она человек

      Терано опускает журнал с записями отца и смотрит на цветок, стоящий в углу веранды. В последний раз, когда она выходила сюда, он ещё был зелен и свеж. Завял. Чёрт знает, от чего эта зелёная ерунда с круглым и шершавым стволом могла завять. Может, из-за жары, а может, из-за отсутствия воды. Вздыхает. Ей плевать, но Юми, вероятно, расстроится: ей почему-то всегда грустно, когда такие ненужные вещи изживают себя.       Дочитав до конца страницу, она закрывает журнал. Опускает его на колени, пальцами давит на внутренние углы глаз, а потом трёт переносицу. Устаёт. От неаккуратных, где-то даже скачущих иероглифов отца, от того, что солнце никак не может, словно колесо, закатиться за чёртов горизонт, отмеченный крышей малюсенького дома вдали. Многоэтажки, небоскрёбы, частные домики в два этажа — Токио темнеет на фоне яркого неба и солнца. Они догорают своё, чтобы потом впитать черноту, разлиться ночью, рассыпаться звёздами. А пока что — семь с хвостиком на часах.       Слышит чужие шаги. Лаконичный, осторожный, измеренный по минутам стук каблуков по паркету. Рин, конечно же. Терано не видит, но чувствует: он останавливается в проходе и задерживает взгляд на пейзаже, наблюдаемый ею тоже. Потом взгляд соскальзывает на неё — для пущего убеждения, что она здесь, и он не ошибся, следуя сюда. Слегка наклонившись вперёд в своей привычной манере, он задаёт ничего не значащий вопрос:       — О, ты здесь? — и улыбается, ожидая, когда обратят на него внимание.       Терано не заставляет ждать и поворачивает-приподнимает голову, чтоб взглянуть прямо в лоб. Зрелище, конечно, забавное: Юми успела развлечься и заплела длинные пряди в две косы, сделав их достаточно пышными. Улыбка Рина вместе с этим выглядит более смешной, и она не сдерживает смешок. Такой, знаете, по-доброму насмешливый, значащий одновременно и едкое “а тебе идёт”, и умилённое “красиво”. Рин, ожидающий такую реакцию, выпрямляется и опускается в кресло, стоящее по другую сторону от прохода на веранду. Кресло плетёное, с бежевой тонкой подушкой, на которую садишься, и удобная закруглённая спинка, переходящая в подлокотники. Рин закидывает ногу на ногу — так он сидит только при ней — и облокачивается, подпирает щёку кулаком. Сейчас он не выглядит идеально-привлекательно-противно прямым и напряжённым, нет. Сейчас он спускает с плеч всю свою сдержанность, условности, манеры и завышенные ожидания. Остаётся только Он: уставший и больной, как открытая рана, мучащая болью битые несколько часов.       Рин всегда старается спуститься на уровень Терано, чтоб та не чувствовала над собой превосходства. При любой возможности он наклоняется к ней, если она может видеть его хотя бы краем глаза, либо стоит за спиной, зная, что так она не будет чувствовать себя беззащитной и бракованной. Но Терано никогда этого превосходства и не ощущала: знает, насколько он уважает; знает, что оценивает по достоинству. А она многого стоит — это нельзя отрицать.       И сейчас, в такой момент, Терано наконец расслабляет плечи, глядя на него. Изогнутый, искривлённый, с побитым и затёкшим лицом после душной ночи и тяжёлого забитого дня, он выглядит как она. Такой же бракованный, такой же занятый, такой же уставший. Они, определённо, стоят друг друга. И они абсолютно точно сейчас на равных.       Солнце спускается всё ниже и накладывает на предметы и тела тени. Небо розовеет, наливается тёплым цветом, а воздух и лёгкий ветер остывают, лаская нежную кожу и мягкие пряди волос. Терано заправляет их за уши и откидывается на спинку своего кресла, чтоб не сутулиться и неправильно изгибать спину.       — Ибара остался дома? — спрашивает она, пытаясь как-то разбавить эту тишину. Не то чтобы она напрягает, но чувство, что чего-то не хватает, давит на грудь.       Рин кивает, лениво и смотря в неопределённую точку, и всё же отвечает словом:       — Дома, — хмыкает и лезет в карман брюк, — не хочу, чтоб он меня таким видел, — пальцами захвачена пачка сигарет с каким-то известным названием и строгая чёрная зажигалка с выделяющейся красной кнопкой. — Можно?       Терано утвердительно кивает, и Рин достаёт сигарету быстрее и смелее. Зажав её меж зубов, раздавливает ягодную и пахучую кнопку, после — щёлкает зажигалкой. Поднимается вытянутый огонёк. Он закрывает его рукой, чтоб не мешал ветер, и удачно поджигает табачный кончик. Медленно убирает руки и прикрывает глаза, несколько секунд держа сигарету, чтоб сделать глубокую затяжку. Терано молча наблюдает, после нескольких мгновений возвращается взглядом к горизонту. Рин делает громкий вдох и выпускает едва заметный дым. На губах чувствуется свежесть и виноград, он облизывает их.       — Было бы... — начинает Терано и замолкает на пару секунд, пытаясь подобрать более верное слово: — ...красноречивее, если бы ты пользовался zippo.       Рин удерживает сигарету меж указательного и среднего пальца, вытянув их вверх.       — Красноречивее? — повторяет он, пытаясь понять, какой именно смысл она пытается донести через это слово. — Она громоздкая, непрактично.       — Верно, — Терано пожимает плечами. — И как ощущения?       