Сяо Синчэнь может только представлять себе, как выглядит это помещение.
Здесь всегда затхлый воздух, ледяные спинки выстроенных вкруг стульев и грязные футболки. От чужой одежды пахнет рвотой, дешёвым пойлом, несвежими консервами и кошачьей мочой. Любого другого передёрнуло бы в отвращении. Любой другой, едва ли посидев в кругу этих людей, никогда бы сюда не возвращался.
Синчэню предложили эту группу поддержки, когда он потерял зрение. Он только вяло кивнул и принял чужую идею, как нечто должное.
Он всегда старался с пониманием относиться к людям и, надо сказать, прекрасно в этом преуспевал. Это началось с ним ещё с детства. Добрый до невозможного, он лез разнимать драки и сам получал даже больше, чем любой из оппонентов. Пытался кормить бродячих псов, а потом под собственный тихий скулёж обрабатывал укусы в травматологии на пару с врачом. Давал скатывать учебные задания и в конце концов становился первым подозреваемым в списывании.
И вот теперь он среди пропитых и сколотых людей. Улыбался опустившемуся выпивохе, лишённому родительских прав за маргинальный образ жизни. Улыбался заядлому курильщику крэка, в тело которого этот запах, кажется, въелся навечно. Улыбался студенту, чья попытка суицида закончилась неудачей.
Сложно сказать, кому вообще он там улыбался, если не видел ни одного человека здесь, но выражение его лица всегда было искренним. Синчэнь действительно сострадал каждому здесь, хотя сам точно не должен был даже воздухом одним с ними дышать.
Среди грязной одежды, помятых физиономий и гнилостного запаха чужого дыхания он казался случайной каплей отбеливателя. Проявлялось это во всём, начиная с тихого голоса, полного учтивости, и заканчивая белоснежной повязкой поперёк глаз.
Синчэню необязательно было носить этот чёртов фрагмент материи на лице, но сама мысль о том, как теперь выглядит его облик, вызывала крупную дрожь. Глаза его были целы, ни единый клочок кожи не пострадал. Только где-то внутри глазниц, точно на дне, установилась невыносимой тяжести пустота.
И без ткани поперек глаз любой понял бы, что перед ним слепой. По тому, как Синчэнь всё время смотрит мимо. По тому, как он одними кончиками пальцев осторожно проезжается по предметам, изучая обстановку. По тому, как периодически падает на пол в попытках усесться на стул.
Несложные логические измышления привели бы к выводу о том, что слепым Синчэнь был не всегда. Более того, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что зрение он только-только потерял.
Бойкая девица, чья трость особенно звонко стучала по бетонному полу, безошибочно определила это после двух или трёх пролитых на неё латте. У неё, кажется, никаких проблем не было вовсе, но Сяо Синчэнь был слишком наивен для того, чтобы это понять.
После неудачной попытки спасти лучшего друга по ту сторону изгороди осталось всё. И дело даже не в зрении.
Синчэнь извинялся мягким полушёпотом, обещая, что подобное больше не повторится, но после в очередной раз мятая футболка юной особы расцветает пятном из кофе на соевом молоке. У него даже нет непереносимости лактозы, а он всё равно почему-то переплачивает за добавку.
Может, потому, что бариста был на диво убедительным. Несложно уболтать такого человека один раз. А после в гнетущей пустоте уже без разницы становилось, что заливать в себя. Интересно, кофейных дел мастер всё так же носит дурацкую красную ленту в растрёпанных волосах?..
Задумавшись об этом, Синчэнь почти засыпает за столиком, уложив голову на руку, спрятанную под мешковатым выцветшим свитером, и едва не опаздывает на очередное собрание анонимного клуба.
Это и вправду походило на какой-то дрянной референс к началу известной книги. Здесь была и симулянтка, и кучка потерянных для общества людей, которые находили утешение в безмерной доброте наивного слепца. С той лишь разницей, что
другой герой находил в таком заведении успокоение собственных тревог, а Синчэнь находил лишь доказательство собственной беспомощности.
