Ина одного под светом неярких светодиодных лампочек. Ему не было грустно. Просто одиноко и — ну очень! — скучно. Спустя месяц после окончательного открытия кофейни, Вэй Ин за утро от нечего делать очистил дорожку от налетевших на неё листьев, протёр несколько раз все столики, переставил сервиз и сменил перегоревшую лампочку рядом со входом. Понял, что в непрекращающейся беготне туда-сюда посеял свой бейджик и, облазив все возможные углы и протерев собою полы, решил немного передохнуть на диванчике. Прилёг, небрежно закинув фартук на маленький стульчик, да так и заснул под мерное убаюкивающее гудение кондиционера. Проснулся он спустя пару часов со звоном колокольчика на двери и, ничего спросонья не понимая, ещё пару минут лежал, долго прожигая взглядом потолок. До него медленно, но верно начало доходить, что если колокольчик звенит, значит, кто-то пришёл. А если кто-то пришёл, значит этот кто-то — посетитель. Моргнув пару раз, Вэй Ин резко вскочил с облюбованного им мягкого дивана, на ходу хватая фартук и резинку для волос. Вылетел он из комнаты для персонала, даже не взглянув на себя в зеркало, весело выкрикивая типичное: «Добро пожаловать!», да так и замер на месте. Ледяной взгляд прекрасных янтарных глаз, смотрящих, кажется, прямо Вэй Ину в душу, будто бы пригвоздил его к месту.***
В первый раз Вэй Ину показалось, что молчаливый — но просто необычайно красивый! — посетитель — эгоистичный и высокомерный мальчишка, презирающий любого неугодного, но его мнение кардинально поменяли милый брелок с кроликами и растерянный взгляд, который пару секунд до этого был непроницаем. Вэй Ин был счастлив — от того ли, что наконец-то к ним в кофейню заглянул кто-то, или же из-за красивого молчаливого юноши, который, определённо, любил этих самых кроликов. Как и сам Вэй Ин. Когда посетитель ушёл, унося с собой фраппучино и стойкий приятный аромат, в заведение часом позже ввалился раздражённый чем-то Цзян Чэн. Воодушевленное и окрылённое нынче настроение Вэй Ина упало ниже плинтуса. Цзян Чэн нервно обошёл по кругу всё помещение несколько раз, пока Вэй Ин заваривал для него зелёный чай: если младший братец и был неприлично зол в последнее время, то только из-за неправильно написанного эссе или недовольного им репетитора. Сам Вэй Ин с репетитором не виделся, но громкого ворчания того на весь дом и недовольного сопения Цзян Чэна после ему хватило сполна. Он вздохнул, силком усаживая взбудораженного братца на место за столом и ставя перед ним приготовленный чай: — А-Чэн, успокойся. — Я спокоен! И я не маленький, чтобы ты меня А-Чэном звал! — буркнул он, стискивая со злости края столика. — Чай с ядом, надеюсь, — хмыкнул уж-точно-не-А-Чэн и со скептицизмом взглянул на чашечку. — С мятой, идиотина. Вэй Ин тяжело вздохнул, осторожно отодвигая стул и присаживаясь рядом. Начал настойчиво гипнотизировать брата взглядом, пока тот, сдавшись, не выпил всё одним залпом. — Опять этот твой репетитор? — Не опять, а снова! — мгновенно заворчал Цзян Чэн, сильно стукнув кулаком по столику. — Этот старикан назвал меня, цитирую, «непригодным для данной профессии юношей со скверным характером и языком без костей»! Вэй Ин тихо засмеялся, прикрыв рот ладошкой, но, поймав на себе предостерегающий недовольный взгляд, тут же утих. — А-Чэн, не бурчи, ты становишься похожим на своего ненавистного репетитора. — Да не называй ты меня так! — в сердцах плюнул Цзян Чэн, но тут же сник, потупив взгляд. — Я не могу понять его старомодные словечки, а он не может понять, что прямолинейность — не такое уж и плохое качество для человека, который хочет заняться журналистикой. — А сменить его ты, конечно же, не хочешь? — Не хочу! — он понурил