***
Прошло уже некоторое время после их приезда. Она держалась стойко, хотя и видно, что ей это давалось тяжело. Однажды девушка увидела, как я вхожу в старый сарай, и вошла туда следом, закрыв за собой дверь. — Какая прелесть, — произносит она, восторженно глядя на останки мотоцикла, — Это просто чудо. — Сломанный, ржавый и абсолютно бесполезный, — отвечаю ей. — И моя жена сюда не заглядывает. На это она мило и как-то даже кокетливо улыбается и спрашивает: — Можно? — Если не боитесь испачкаться. — Нет такой грязи, с которой бы не справился выходец из Детройта, — говорит она и кладёт под колени какую-то тряпку, не менее грязную, чем сам пол. — А Ваш первый муж из тех краёв? — Повернувшись к ней спиной, спрашиваю я. — О! Сплетни дошли? И она рассказала мне о тяжкой смерти своего мужа. В её голосе слышалось столько горечи, которую она всеми силами пыталась скрыть. После этого я проникся к ней ещё большей симпатией. Такая молодая, но уже столько пережила. —Когда Вы были во Франции? — спрашивает невестка после того, как я произношу фразу на французском. — После войны. Мне очень захотелось узнать, за что именно умирали все эти молодые парни. Я принадлежу потерянному поколению романтиков. — А есть что терять? — Пока не знаю. Она уже встала, и тут я замечаю пятно на её лице. Я вытер свои руки о чистое полотенце и подхожу к ней ближе. — Простите, — говорю ей в нерешительности и пытаюсь вытереть с щеки это пятно. — О, ничего, — поспешно произносит Ларита и сама вытирает свою щёку. Неожиданно наши взгляды встретились. — Я, пожалуй, пойду. — Да... да, конечно, — говорю я, отводя свой взгляд в сторону. И она уходит. Я с неподдельным восхищением смотрю на дверь, которую девушка закрыла за собой, выходя из сарая. Я вспоминаю её взгляд. Такие красивые и выразительные карие глаза. Даже не знаю, с чем сравнить. Не понимая, что со мной творится, я решил продолжить своё дело.***
Куда-то пропала собачка, и все решили, что она умерла. Они прям устроили торжественные поминки. Заняться им больше нечем! И как вообще это существо, которое жило в нашем доме, можно назвать собакой? По-моему, это какая-то глиста, постоянно издающая противные и громкие звуки. А Хильда в очередной раз успела опозориться. Когда я узнал, что она танцевала канкан без нижнего белья перед публикой, я решил, что Вероника родила её всё-таки от кого-то другого... И, что самое ужасное, Ларите опять досталось больше всех. Не знаю, как было дело, но всё же вряд ли она подзузыкивала Хильду сделать это. И Джон её совсем не защищает. Как так можно? Это его жена, а парень ведёт себя так, как будто он не у дел. Очень безответственно с его стороны. Тем временем, эти три женщины нападали на неё, как химеры. Но один из вопросов моей жены даже меня заставил напрячься. — Это правда, что у Вас было много любовников? — Нет, конечно, миссис Уиттейкер. Почти никто из них меня не любил. — Блестяще! И я выдохнул с облегчением. Конечно, это просто шутка! Очень остроумная шутка. Не знаю, чем было вызвано моё напряжение: тем, что её репутация могла стать хуже, или самим фактом того, что у неё были любовники. Что со мной такое? Мне кажется, или это похоже на ревность? Да нет, конечно, нет. С чего бы это? Просто что-то похожее по ощущениям, но, наверняка, совершенно другое по смыслу. И вдруг выясняется, что это она убила собачку. Ох, истеричных криков сейчас было столько, что я чуть не оглох. И опять же — бедная девушка! Её теперь ещё больше возненавидят. На следующий день Вероника ни с того ни с сего решила отдать им с Джоном большую комнату. Чем был вызван, интересно, этот благородный порыв? На мою благоверную это никак не было похоже. — Это очень заманчиво, — говорит Ларита, — но нас вроде ждёт Лондон. — Но это самые большие комнаты в доме. В Лондоне таких нет, — отвечает ей Вероника. — Она права. — Как обычно, — вклиниваюсь я в разговор. — Временами я не понимаю, почему ты вообще вернулся домой?! — раздражённо бросает мне жена. —И испортил себе жизнь? Тут заходит Фарбер с вестью о том, что повара всё приготовили. Оказалось, Ларита взяла инициативу в свои руки и решила устроить нормальный человеческий ужин. Домочадцы сначала этому противились, но я, без лишних колебаний, сразу решил попробовать. Глядя на меня, и остальные стали есть. Это было прекрасно! Я и не думал, что смогу когда-то ещё поесть съедобную еду в своём доме. Я скоро начну боготворить эту женщину!***