Тем страшнее было слышать столь же негромкий, вкрадчивый, но резкий в угловатости своей голос Сюэ Яна.
Лучше бы его компанией оставалась одна только Цин, даже если в её присутствии Синчэнь испытывал ворох гнетущей неловкости. Она хотя бы оставалась искренней, от Яна же веяло необъяснимым ощущением неконтролируемого звериного ужаса.
Голос мог многое сказать ему, ровно как и любой посторонний шорох. Когда подходила чья-то очередь рассказывать, Синчэнь теперь уже почти не слушал. Только вникал куда-то в ту сторону, где предположительно находился этот сомнительный тип.
Сюэ Ян, очевидно, даже слишком молод для того, чтобы находиться здесь. Мальчишка, вчерашний школьник, он наверняка закидывал ногу на ногу, пока слушал каждого здесь. Когда он проходил слишком близко, Синчэнь отчётливо слышал тяжёлое дыхание на тонкой грани с одышкой. Когда Ян сидел, то непременно барабанил пальцами по подлокотнику стула. По левому, если интуиция не подводит Сяо.
Очередь звука по левому подлокотнику всегда была короче, чем по противоположному. Догадка Синчэня подтвердилась уже к следующей неделе — на левой кисти Сюэ Яна не доставало одного пальца.
А он, стало быть, удивительный баловень Фортуны, если гангрена успела затронуть только мизинец.
Что ж, нахождение его здесь должно было раскрывать самые потаённые уголки затхлой душонки, однако Ян предпочёл отмолчаться. А Синчэнь даже через непроницаемую стену чувствовал на себе его липкий, заинтересованный взгляд.
— Латте на соевом молоке, говоришь?
Порой Синчэню казалось, что в одной этой голове уживались два абсолютно разных человека. Один Сюэ Ян, бывший героиновый торчок, грубо обходился с людьми без видимой на то причины, однажды едва не устроил потасовку на собрании из-за чьей-то неосторожной фразы и курил в помещении, игнорируя замечания. Другой же знал, какой кофе предпочитает Синчэнь, ловил его каждый раз при столкновении о порог за руку и бесконечно опускал дурацкие шуточки. Впервые за долгое время Синчэнь улыбался, посмеиваясь.
Если бы только матушка была рядом, она бы наверняка клевала его о том, что с преступниками и наркоманами водиться нельзя. Но её не было, а Сяо продолжал жать руки всем тем участникам анонимного клуба, которых ему следовало бы избегать.
Особенно будучи слепым. В первую очередь будучи слепым.
Ян, кажется, проявлял к нему какую-то очень специфичную симпатию, но каждый раз, когда Синчэнь почти убеждал себя в этом, Ян моментально рушил шаткое подобие дружбы. Обычно он говорит что-то о ненависти, а Сяо так и не удаётся разобрать, с чего бы вообще его ненавидеть.
Ян говорит, что ненавидит его за излишнюю правильность, но тут же перебегает из немилости в прежние дурацкие шутки, и суть проблемы ускользает, так и не получив ни намёка на разрешение.
— Самому-то не тошно быть таким добрым и правильным?
— Разве должно? У тебя голос дрожит. Тебе стоит поесть. У меня только шоколадный батончик, как думаешь, для перекуса сойдёт?
Яна тошнит от того, как к нему относится Синчэнь, и порой где-то под рёбрами тянет желанием спровоцировать его на драку. Хоть драться со слепым — последнее дело, какое-то десятое чувство подсказывало, будто в какой-то другой жизни после стычки самому Сюэ Яну пришлось бы по костям себя собирать.
Синчэнь всё время таскал с собой что-то сладкое, запомнив дурацкое пристрастие Яна. Порой им обоим кажется, что они слишком хорошо друг друга знают для тех, кто знаком чуть больше месяца.