Вопрос вгоняет Рина в недолгий ступор. Он выдыхает клуб дыма по направлению ветра и задумчиво-уклончиво произносит:       — На любителя, — и протягивает руку с сигаретой Терано, — хочешь...       — Увы, я не любитель, — понимает, кивает и опускает руку. Остались считанные вздохи. — Рин, — он снова смотрит на неё, и на чужом лице играют лучи заходящего солнца и цвета неба и облаков. Словно Терано — неотъемлемая часть этой картины. Она выдерживает небольшую паузу прежде, чем продолжить: — Останешься на ночь или уедешь домой?       — Ты точно не это хотела спросить, — Рин улыбается, кривя уголки губ, и Терано хмурится, ловя это боковым зрением, но молчит, не видя смысла в каких-либо оправданиях. — Хочу отдохнуть. Если вам не сложно...       — Не сложно, — повторяет Терано, на что Рин отвечает твёрдое “спасибо”.       — Теперь спрашивай, что хотела, — Рин докуривает сигарету и выбрасывает её за пределы веранды, в какие-то густые кусты, которые никогда не остригают, пока они не полезут ветвями поверх дорожек.       По кусту плетётся плющ, меж камней прорастает трава, которую ощиплет руками прислуга, как жвачные губами. Тени слой за слоем накладываются на предметы, на кожу рук и складки одежды. Скоро стемнеет совсем, а им то ли сложно, то ли не хочется включать свет.       Терано шумно вздыхает — так вздыхают в постели, когда собираются погрузиться в сон, полностью расслабиться и отдаться безсознательному состоянию. Она отворачивает голову вбок, от Рина, и кидает взгляд на сухой лист единственного цветка, стоящего на веранде.       — Я не уверена, — наконец произносит она, и он поднимает на неё обеспокоенный взгляд, отняв голову от кулака, — я просто не уверена, Рин. В том, что мы сможем, в том, что смогу я. Что бы мы ни делали, мы проваливаемся.       — Отвратительно слышать всё это от тебя, — Рин качает головой, а потом закрывает ладонью своё лицо и пытается сообразить. — Мы бы рано или поздно пали, ты должна это понимать. Так что то, что осталась только ты — ожидаемо.       — Не пали бы, — резко отвечает Терано и поворачивает к нему голову, смотря с недопониманием и раздражением. — Почему ты говоришь так, словно провалиться для нас — в порядке вещей? — Сжав руками подлокотники своего кресла, она прикрывает глаза и успокаивается. — В конце концов, не суди всех по себе.       Уголок рта Рина дёргается от такого очевидного укола.       — Хорошо, прости, — отвечает он, подняв руки и показав, что сдаётся. — Мы занимаемся всем этим с детства, верно? — поднимается и подходит к ступеням, ведущим в сад, но уходить не собирается. — Мы дети, и мы уже знаем о том, как всё устроено здесь. Что можно надурить, что можно стать раскрытым, надавить или быть подавленным. Это — наша жизнь. Глупо, не правда ли?       — В чём глупость? — Терано непонимающие смотрит ему в спину. Рин незаметно хмыкает, а развернувшись, нежно улыбается ей.       — В том, что успех отчасти зависит от удачи, — он пожимает плечами и складывает руки на груди. — Всегда нужно уметь подловить удачные обстоятельства. Или устроить их самостоятельно. А может, придумать себе их, чтоб была ложная надежда на успех — игроку достаточно и этого. Разве ты не знаешь?       Терано кивает, соглашаясь со словами Рина. Она понимает, что он прав. И что как бы она ни хотела, ей не позволено контролировать абсолютно всё. Ведь она, считай, всего лишь человек.       И этим нужно пользоваться, пока есть.       — Бояться — нормально.       Рин подходит к ней, несколько мгновений они смотрят друг на друга. Он — снизу-вверх, она — непроницаемо. Всё как обычно. Все движимы страхом.       — Но ты слишком долго боишься, Терано.       Терано внезапно хмыкает и отводит взгляд, дырявит им пол. Рин опускается перед ней и кладёт ладони на колени, покрытые тонким пледом, а она рассматривает их, все костяшки, все морщинки на стыках фаланг. Даже позволяет лечь головой и почувствовать всю мягкость ухом. Рин придерживает её ногу и полностью расслабляется, чувствуя, как она осторожно касается пальцами волос. Приподняв одну косу и взяв её в ладонь, Терано водит по ней пальцем, рассматривая переплетение прядей, которые чуть поблёскивают от своей черноты.       — Не распускай, — просит он, и Терано гладит чёрную тонкую резинку, которая практически незаметно удерживает пряди в нужном порядке. — Юми они очень нравятся.       — Мне тоже, — отвечает, осторожно отпускает и гладит по голове. Рин не мурчит, но всё равно слишком похож на кота.       Полностью темнеет. На небе по одной загораются звёзды, но это неважные мелочи. Терано важно лишь то, что когда стрелка часов покажет десять, хоть все двенадцать часов, она не будет одна.       На веранду заглядывает Юми. Сначала она бежала, громко топая по полу, и хотела что-то сказать, но увидев Рина, засыпающего на коленях сестры, решила лишний раз не шуметь. Они переглядываются между собой, и Юми опускается рядом, чтоб обнять и Рина, и ноги Терано. Рин, чувствуя это, приоткрывает один глаз и позволяет улыбке растянуться на лице. Терано чувствует их тепло и кладёт свои ладони на светлую и тёмную макушки.       Словно она не ощущала этой нежности последний десяток лет.       Как хорошо, что она всего лишь человек, и этим всегда можно воспользоваться.