голову ещё сильнее. — Мама уговорила преподавателя моего будущего универа заниматься со мной, а я… Ну конечно. Госпожа Юй, как уважительно называл её Вэй Ин, — женщина требовательная и необычайно строгая. Перечить и спорить с ней — себе дороже. Особенно если ты ценишь свою голову и не хочешь получить смачный подзатыльник. Вэй Ин приготовил новую порцию чая — себе и брату — и, придвинувшись ближе, сказал: — Доставай свои методички, сейчас разберёмся. Цзян Чэн мгновенно воодушевился, вываливая из сумки огромную груду увесистых талмудов. Красивый и молчаливый посетитель в белом тут же вылетел у Вэй Ина из головы.***
Вэй Ин по праву считал себя удачливым человеком. Нет, не так, чтобы ему всегда и всюду сопутствовала удача, а богиня Фортуна была лучшей подружкой. Просто он всегда оказывался в нужное время в нужном месте, и получалось, как получалось. Не без последствий, конечно, но получалось. Чёрные полосы в своей жизни Вэй Ин самозабвенно закрашивал белым и перебивал неудачи улыбкой, по яркости превосходящей разве что само Солнце. Семья была рядом и принимала его со всеми недостатками. «Все мы не идеальны», — тяжело вздыхая, говорила госпожа Юй, и Вэй Ину было нечего сказать против. Она, как и всегда, была права. Пару лет назад он смачно разукрасил морду Цзинь Цзысюаню за весьма не лестные слова в сторону его цзецзе, когда парочка рассорилась из-за какой-то ерунды. Какой, Вэй Ин так и не узнал. Яньли тогда ходила понурая, с грустной улыбкой, но всё так же гладила своего А-Ина по голове и говорила, что всё хорошо, и нет, она вовсе не расстроена. Но хорошо не было, цзецзе была расстроена, а Вэй Ин чувствовал себя погано-погано, так, что на душе кошки скребли своими точёными коготками. Дядя Цзян лишь снисходительно улыбнулся. Не поругал, не упрекнул, а просто улыбнулся, и Вэй Ину стало легче. Его семья, пусть и не родная по крови, была самой-самой, и он лишь сильнее с каждым разом убеждался, как ему повезло в этой жизни. С павлином пришлось в срочном порядке мириться, но пострадавшая гордость непременно стоила счастливой сестры и — вот ведь неожиданность! — робкой благодарности Цзысюаня после. Неслыханное приобретение за почившую гордыню, просто неслыханное. Но это утро не задалось от слова совсем. Будильник не прозвенел — видимо, окончательно не выдержал своих ежедневных свиданий со стенкой, — дождь с силой лил непроглядным сплошным потоком, звучно барабанил по крышам, а в общественном транспорте толпа опаздывающих зевак настойчиво не давала проходу и всё тыкалась этими острыми наконечниками зонтиков. Недавно же была жара, откуда все эти тучи набежали? В аудиторию Вэй Ин влетел за полчаса до окончания встречи с профессором, злой и промокший насквозь; схлопотал дополнительное задание до кучи, а после в коридоре бился головой о подоконник: скоро должны были завезти долгожданные пирожные, а он просто катастрофически не успевал. Ничего не успевал. Полное фиаско. Отжав мокрые волосы в туалете и подсушив их полами толстовки, а саму толстовку — сушилкой для рук, Вэй Ин, весь на взводе, бежал по лестничным пролётам, перепрыгивая сразу по две-три ступеньки. Доставщик должен был подъехать примерно через десять минут, а дорога от университета занимала полчаса — это ещё если вприпрыжку и быстрым шагом. Один раз он чуть не влетел в стену, но вовремя извернулся, проскальзывая подошвой кед по половицам. Университетский паркур с препятствиями не задался, когда на хлёстком повороте он неожиданно налетел на кого-то, повалил несчастного на пол, пока бумажные исписанные листы красиво застилали пол. Не зря в идиотских правилах учебного заведения было наказано: не бегать по лестницам. Добегался. Вэй Ин