Ян почему-то уверен, что Сяо Синчэнь предпочитает ночь дню и часто сбегает на прогулки, хотя не может знать этого наверняка. Ян догадывается, что его новообретённый друг готов смеяться даже с самых неудачных его шуток, и охотно рассыпается на хохмы в его присутствии.
Ему хочется снять чёртову повязку, чтобы видеть крохотные морщинки в уголках глаз, пока Синчэнь тихо смеётся. Точно ветер пробегается среди листвы, отливающей непростительно яркой зеленью. Такой у него смех.
Цин в этой всей ситуации, мелкая, тонкая и юркая, проявляла ровно те же качества и в общении, потому Яну категорически не доверяла. От её отношения уровень гнева плескался где-то у самого кадыка, вызывая отвращение. В конце концов, разве эта соплячка имеет хоть какое-то право отбирать у него Синчэня?
От него же самого у Сюэ Яна под кожей моментально просыпался нестерпимый нервический зуд. Хотелось бы верить, конечно, что это только нервы и отторжение, а не стимуляторный психоз окончательно поехавшего полинаркомана.
И неизменно их преследовало чувство, будто они знакомы тысячу лет.
— Не ровня ты ему, мистер Печать Социопата На Лице, — бариста рассеянно улыбался, подставляя аппарат под смартфон для оплаты. Сяо Синчэнь в смятении опускал голову от таких намёков. Сюэ Ян же морщился так, точно у него адски болели зубы, и безотрывно смотрел на кольцо на левой руке молодого мужчины. Из будничных разговоров Вэй Ина с его спутником он знал, что тот сбежал в Ливерпуль расписаться со своим любовником, и почему-то всякое упоминание этой одиозной парочки вызывало у него не то инстинктивную злобу, не то опасение.
А ведь Ян даже не знаком толком ни с тем, ни с другим. Только у сердца прорезалось что-то, он тут же цеплялся пальцами за стойку и получал излишне пристальное внимание со стороны Синчэня. Вэй Ин же смотрел так, будто всё понимал, и при взгляде тут же тянул губы в смешке, пока Синчэнь искал его ладонь.
— Должно быть, ты перебрал с кофе. Давай руку.
Сюэ Яна тошнит от такой доброты к себе, и точно в той же степени он к ней тянется. Сяо Синчэнь охотно ею делится и бережёт от любой мыслимой боли, хотя сам страдает от неё едва ли не всё время.
И дело вовсе не в душевных коллизиях, к которым он давным-давно привык. Мигрень преследует его уже давно. Стискивает виски сразу после пробуждения. Вгрызается в кости на собраниях группы поддержки. Беспокоит по ночам, сверлом вытачивая новые кошмары.
Всё это не ускользает от Яна даже при попытке перевести ситуацию в неуклюжую шутку. Синчэнь старается держать голову прямо, но интуиция подсказывает ему очевидное — если дело так пойдёт и дальше, в лучшем случае он отделается потерями сознания в случайных местах.
— А всё из-за твоего дружка, Сяо Синчэнь. Уверен, он и не пытался о тебе позаботиться. Ничтожество, — Ян всегда произносил это слово совершенно по-особому на какой-то фантастической грани отвращения. Не обошлось без этого и сейчас.
Ян придерживает Синчэня у себя на руках, пока они пытаются побороть очередной приступ жесточайшей головной боли. Синчэнь нервно улыбается в своей манере — едва тянет уголки тонких губ, но тут же резко выдыхает и цепляется пальцами за чужое плечо. Он уверен, если бы он мог сейчас видеть, то в глазах плясали бы тёмные пятна, размазывая картинку. Впрочем, голова кружится и без этого.
Яна тоже тошнит, но по другой причине. Эту историю он слышал в самых общих чертах — из-за поломки Синчэнь не справился с управлением, совсем зелёный ещё в качестве водителя, и едва не отправил себя с другом на тот свет. А ведь Сун Лань ещё легко отделался.
