Мистер Баг и Черный Кот

Меня зовут Хината Хаджиме, мне шестнадцать лет, и я ученик резервного курса академии "Пик Надежды". Слышали о такой? Все-таки самая известная академия в мире, куда берут исключительно самых талантливых учеников со всего мира. Ну, и тех, кто прошел вступительный экзамен. Вроде меня. Я всю жизнь мечтал быть особенным, обладать каким-то невероятным талантом, чтобы меня признавали все и восхищались. И хотя принятие в такую академию уже сродни чуду для большинства, мне этого было недостаточно. Я хотел, чтобы у меня нашли необычный талант. Я решил учиться усердно, очень усердно. Я записывал и запоминал всё, читал всю дополнительную литературу, брал все доклады и рефераты, чтобы в конечном счете найти свой талант. За это время я успел переспать всеми способами гениев, до которых только дорвался в Интернете. Например, вы знали, что Леонардо да Винчи спал пятнадцать минут, а потом работал четыре часа? А Черчиль спал 4 часа ночью и один час днем. В итоге я разработал собственную систему сна на основе кофеина, аниме и фенотропила (не советую ни знать, ни гуглить). Однако академия "Пик Надежды" — это совсем не райское место, особенно в резерве. Каждый, кто находится здесь, мечтает, как и я, — стать особенным. А когда ты становишься лучшим из худших, они вовсе не хотят расти до твоего уровня, они хотят утянуть за собой, в яму. Как в ведре с крабами. Вот со мной так было. Каждый раз, когда я получал хорошие оценки, я находил какую-нибудь гадость. Мне подсыпали стекло в портфель, клеили лезвия под стол, пытались побить. Но я ходил в детстве на бокс (а ещё баскетбол, балет, хоккей…) и в итоге побил их. Я себя чморить не позволю! И вот, целый семестр я учусь в этом клоповнике. Сейчас я стою в коридоре, пью сок у окна, изредка заглядываю в темный кабинет на свою парту. Все-таки не хотелось бы найти ещё один «подарочек». — Хината-кун? — я обернулся, ко мне подошла учительница с основного курса. Та странная, вечно в фартуке ходит. Что она тут забыла? Да ещё и у меня? — Да. — Пойдем со мной к директору, — она улыбнулась и потащила меня за руку прежде, чем я ответил. — Эй, погодите? Зачем?! — Увидишь. В кабинете было мрачно. По обе стороны стола директора выстроились все учителя резервного курса. Все десять штук. Они смотрели на меня хмуро, в абсолютной тишине тикали часы, и я слышал своё стучащее сердце. Я сглотнул, ладони вспотели. — А, э… Меня вызывали? Директор кивнул и показал на кресло напротив журнального столика. На столике лежал скетчбук и стоял тонкий цветок. Учитель по рисованию подала мне карандаш, когда я сел. — Начинай рисовать, — сказала она. — Н-но… Почему? — Начинай. Я послушался. Так… сначала надо поделить лист. — Назови первых пять императоров эпохи Камакура. — Э… Сейчас? — я только точку поставил. — Сейчас. — Ну, э, по личным именам? — Да. — Тамэхито, Моринари, Канэхито… Ой нет, Канэнари, Тоёхито, Хидэ… Хидэхито. — Приведи пример смешанного типа условных предложений в английском языке. — О, mixed conditional. Блин. If he… had brought gifts yesterday, he would come earlier. — Назови формулу для тормозного пути тела. — Э-это мы ещё не проходили? Ну, ладно. Я все равно читал весь учебник, — мои руки так вспотели, что я чуть не выронил карандаш. — S = v2 делить на 2a. Это путь до полной остановки. А как же там… Тормозной путь это S= v2 на ug. — Теорема Пифагора. — О, всего-то? Кхм. с2 = a2 + b2. — Чем закончилась «повесть о старике Такэтори»? — Уф. Это… Какуя-химэ вернулась на луну. — Дважды два. Ненадолго воцарилась тишина. Я резко поднял голову. Только теперь я заметил в толпе странного человека в шляпе и с фляжкой. — Простите, пацан выглядел таким напуганным и напряженным, что я не удержался! Он засмеялся, и я тоже нервно хихикнул. Как ни странно, но от того, что хоть кто-то на моей стороне, мне и правда полегчало. Мне задали ещё несколько вопросов. Было трудно говорить, я нервничал, и меня словно душили их взгляды. Одно радовало — я мог смотреть на свой дурацкий цветок, а не в их глаза. — Я думаю, достаточно. Директор поднялся со своего места, окончательно загораживая окно. Его темная тень накрыла меня. Я даже не заметил, как у меня забрали рисунок. — Ничего уникального. Посредственная работа, — сказала учитель рисования. Немного царапнуло. Я опустил