уронил всё: себя, рюкзак, сумку с тетрадями, несчастного студента и, кажется, ещё и своё сердце. Прямо тому в руки. Чёрт. Ему снова захотелось приложиться о стену, но посильнее и до разноцветных искорок перед глазами. Подскочил Вэй Ин с места так стремительно, будто его ошпарили кипятком. Но его и правда ошпарили. Но не кипятком. Щёки особенно, ведь они же из-за чего-то должны были гореть? А он точно чувствовал, как они полыхали. Что он там думал о своей удаче?.. Почему, чёрт возьми, он раньше не видел его здесь, раз учатся совсем рядом? Почему?.. Глупые огромные корпуса и бесконечные коридоры. — Извини, я помогу. Пока Вэй Ин заполошно поднимал разлетевшиеся бумажки, юноша на полу в прострации буравил нечитаемым взглядом пространство перед собой. Не каждый день на тебя налетают и сшибают с ног в буквальном смысле этого слова, ох не каждый. Он заторможенно моргнул, а потом, удивлённо округлив глаза, весь подобрался и огляделся по сторонам, тут же вскочив на ноги. В руки ему с виноватой улыбкой моментально втиснули рюкзак и аккуратно сложенную стопочку бумажек. Знакомая побрякушка звонко стукнулась о металлическую застёжку. — Ещё раз извини, я бежал, не видя дороги. Честно, просто ужас, день какой-то дурацкий, я чувствую себя проклятым. — Вэй Ин неловко засмеялся, почесав кончик носа. — Не ушибся? В ответ активно замотали головой, пряди низкого хвостика красиво рассыпались по плечам, а Вэй Ин откровенно завис, чертыхаясь в уме. Парень напротив снова выглядел так, будто в самом настоящем смысле этого слова сошёл с небес на землю. Весь в бело-голубом, аккуратный даже после валяния по полу — так, будто только от визажиста вышел. На себя Вэй Ину сейчас страшно было без слёз смотреть: волосы наверняка были похожи на мочалку, а всё ещё мокрая одежда висела неприглядным балахоном. — Ты тоже здесь учишься, да? А курс какой? Ох, прости, я же не представился нормально! Вэй Ин, будем знакомы. Вновь, хах… Ну и как так вышло, что, несмотря на постоянные встречи в кофейне, познакомились они нормально только сейчас? Ну не виноват он был, что бейджик под стойку улетел, не виноват! На протянутую руку посмотрели, как на нонсенс, проходящие мимо студенты тихо перешёптывались, и Вэй Ин уже начал думать, что погорячился, вновь взболтнул чепухи, и сейчас ему дадут от ворот поворот. — Прости… — он было одёрнул руку, но её неожиданно с силой схватили, тихо бурча под нос: — Да. Третий курс юридического. Лань Чжань. «Я знаю, — хотелось сказать Вэй Ину, тихо пища в душе, словно маленькая девочка при виде своего обожаемого кумира, — подглядел только что на титульнике, пока эти глупые бумажки подбирал». Но он молчал, руку не отпускал, хотя она наверняка была потная и неприятная наощупь, и разглядывал-разглядывал-разглядывал. Тяжело вздохнул, наверняка по-глупому улыбаясь и чувствуя надвигающуюся аритмию. — Придёшь сегодня? Ну, в кафешку? Хотя ты понял, да? Извини-извини, я когда нервничаю столько чепухи несу! Если не занят, приходи, хорошо? Нам пироженки завезут! И новый сорт чая скоро подоспеет! Ты любишь сладкое, да? «Нет», — подумал Лань Чжань. — Да, — ответил Лань Чжань, с силой прижимая рюкзак к груди. — Тогда я побежал, там везут, а мне надо, ну… — Мгм. Иди. — Пока-пока, Лань Чжань, — Вэй Ин на ходу подобрал с пола сумку, ловко перекидывая её через плечо и помахал на прощание рукой. Скрылся он с места настолько быстро, что не услышал вслед тихое: «Пока-пока, Вэй Ин». Лишённое руки тепло ощущалось, как самая сокрушающая потеря в жизни. Дождь всё так же барабанил по крышам, но отвратительным день Вэй Ину теперь не казался совершенно.***
Сообщение:
Вы:
Брат…
Старший брат: А-Чжань, что случилось?Вы:
Вэй Ин.