С тех пор они не виделись. Звонки оставались неотвеченными, а лично встретиться никто и не пытался.
Сюэ Ян каждый раз сталкивается с двумя вещами при одном только упоминании этой истории. Всё так же в нём разливалось тотальное непонимание; он сам испытывал желание встретиться один на один с этим человеком и выговорить ему пару ласковых. Только вот Сяо Синчэнь с его уродливой добротой качал головой и говорил, что не держит зла. От этого Яна всё сильнее захватывал гнев, и хотелось сорвать его хоть на ком-то.
Второй вещью были извечные уколы ревности где-то под рёбрами. Сюэ Ян был уверен — между ними пролегает только пустошь ненависти и непонимания, но сам сжимал кисть Синчэня у себя на плече и удерживал.
Это не похоже на помощь больному. Это даже не похоже на дежурную заботу о приятеле.
Они так и стояли бы в грязном, еле освещённом кабинете, если бы Ян не вложил в худую ладонь таблетку обезболивающего. Синчэнь по наивности не стал уточнять — молча принял, как должное, отчего-то не подумав даже, чем это закончится.
Будь его матушка жива, она бы точно сказала, что с рук наркомана ничего принимать нельзя. Сказала бы, что идея переехать к нему даже хуже, чем просто добровольное согласие на чёрт знает какие таблетки.
Но матери рядом не было, а Сяо Синчэнь окончательно переселился к Сюэ Яну. Безо всяких романтических интенций, как оба друг друга и себя уверяли. Слепца нельзя оставлять одного, да ещё и с такими болезнями, а босяк-видеоблогер едва в состоянии потянуть квартиру в одиночку. Казалось бы, все остались в плюсе.
С каждой новой таблеткой викодина Синчэнь всё сильнее увязал в этом болоте, сам того не зная. Ян же тонул в уродливой радости за то, что рядом кто-то был.
Он всю жизнь потратил на ненависть к человечеству, уверенный, что все люди рано или поздно захотят загнать отвёртку ему под рёбра. Так было всегда — ещё со школы, когда единственной формой защиты от нападок оставался вариант напасть первым. Так было всегда — потому что слова о расовом равенстве оставались лишь телевизионными байками, а Ян то и дело получал берцами по лицу в наркопритонах. Так было всегда — с самого момента, как бывший работодатель и по совместительству бывший лучший друг заказной потасовкой тонко намекнул на увольнение.
И вот теперь у него был единственный человек, который не попытался ударить, обмануть и сделать больно, но Ян всё равно не понимал, отталкивал и захлёбывался в недоверии. И одновременно жил с ним под одной крышей, позволяя о себе заботиться.
Любой скажет Сяо Синчэню, что бывших наркоманов не бывает, но он отчего-то в беззаветном доверии слушался только Сюэ Яна и глотал очередную таблетку. Мысль о наркотическом содержимом его не посещала — в фармакологии он разбирался слабо, а захватывающее его чувство эйфории связывал со спецификой побочных эффектов. Он, привыкший после аварии к анестезиям и диете из дикой смеси анальгетиков, не удивлялся уже ничему.
Только отдавался краткому эффекту приятного забытия, укладываясь на Яна и подставляясь под руку. Естественно, они всё ещё уверяли себя в том, что это лишь поиск защиты от боли, хотя все окружающие давно многозначительно покашливали на их дуэт. Со временем подозревающих и вовсе не осталось — Ян отказался ходить в группу поддержки, и Синчэню не осталось ничего, кроме как послушаться.
Зависимость.
Это слово всплывало в голове у обоих время от времени с разными оттенками. Сяо Синчэнь пока только начинал об этом думать. Погрязший во тьме и в невыносимом одиночестве, он цеплялся за единственный свет в своей жизни — резкий на слова, подчас жестокий к окружающим, склонный к мерзким шуткам и невинному, как тот сам выражается, обману. Сюэ Ян совершенно точно не подарок, но, может, в том-то и был смысл.