голову. — Но это качественная хорошая работа, видно усвоенную базу, соблюдены пропорции, есть освещение и тень. Видна непосредственная усердность. — Значит, решено, — сказал торжественно директор и улыбнулся мне. — Хаджиме Хината, отныне тебя переводят на основной курс. Поздравляю. — Что?! — я подскочил. Одна часть меня обрадовалась, а другая полагала, что это жестокий розыгрыш. Я ущипнул себя за щеку, но не проснулся. — Но… У меня ведь нет таланта! И тут же пожалел, что это сказал. Вдруг они сейчас скажут «ну раз нет таланта, так оставайся на резервном курсе, все свободны», я буду вечно сожалеть, плакать в кровати каждую ночь, и возвращаться к этому дню до конца своей жизни. — У тебя есть. Досадно, что мы не заметили это раньше. Я крепко задумался, сложив руки. — Со времен поступления в академию у тебя не было ни одного теста меньше 98 баллов. — Правда? Но я ведь недавно получил по истории 68… Учительница истории посмотрела на меня так, что я невольно отпрянул. — У тебя никогда не было меньше ста. По крайней мере, у меня. Кто тебе такое сказал? — Миюки. Староста. Вы ей доверяли зачитывать… баллы. А вот Миюки вполне могла перевирать баллы или даже стирать имена, подсовывая ложные тесты. Таких стерв ещё поискать надо. — Вы займетесь этим? — холодно сказал директор. Историчка хмуро кивнула. Кажется, я сказал не то, что следовало. Но это её проблема, что она вечно скидывает работу! — Мы так же заметили, что ты получал много баллов и в своей старшей школе. — Ну, я ещё с первого года решил учиться в этой академии, как узнал, что здесь есть резервный курс, — сказал я. — Поэтому я усердно работал. — Вижу по твоей улыбке, что тебе очень нравится академия. — Да! Здесь столько потрясающих талантов! Я не очень любил фестивали и праздники в школе, но здесь я постоянно ожидаю чего-то нового и необычного! О, простите, — я неловко почесал голову. — Если вы хотите перевести меня на основной курс, то какой же у меня талант? Директор наклонил голову и ответил: — Твой талант — абсолютный отличник. Давно не видел таких потрясающих результатов. А уж твоя маленькая демонстрация… Даже абсолютный историк ответил не сразу. Я покраснел. Сравнение с абсолютными… меня. Абсолютные и я. — И кстати, у меня есть то, что порадует твоих родителей, — он протянул чек. Как только я его увидел, у меня чуть слезы не потекли. — Так… Так мало! — Это цена за весь этот год, для абсолютных другие условия обучения. — Это… Это! Спасибо! Огромное спасибо! Директор ласково улыбнулся. — Завтра ты уже идешь в основной корпус. Чиса-сенсей всё тебе покажет, — та учительница, что меня привела, мило улыбнулась и помахала рукой. — Ты будешь семнадцатым в классе 77. И поздравляю с титулом, Хината-кун. — Ох, это вам спасибо! Я шел по коридору чуть ли не вприпрыжку. Улыбка не слезала с лица, чек из кармана грозил выскочить, мне хотелось петь, и… . . . Внезапно накатила такая грусть, что я замер и пошатнулся. Я не мог улыбаться, глаза защипало, я схватился за стену — до того все внезапно навалилось. — «А ты этого достоин?» — спрашивало и смеялось подсознание. — «Тебе ведь не дается это легко. Ты пашешь как лошадь. Разве это талант?» — «Вспомни Каеде Акаматсу! Как легко она завораживает своими звуками, как легко ей поддается инструмент. Все знают, что через два года её возьмут абсолютной пианисткой. Разве тебе так же легко даются трактаты по истории? Формулы по физике? Логарифмы по математике?» Я сжал руки в кулаки. Верно. Директор ошибся. Никакой я не абсолютный. Обыкновенный заучка. Меня ни капельки не интересует, что я читаю или выучиваю. Однажды я краем уха слышал Махиру. Я вышел из класса — она обсуждала объективы с Сато, я зашел со звонком, и она говорила о них же. Её глаза при этом горели, она покачивалась с пятки на носок, ей нравилось то, чем она занимается. Разве можно сравнить такие разные уровни интересов? И что с моим талантом делать? Кем я буду потом? Абсолютным работником? Даже не директором, не креативщиком, а так, в любой бочке затычка? Тогда… Наверное, мне не стоит занимать место настоящего таланта. Да, мне надо вернуть чек. Это не мой талант. Это талант кого-то другого, а значит, мне нужно просто продолжать искать… Внезапно что-то врезалось мне в спину. Я покачнулся и застыл. — Прости-прости, плохая удача! Пока тот, кто