И вот он — новый повод для скандала. На этот раз в наступление пошла сама Ларита. Она привезла Джону ранний рождественский подарок, а именно — картину. Весьма интересную картину, которая всех повергла в дикий шок. А когда девушка сообщила, что это она позировала художнику, то есть, разделась перед ним, то я удивился, что Вероника в обморок не упала. В итоге, столкновение заканчивается тем, что Лариту вынуждают ехать на охоту. Но мне кажется, что она уже что-то придумала для такого случая. Я уверен, что она с достоинством выйдет из этой ситуации.***
Наступает день охоты. Ларита поведала мне о своём плане. Она в последнее время довольно часто заходила ко мне в мастерскую, и мы там разговаривали на разные темы. И эта девушка просто очень интересный собеседник. Увы, я редко мог поговорить с действительно умным человеком, а она восполнила эту потерю. Каждый раз, заходя в свой сарай, я надеялся, что Ларита войдёт следом. Понятия не имею, чем это вызвано, но мне нравилось даже просто ощущать её присутствие. — Залезай, Ларита, — говорит ей Вероника перед самой охотой. — Если Вы не возражаете, я дам Вашей лисе небольшую фору, — отвечает ей девушка, изящно затягиваясь. — Ларита, залезай на лошадку, — просит уже Джон. — Так я и думала. — Я же сказала, что поеду. А я всегда выполняю свои обещания. Ату! И Джон со своей матерью отъезжают. Наши с Ларитой взгляды встречаются, и на моём лице совершенно непроизвольно возникает улыбка. Уже через несколько минут девушка несётся на мотоцикле, распугивая и лошадей, и собак, и, вероятно, лис. — Что она делает? — удивлённо спрашивает лорд Хёрст, глядя в подзорную трубу. — Круг почёта. — Есть что-то сумасбродное в этой крошке, — пропевает Филипп, и, чёрт возьми, я не могу не согласиться с ним! После охоты Джон с Ларитой в доме весело танцуют и поют, а моя жена и дочери смотрят на них и закипают от злости. Неожиданно Ларита подходит ко мне, и мы начинаем шутливо танцевать. Когда я к ней прикоснулся, то почувствовал, как по телу забегали мурашки. Вероятно, из-за холода. Чёртов наш климат! Так холодно, что жить невозможно!***
Однажды, когда мы вновь общались в сарае, разговор затронул моего сына. — Он совсем не такой, каким я встретила его во Франции, — отметила Ларита. — Мальчишка. Всё тот же милый мальчишка. — У вас трудности? Вы, правда, продаёте землю? — задаёт она странный для меня вопрос. — Если честно, то я понятия не имею. —Ха! Но это Ваш дом, Вы здесь живёте. Вас это не волнует? — Нет. — Вы загадочный человек. — Знала бы ты, каким загадочным для меня человеком сама являешься... — Вы заметили, как мало мужчин живёт в этой деревне? Четырнадцать лет назад мы всей деревней пошли на военную службу. Мой брат, мои друзья и товарищи. Все мы дружно отправились на фронт Первой Мировой. — А я думала, что майоры всю войну просидели в кабинетах. — Продвижение по службе важно для выживания. Звание капитана обязывает вести солдат в атаку. В течение первых четырех минут нашей первой атаки погибло двадцать тысяч. Тут рядом другая деревня, они воевали в Марокко. Их капитан спас всех. Я не привёл домой никого. Вся деревня погибла. — Тяжкие воспоминания с новой силой всплывают в памяти. Но сейчас всё немного иначе. Сейчас рядом она... — Но в Вас ещё теплится жизнь. — Девушка сказала это с полной уверенностью. — Если и теплится, то без похорон собачек и японских фонариков. — Но зато благодаря тебе. О Боже, неужели... — Почему Вы вернулись? — вдруг спросила она. — У меня не было выбора. И я рассеянно рассказываю ей правду о моём возвращении