Тошнота, озноб и резкая дрожь у Синчэня находили простое объяснение в травмах после аварии, и, на удачу, всё заканчивалось тут же, стоило Яну вытряхнуть ему в ладонь лекарство. Ни единой задней мысли, ни единого подозрения — всё легко и удачно вписывалось в то, что уже имелось, и всё оставалось на своих местах.
Вэй Ин ставит очередной стакан латте с соевым молоком, вскользь отмечая, что давно не видит их обоих. Сяо Синчэнь всё время думает о том, что бариста будто бы что-то знает, потому так беспокоится — в конце концов, какое дело постороннему человеку до слепца, что живёт вместе с видеоблогером из соображений взаимовыгоды.
— Надеюсь, ты всё время начеку с ним, — собеседник предусмотрительно добавляет сахар сам и смотрит на повязку на лице Синчэня. Что-то напряжённое было в этом голосе, явственно озадаченное. — Слушай, бросай-ка ты общение с ним. Вот увидишь, вам обоим на пользу пойдёт. Сколько жизней не проживёте, а люди, они не меняются.
Синчэнь только упрямо встряхивает длинными, чёрными, как сажа, волосами в отказе. Смысл сказанных слов ему больше казался ничего не значащим, больше преувеличенным для красного словца.
Хрупкое очарование развеивается в один-единственный миг, когда очередная доза всё рушит. Четыре таблетки, две для Сяо Синчэня, две для Сюэ Яна, краткий миг эйфории, и стены падают одна за другой.
Метафорическое бетонное крошево чувствуется призрачным жжением в глазах после первого ревностного поцелуя пополам с укусами. Ян чувствует эту краткую дрожь под пальцами, но лишь цепче удерживает изящно выточенное лицо в пальцах и в полубезумии радуется, что ему отвечают тем же.
Первые кирпичи выбивает, когда губы на шее оставляют не что-то приятное, а ощущение, будто кожу вспарывают лезвием. Синчэнь уверен, что его не кусали и не делали ничего, что причиняло бы боль, но с губ всё равно невольно срывается тихий вскрик. Тут же его поспешными, нетерпеливыми прикосновениями успокаивают, хотя самого Яна ещё немного, и точно выломает от такого же кислотного, саднящего до крика ощущения в плечевом суставе. Будто меж костями вгрызается… меч?..
Всё меняется, как только пальцы Яна перехватывают бледное, будто бы девичье бедро, и тут же расходится осколками. Арматура угрожающе трещит, местами близкая к излому на перегибах, а они замирают, и время останавливается. В этот раз — буквально.
Сюэ Ян лучше всех знает, что ничего галлюциногенного в его предписанных лекарствах не было и быть не может. Только самого перекручивает одной сценой за другой.
Вспышки, точно от взрывов сверхновых на самой заре этой чокнутой, злой и жестокой Вселенной.
Удар хлыстом; раздробленная в мясо левая кисть неповинного ребёнка; унижения; обман; клёцки в рисовом вине; перевёрнутая лавка; Цзинь Гуанъяо снисходительно улыбается перед тем, как с жестокими побоями выгнать его взашей.
Кровь на руках; тяжёлые густые капли стекают из-под белоснежной повязки; девчонка врезается в него с лёту, выхватывая кошель из-за пояса; незнакомец с охрипшим голосом, то и дело называющий его «даоцзаном».
Тёплые руки с крошечными, ненавязчиво сладкими конфетами и мягкая улыбка.
Жил-был один ребёнок, который очень любил сладости. Но поскольку он рос сиротой и без денег, ему не удавалось отведать их. И поэтому он каждый день думал: «Если бы кто-нибудь каждый день давал конфеты, было бы здорово».