в меня врезался, поднимался и обходил меня, я быстро утер покрасневшие глаза. — Извини, я тебя задел? Парень — светловолосый, сероглазый, похожий на утренний дым — обеспокоенно протянул ко мне руку. На нем была одежда основного курса, и я плотно зажмурился, пытаясь отогнать темные мысли. — Нет, это не ты виноват. — Да? — он наклонил голову. — А почему тогда у тебя глаза красные? О, — он наклонился. Из моего пиджака выпал чек. — Хм. Это чек для основного курса, но ты в форме резервного. Я не понимаю. — Директор… Хотел перевести меня на основной курс. — Надо же! — парень улыбнулся, искренне и светло, и хлопнул в ладоши. — Поздравляю! Как же тебе повезло, что твой талант распознали! И какой он? Он наклонился близко и глаза его горели таким искренним интересом, что я и шагнул назад. — Аб-абсолютный отличник. — Как замечательно! Абсолютная любовь к учебе восхитительна! Я уверен, что это прекрасный пример для будущих поколений. — Да, но… Я хочу отказаться. — Почему? — он удивленно захлопал глазами и наклонился ещё ближе. Я отошел ещё раз. — Это не похоже на талант. В нем нет ничего конкретного. У меня чувство, будто я занимаю чужое место. Я… Внезапно меня взяли за руки. Незнакомец требовательно посмотрел мне в лицо, и я тоже посмотрел на него. Вблизи глаза его казались зеленоватыми. — Послушай, не все таланты раскрываются сразу же. Это место создано для раскрытия и их реализации. Один только факт, что директор среди трех тысяч, ты только подумай, трех тысяч студентов выделил именно тебя, говорит о многом. — Н-но… Я… — Директор работает здесь уже почти двадцать лет. Он видел сотни талантов и увидел тебя. Если не веришь мне или себе, то поверь в директора, поверь в академию "Пик Надежды". Они видят дальше, чем ты. Тепло его рук успокаивало, и я неосознанно начал кивать на его слова, не отводя взгляда от наших переплетенных рук. — Я верю в тебя и в твой талант, избранный самой надеждой. И ты должен поверить в себя, чтобы помочь своему таланту. Ты был выбран не просто так! Я поднял глаза. Он смотрел серьезно и голос его, легкий с хрипотцой, действовал ужасно убедительно. Я посмотрел на его черты лица, аккуратный нос, скулы, чуть розоватые губы. Глаз от его лица было не отвести — так оно было сосредоточенно очаровательно. — «А он милый», — мелькнуло в голове. Я застыл, чувствуя, как краснеет лицо. Отпрянул, пряча руки за спину. Тот удивленно моргнул, посмотрев на свои руки, а потом засмеялся. И смех этот был как гвоздь на крышке гроба — так навечно прибивали его в моё сердце. — Прости, когда дело касается талантов, я немного заигрываюсь, — он убрал руку за голову. — В любом случае, я бы очень хотел, чтобы ты стал моим одноклассником… Хаджиме, верно? — А, — сердце забилось, — откуда ты?.. — Успел прочитать на чеке. Только я не уверен, это фамилия? — И-имя. — Оу, прости, — он опять неловко рассмеялся. Хотя какой неловко! Колокольчики не поспорят с красотой этого смеха! — Я Нагито Комаэда, класс 77. Рад познакомиться! — Я Хаджиме Хината. Взаимно. А какой у тебя талант? — О, довольно скучный. Я абсолютный беттор, но сейчас больше инвестор. — Ничего себе скучный! Звучит довольно сложно! Но разве подросткам можно заниматься такими денежными операциями? — Я все делаю от имени отца, — он хихикнул. — Но директор узнал об этом каким-то образом. — И… Ты, наверное, много заработал? — Ну, миллиард точно есть, — он небрежно пожал плечами. Плечами, которые наверняка носят одежду за несколько миллионов и купаются в самых дорогих пляжах… Я качнул головой, откидывая образ. — Твоя любовь к учебе мне больше нравится — в ней больше морали, труда и меньше шальной удачи. — Но твой талант тоже потрясающий! Он улыбнулся — так очаровательно, что я не смог удержаться от ответного жеста. — Ладно, я думаю мне пора. Надеюсь, что отговорил тебя от возвращения на резерв, — он пошел к лестнице, обернулся, глаза его светились добротой и теплотой, и добавил. — До встречи в классе, Хината-кун! Несколько секунд я смотрел ему вслед. Щеки горели, мысли путались, а в сердце бабочки плясали кан-кан. — «Он ведь прав, если меня заметили — значит, я что-то значу! Мне просто нужно ещё немного времени!» — я побежал по лестнице вниз. Сердце колотилось как бешенное, руки все ещё чувствовали чужое тепло. — «И он там будет. И он ждет!»