домой. Но мысли мои были далеки от этого. — Она приехала за Вами? Но зачем? — "Вернулся домой'' звучит лучше, верно? Но, признаюсь, мне уже всё равно. Мы ещё поговорили пару минут. Она сказала, что хочет предложить Веронике свою помощь. Я её пытался отговорить, заранее зная, как отреагирует жена. Но девушка всё же решила рискнуть. А потом она вышла, оставив меня с моими мыслями наедине. Неужели это правда, и я... влюбился? Нет, это невозможно! Просто невероятно. Я не могу, моя душа настолько закостенела, что... Уж тем более в жену сына! От мысли про Джона вдруг резко передёрнуло. Всё, больше невозможно терпеть. Пора признаться. Хотя бы себе. Я влюбился в жену сына... Влюбился... Слово такое дурацкое! Так всё, пора домой. Проходя мимо одной из комнат, я увидел её. Она меня тоже. По взгляду я понял, что именно сейчас она хотела поговорить с Вероникой. Уже я знал целиком и полностью её ответ. Это несложно.***
— Ох! Не знаю, что хуже.Что вам приходится прятаться, чтобы побыть наедине, или что вас застала Вероника. Ха-ха. — На самом деле хуже то, что вы вообще делали это. Я готов убить Джона. Ну вот, опять я за своё. Старый безумец! — Не вижу ничего смешного, Джим. — Нет, конечно, ты права. Это очень серьёзный вопрос. Здесь, действительно, нет ничего смешного. — И это чистая правда. Хочется убивать. — А, по-моему, это очень смешно. — Непристойное обнажение незаконно. Даже в Америке. — Да, ты права, — вклинивается "маменькин любимчик". — И нам очень, очень жаль. Правда, Лари? — Нет, мне нет. Это же мой муж. — А это мой дом! — Может молодым покинуть семейное гнёздышко? — Мне бы стало легче, если бы я не видел её... с ним. — Нет, конечно. Они никуда не поедут. Но чтобы этой мерзкой картины я не видела в своём доме. Нам больше не нужны напоминания о Вашем лёгком поведении. Не понимаю её. Уехать им нельзя, но делать это в этом доме категорически запрещено. Они, в конце концов, муж и жена. Логика Вероники меня поражает.***
Перед самым праздником во время обеда вдруг вбегает Хильда. Лариту обвиняли в убийстве. Я знал и об этом. Она мне говорила. И просила совет о том, как рассказать всё это Джону. Видимо, так и не решилась. — Это не наше дело, — жёстко говорю я и рву газетную вырезку, в которой и было напечатано об этом событии. — Папа! Неужели? — И, несмотря на это, Хильда попыталась всё разузнать. — Ладно, я пойду покурю, — говорю я, чтобы хоть как-то прекратить это. — Не хотите составить мне компанию? — обращаюсь к Ларите. — Спасибо, Джим. С удовольствием. Мы встаём из-за стола и уходим. Мне, действительно, очень жаль её. Ей столько выпало испытаний, а они только и могут, что всех презирать. Отделаться от них нам не получилось. Перепалка продолжалась до тех пор, пока не пришёл Джон. Ларите пришлось всё рассказать. Его, в принципе, можно понять. Но если бы он её любил по-настоящему, то повёл бы себя по-другому. И, опять же, женщины снова со всех сторон стали нападать на Лариту. —Ну ладно, всё! — крикнул я, пытаясь прекратить этот беспредел. — Нам ещё нужно организовывать танцы. За работу! Вперёд! Вперёд! — И разбежались все, кроме Джона. — Иди! — спокойно говорю ему. Что теперь будет? Бросит ли он Лариту, уедет ли она? А если да, то навсегда? И я больше её никогда не увижу? Только сейчас я осознал, что не просто влюблён, а именно люблю её. И она очень дорога мне. Неужели я никогда не увижу эти полные жизни карие глаза и милую улыбку? Именно сейчас я понял, что да, теперь во мне, действительно, теплится жизнь. Благодаря ей. И меня охватил просто панический страх. Я не должен её просто так отпускать!***