— Ты нашёл меня и в той жизни? — голос даоцзана дрожит на грани панической атаки. Шуанхуа в тонких пальцах нетвёрд в нежелании признавать происходящее, а на ханьфу стекает кровь из пустых глазниц, смешанная со слезами. Они снова оказываются на том же месте, с которого Сяо Синчэнь столь лихорадочно бежал, готовый умереть, но прекратить это.
— Что за чушь ты несёшь?!
Будь Синчэнь зрячим, он бы и сам видел, сколь ошарашенным выглядел сейчас Сюэ Ян. Сложно сказать, где они вместе оказались, но память двух миров, двух времён и двух совершенно разных жизней тут же сошлась воедино.
— Сколько можно причинять боль людям? — шёпот его, измученный, смиренный, звучит совсем потерянно. Они еле возвращаются в реальность с уведомлением на чей-то смартфон. Меч пропадает из рук, и воздух в лёгких остывает. Сяо Синчэнь быстро одевается, подбирая одежду совсем ослабшими руками.
Они разъехались в тот же вечер — молча, так и слова не проронив. Ян всё пытался хоть за руку удержать Синчэня, но стоило ему едва коснуться, как тот тут же одёргивал ладонь, точно недоверчивый зверь.
Мыльный пузырь лопнул, но вместо разговора они остались при своём, задохнувшись в эмоциях.
— Стало быть, теперь вы оба знаете, — Вэй Ин чувствует это безошибочно и неопределённо усмехается. На стойку ставится извечный стакан всё с тем же содержимым; Сяо Синчэнь опрокидывает в себя кофе быстрым жестом, добивая его крупными глотками, и мелко дрожит.
— Он пытался устроить потасовку здесь, — заклинатель рассеянно трёт рабочие поверхности, наблюдая за собеседником. У того, очевидно, мысль на мысль перескакивает, а память никак не хочет вставать на место, то и дело съезжая на прошлое. Усянь только роняет сочувственный, беззлобный смешок и касается пальцами плеча даоцзана: — Попробуй думать о том, что это осталось там и больше тебя не касается.
— Что будет с Сюэ Яном? — Синчэнь коротко касается языком нервически пересохших губ, проверяя ранки на них. Еле зажили.
— Он — взрослый человек. И теперь это не твоя забота. Поделом.
Он чувствует, что старый приятель прав, но пульсирующая тревога всё равно не давала покоя. Оставалось глушить её оставшимися таблетками и возобновлёнными походами в группу поддержки.
Никто так и не поинтересовался, куда делся шебутной юноша, вчерашний школьник, сделавший себе аудиторию в пару сотен тысяч человек в своём видеоблоге. Никому не стоит знать, что Сюэ Ян когда-то был серийным убийцей, манипулятором и психопатом, им и остался. Ни единая душа и в голову не взяла бы, что Сяо Синчэнь в прошлой жизни был бродячим заклинателем, что пустил душу по ветру, потеряв себя в чужой липкой сети.
Для всех Сюэ Ян — человек, который так и не смог получить какого-либо внятного образования, медийная личность, героиновый наркоман, провокатор и агрессор. Для всех Сяо Синчэнь — слепой студент-историк и добрейшей души человек, охотно подставляющий плечо всем тем, кем обычно брезгуют.
«Слушай, я знаю, я не тот человек, которого ты хотел бы снова слышать. Сам виноват, ясно? Не понимаю, с чего ты взял, будто бы можем стать друзьями. Хотел сказать, что в твоих банках с колёсами, которые я тебе давал, викодин. Относись к этому, как хочешь, но слезай с этой дряни».
«Можешь не возвращать остаток, во мне сейчас этого дерьма и так под завязку, ха-ха. В этом я тебя не обвиняю, кстати. Удивительно, правда?»