Старший брат: Что? А-Чжань, всё в порядке?Вы:
Вэй Ин…
Старший брат: А-ЧЖАНЬ!!!***
Сдержать данное обещание у Лань Чжаня получилось только ближе к вечеру. Придя домой, он первым делом закончил писать огромное сочинение, а после обнаружил себя, внимательно рассматривающим содержание шкафа с одеждой. Как его туда занесло он так и не понял, придя в себя уже держащим в руках две белые рубашки. Как обычно подошедший бесшумно Лань Хуань указал на ту, что была со швами из синей нити; загадочно прищурил глаза и ушёл, тихо закрыв за собой дверь, попросив прийти домой не слишком поздно. Лань Чжань спрятал за волосами смущение и пулей вылетел из дома: вернуться и правда лучше было бы не за полночь, иначе дядя отругает по полной программе, не внимая словам о том, что Лань Чжаню скоро должно было стукнуть двадцать один. Старость не в радость. На улице отдавало приятной прохладой и небольшой сыростью воздуха, и Лань Чжань наверняка в любой другой раз насладился бы чудесной атмосферой. Но сейчас в крови бурлило пьянящее голову нетерпение, а дорога показалась бесконечно длинной. Привычный приветственный звон колокольчика, привычное «Добро пожаловать!», и Лань Чжань почувствовал себя укутанным в кучу одеял холодной осенью с чашкой горячего чая в озябших руках. Сравнение странное: на дворе начало лета, но уютно становится до тёплой разливающейся патоки в груди. Он попросил персиковый улун — просто потому, что захотелось, — а несносный Вэй Ин настойчиво подсунул ему вишнёвый штрудель. Ягода не слишком кислая, но и не приторно-сладкая — сахара предостаточно, а опустившийся рядом Вэй Ин с тем же набором сладостей окончательно вскружил голову. Если можно было бы здесь жить, то Лань Чжань тут же притащил бы матрас и своих крольчат — вещи исключительно первой необходимости. Он не раз читал о любви, но не понимал, что и правда бывает вот так, с первой улыбки: и дыхание учащается, и сердце выстукивает ему одному известную мелодию, и всё время хочется что-то делать и куда-то бежать. Кто бы мог подумать, какие повороты иногда преподносит жизнь: может, стоит чаще теряться? Они обменялись номерами телефонов, после чего Вэй Ин очень много болтал: о дорогой сестре, о милом и постоянно ворчащем брате, о своём очаровательном племяннике и о дяде с тётей; показывал фотографии, где они все вместе, и этими фотографиями у него была забита вся галерея. «У А-Чэна здесь такое лицо, я просто не могу! Он мне в тире проиграл, а когда я отдал ему выигранную игрушку, засопел и обиделся, представляешь?» «Цзецзе такая красавица, просто глаз не оторвать! Хотя она всегда красивая, но у неё такое платье, и она такая довольная! Правда, красивая?» — и Лань Чжань согласно кивал как болванчик, но смотрел вовсе не на фото, а на игривые искорки в глазах напротив. Прямо как пузырьки шампанского, поднимающиеся со дна бокала, подсказал подходящее описание поплывший от переизбытка чувств мозг. И всё равно, что Лань Чжань за свою жизнь не выпивал ни разу. Они засиделись до наступления темноты: на улице уже вовсю горели неоновые вывески, а цифры на дисплее мобильного телефона настойчиво выдали половину двенадцатого ночи. Лань Чжань в ужасе смотрел на цифры, будто от пристального взгляда они могли сию же секунду испугаться и поменять свой ход, но этого не происходило. Вэй Ин рядом постоянно извинялся, но после схватил за запястье и настойчиво утащил на задний двор, где стоял красивый красно-чёрный мотоцикл. У Лань Чжаня все внутренности разом скрутились в бараний рог, когда ему с довольным видом вручили шлем и начали уверять, что эта «карета» уж точно не превратится в тыкву в полночь, а «Золушка» будет доставлена в целости и сохранности: даже недовольный всем Цзян Чэн был по итогу доволен, ну же! Лань Чжань обречённо вздохнул и надел шлем, понимая, что отныне ни в чём не смог бы отказать этому человеку. Своё слово юный гонщик сдержал: ехали они осторожно, мотоцикл не превратился в овощ, а к многоэтажке подъехали за пять минут до нужного срока без каких-либо повреждений, — если, конечно, ударивший в голову адреналин и трясущиеся колени можно было не считать за повреждение. — Увидимся завтра, Лань Чжань! В следующий раз на свидание приглашаешь ты! Лань Чжань поперхнулся, не очень красиво споткнулся о собственную ногу, но смог кое-как выдавить из себя тихое: — Да. Увидимся завтра. Вот и всё, что нужно было для счастья.