На праздник она не спустилась. Выходит, у них с Джоном всё очень плохо. Я убедился в этом ещё больше, когда он отказался пойти за ней. Ну что ж, тогда пойду я. У двери в её комнату я помедлил. Стоял несколько минут и просто смотрел на неё. Но, собравшись с силами, всё-таки постучал. — Войдите. Но я бы хотела побыть одна. — И я вхожу в комнату, полностью погруженную в темноту. Мы перекидываемся парой фраз, я сажусь напротив неё и задаю один из самых важных вопросов: — Зачем Вы вышли замуж? Зачем Вам Джон? — Мой первый муж был не молод. Его смерть была ужасна. А потом я встретила мальчика, такого славного, неиспорченного и наивного. Я вышла за него, потому что все другие казались мне дешёвыми и низкими. Мой первый брак лишил меня молодости. А теперь я лишаю молодости другого человека. — Она и правда чувствует себя виноватой. Неужели серьёзно? — Что будет дальше? — О чёрт, голос дрогнул. Это прозвучало, наверно, очень жалко. Теперь она всё поймёт. — Пока не знаю, — равнодушно затягиваясь и глядя в окно, отвечает Ларита. Я пытаюсь уговорить её спуститься. Она не хочет. И я понимаю. И ухожу. Но не иду сразу в зал, а выхожу на улицу. Курю и дышу свежим воздухом, пытаясь осознать всё. А смогу ли? Вряд ли. Может быть, когда-нибудь. Когда возвращаюсь в зал, вижу странную картину. В центре Ларита, в руке у неё бокал с шампанским, а остальные отошли от неё на порядочное расстояние, рассортировавшись по кругу. —Танго, пожалуйста, — говорит девушка музыкантам. Заиграла приятная мелодия. Она подошла к Джону со словами: —Станцуй со мной. — Лари, не надо, — ответил он сквозь зубы. — Пожалуйста, не отказывайся. Но он уходит. Бросает. Он слишком слаб и вообще не стоит её. Неожиданно выходит Филипп. Нет, он явно не танцевать вышел. Куда ему, хромоногому-то? И я понял что нужно делать. Сквозь толпу я пробираюсь прямо к ней. Филипп меня увидел. Он взял бокал из рук Лариты, подмигнул ей и, ехидно посмотрев в мою сторону, отходит. — Это было очень галантно, — говорит она и оборачивается ко мне. Удивление на её лице сменяется радостью, и мы сливаемся в этом чудесном страстном танце. Не передать словами все те эмоции, которые я испытывал. Это было невероятно. Мы словно всю жизнь с ней только и делали, что танцевали. Это доказывает, что мы идеально подходим друг другу. Она и я. Мы оба прошли через тяжкие испытания, одно из которых — жизнь в этом доме. Но именно здесь мы и нашли друг друга. Толпа всё шепталась, но нам было всё равно. Она доверяла мне. В конце танца я посмотрел на её губы. Мне нестерпимо захотелось её поцеловать. И я понял, что хотел этого практически с первой нашей встречи... — Чудесно! Чудесно! — истерично вскрикивает Вероника. — Из аргентинского борделя просто прямиком в Лондон! Маэстро, играйте. Джим, это конец. Мне кажется, что этим танцем я сам уже сказал, что это конец.***
Через некоторое время я слышу, как Ларита поучает их всех. Она пытается уговорить Хильду и Мэрион уехать. Я бы полностью её поддержал, но Вероника... Она их ни за что не отпустит. Потом ворвался Джон. Начал говорить ей о своей любви. Он смешон. Очень смешон. Как у него совести хватает после всего ещё и на глаза ей показываться? А я ещё надеялся, что он изменился. И она уходит, роняя по дороге статую Венеры Милосской. Нет, я обещал, что не допущу, чтобы она уехала просто так. И поэтому я иду вслед за ней. —Джим! Куда это ты собрался? — окликает меня Вероника. Как мне её теперь называть? "Жена". По отношению к ней язык не поворачивается это слово употреблять. — Я ухожу. Всем до свидания! — Нет, ты никуда не смеешь уйти! — Смею, ведь это конец, — усмехнулся я. — Поверь, нам так будет лучше. Все мы друг другу уже в тягость. — Нет! Я что зря поехала тогда за тобой? — После этих слов я ловлю на себе недоумённый взгляд Джона и киваю ему. — Не зря, Вероника. Теперь я это понял. Так, я очень тороплюсь. Прощайте! — говорю я и выбегаю отсюда. О, ну слава Богу, она ещё не уехала! — И тебе Фарбер. — Именно эти слова я слышу перед тем, как запрыгнуть в машину. — И пришлите нам картину, Фарбер. — Куда, сэр? Она смотрит на меня своими прекрасными глазами, на что я расплываюсь в улыбке. На её лице почти нет удивления. В глубине души она действительно ждала этого. — Я буду рад хорошим новостям, сэр. И мы уезжаем. Вперёд, в новую жизнь, где будем только мы вдвоём. И на этот раз ничто и никто этому не помешает...