«Я всерьёз хотел поговорить с тобой, мудила, но на старой квартире тебя нет, и на звонки ты не отвечаешь. Ладно, с мудилой я погорячился. Ты хороший человек, даоцзан».
«Я хотел сохранить тебе жизнь тогда, если хочешь знать. Просил старейшину И Лин восстановить душу. Удачи, короче. Надеюсь, в следующей жизни тебе и мне повезёт больше».
Он берёт первое же такси, еле дослушав последнее сообщение на автоответчике. Сердце будто стучит у самого горла, открыть дверь авто удаётся только с третьего раза из-за нервного тремора, а сам он, вопреки привычке говорить тихо, едва не кричит адрес водителю.
***
Сюэ Ян ненавидит даоцзана Сяо Синчэня за его доброту. Пусть пройдут тысячи лет, пусть поменяются сотни измерений, это останется неизменным.
Силы оставались только на то, чтобы проговорить инструкции и сипло просить не сдавать его в руки врачам и полиции. К горлу поступает тошнота, лёгкие спирает окончательно. Вэй Ин, увязавшийся следом, еле кривится, но послушно вкалывает налоксон.
— Подготовился, ублюдок, — он произносит это на выдохе, медленно вынимая иглу из исколотой вены. — Тебе повезло, что я вообще умею с этим обращаться. В твоих интересах сделать так, чтобы я об этом ещё и не пожалел.
Происходящее кажется сюром всем участникам, реальность в спешке размывается, и единственное, о чём думает Сяо Синчэнь — лишь бы он дожил хоть до рассвета. Вэй Усянь только качает головой и молча щёлкает зажигалкой.
— Я не потащу его к Лань Чжаню, если тебе интересно, — он еле сводит брови на переносице, хмурясь. Если ему и попался шишу в этой его жизни, то ещё более наивный, чем даже в прошлой. Сколько времени ни прошло бы, его так и продолжали водить за нос, так ещё и те же лица.
— Езжай домой. Я пробуду здесь всего ночь, — Синчэнь смотрит куда-то мимо, очевидно, пытаясь обратиться лицом в сторону Вэй Усяня.
— Ты думаешь, я оставлю своего шишу с ним? За кого ты меня принимаешь?
— Пожалуйста.
Сюэ Ян их и не слышит толком. Только цепляется слабой рукой за тонкие пальцы своего, как ему кажется, даоцзана и пытается удержать желудок при себе. Повезло, что там ничего не было уже какие сутки.
Фантастика, что в этом мире, который кажется поистине огромным, в новой жизни они встретились вновь. Ещё более неправдоподобным казалось то, что рядом оказался старейшина И Лин, чья память не угасла за всё это время. Сяо Синчэнь уверен — всё дело в величайшем его мастерстве, как заклинателя.
Суматоха утихла через час, когда с третьим уколом налоксона удалось хотя бы первоначально купировать передозировку. Когда Вэй Ин уезжал, Синчэнь так и удерживал Яна у себя в руках.
— Ты сделал это для того, чтобы привлечь моё внимание?
— Не то, чтобы, — Ян рассеянно смотрит на культю, оставшуюся от мизинца, и с тяжёлой головой тычется носом в выцветший свитер. — Оставил налоксон на случай, если сам передумаю. Ты-то почему здесь? Ты ведь всегда испытывал отвращение ко мне. Опять эта твоя добрая душонка.
— Хватит с тебя всего этого. Ты сам себя в полной мере наказал за все эти годы, — Синчэнь рассеянно пробегается пальцами по чужим спутанным волосам, совсем ласково, как когда-то давным-давно. Когда один ещё скрывал своё имя, а второй рассыпался на дурацкую заботу, в ответ получив разве что чистое зло.
В этой жизни, он готов поклясться, всё будет по-другому.
— Ты обещал, что будешь здесь только ночь, даоцзан Сяо Синчэнь.
— Возможно, впервые в жизни я солгал.
— Останешься?
— Останусь.
