Любой день, проведённый с тобой, мой любимый

Это не было хорошим днём. Или хорошей неделей. Юнги был уставшим. Намджун не знал, что сказать ему. Он не мог сделать что-то, чтобы успокоить его или улучшить его настроение, потому что Чонгук всё ещё не забыл об этом. Они снова были в доме Кимов, в этот раз на выходных, так что все были дома, включая Чимина, парня, которого Намджун и Джин временно воспитывали, надеясь на его усыновление. Это то, о чём они собирались сообщить в тот день, когда Юнги всё испортил, и когда они наконец сказали ему об этом, он почувствовал себя ещё большим уродом. «Ну, он разговаривает с тобой теперь, правильно?», Намджун спросил, внимательно наблюдая за Юнги. Его друг выглядел хуже, чем когда-либо, и это было достаточно впечатляюще, так как Юнги никогда особо не заботился о своей внешности. «На самом деле, нет», Юнги провёл рукой по своим уже взьерошенным волосам. «Он уже даже не кричит, когда плачет». Намджун морщится. Чонгук сидел на диване с Джином, смотря телевизор. Он не обращал внимания на Техёна и Чимина на полу так, как он бы это делал, если бы Юнги не сказал Хосоку исчезнуть. Юнги в отчаянии смотрел на своего сына, думая о том, что он сделал не так. «Я нашёл новый садик для него», Юнги говорит. «Он предназначен для «проблемных детей» или что-то такое. Они специализируются на детях, которые не совсем нормальные». Намджун кивнул: «Это будет неплохо для него», он сказал аккуратно. Юнги вздыхает: «Моя мама никогда не позволит мне забыть об этом. Она подумает, что я разочаровываюсь в нём». «Не каждый ребёнок должен быть нормальным, Юнги», Намджун напоминает ему. «С Ку всё нормально. И нет ничего плохого в том, чтобы отправить его в заведение, которое заботится о детях, которые не могут существовать в обычной среде. Не каждый должен быть обычным». «Я знаю», Юнги смотрит на Намджуна с небольшой улыбкой. «Спасибо, Джун». Намджун ярко улыбается, показывая свои ямочки. Он нравился Юнги только из-за этой улыбки. Это заставляет его чувствовать себя значительно лучше, даже если Чонгук отказывается сидеть возле него во время обеда и не обращает на него какого-либо внимания, кроме тех случаев, когда он говорит ему сделать что-то. Юнги надеется, что возвращение в садик поможет ему. Кто-то стучит в апартаменты Хосока спустя две недели после того, как Юнги выгнал его. Он не готов к этому. Его сестра пришла к нему с Микки, и он сейчас меняет свою футболку (что означает, что он наполовину голый), после того как Давон немного сильно бросила в него отрезанный арбуз. Всё попало на его грудь, и теперь он липкий и мокрый. «Я сказала, что мне жаль, Сок!», Давон кричит, пока он открывает дверь, закатывая свои глаза. Микки гавкает на дверь и радостно бежит к ним в предвкушении гостя. «Здраствуйте?», Хосок спрашивает в замешательстве, не узнавая женщину перед собой. «Ты не сказал мне, что к тебе прийдёт женщина», Давон шепчет, когда появляется за его плечом и смотрит на гостю большими заинтересованными глазами. Хосок снова закатывает свои глаза: «Я могу чем-то помочь?», он спрашивает женщину. «Я ищу Чон Хосока», она говорит с насмешливой улыбкой, смотря между ними двумя. «Меня зовут Чон Бонча». «Я – Чон Хосок», он отвечает. «Я знаю вас?» Бонча улыбается, и это сразу отталкивает Хосока. Она ему не нравится. Он обычно не делает поспешных выводов о людях, которых он не знает, но он сделает исключение для этой леди. «Конечно, он бы не сказал тебе», она закатывает свои глаза. «Я – Чон Бонча. Мама Чонгука». Глаза Хосока раскрываются шире: «Я думал…» «Я уверена, что Юнги не рассказал тебе многого. Ему нравиться притворяться, что я не существую», она морщиться. «Этот негодник. Я здесь, потому что мне нужна твоя помощь». «С чем?», Хосок спрашивает аккуратно. Он чувствует, что Давон тоже напряглась позади него. «Я собираюсь снова подать в суд. Чтобы получить родительские права на своего сына». «Мэм, мне не совсем комфортно вмешиваться в это», Хосок медленно говорит. «Это не моё дело». Она фыркает и меняет позицию, будто ожидая, что он её пригласит войти. Чего делать он точно не собирается. «Ты был его няней. Ты присматривал за моим сыном, ты находился с Юнги во время этого. Я могла бы воспользоваться твоей помощью, твоими показаниями. Я забираю своего ребёнка обратно». «Я не…», Хосок смотрит обратно на Давон, но та осуждающе наблюдает за Бончой и не замечает его крика о помощи. «Я могу заплатить тебе», она говорит, «любую суму, чтобы ты помог мне вернуть Чонгука. Юнги просто не подходит на роль отца. Он – рэпер. У него есть татуировки, и он всё время матерится, и если бы ты только слышал, о чём он говорит в своих песнях», она цокает своим языком и качает головой. «Ребёнок не может находиться возле него». «Мэм, я не хочу проявить неуважения, но, как по мне, Юнги – прекрасный отец. Он заботится о Чонгуке, всегда старается для своего сына. Я не могу сделать того, о чём вы меня просите, ни за какую цену», Хосок настаивает. Бонча наклоняется и шепчет, будто это было каким-то огромным скандалом: «Ты знаешь, что он… не той ориентации?» Хосок смотрит на неё в замешательстве. Давон издает придушенный и злой звук в своём горле. «И что не так с этим, чёрт возьми?», она требует, становясь перед Хосоком. «Это делает его неподходящим для того, чтобы воспитывать ребёнка», Бонча фыркает. «Представьте, педик воспитывает ребёнка!» Давон смотрит на неё раздражённо, пока Хосок воспринимает всю информацию, и его внутренности начинают некомфортно скручиваться. «Я дам тебе знать, мерзкая сволочь, что гей вполне способен воспитывать ребёнка», Давон говорит сквозь зубы. «По крайней мере, более способен, чем ограниченная гомофобная сучка. Если ты ещё раз подойдёшь к моему брату, я лично удостоверюсь в том, чтобы ты никогда не могла даже коснуться своего ребёнка». Давон хлопает дверью перед её лицом, дрожа из-за гнева. Хосок просто стоит в шоке. «Я не могу поверить, что она сказала это», Давон злиться, расхаживая перед дверью. «Что за чушь двенадцатого века!» «Нуна, я думаю, это нормально», Хосок говорит тихо, не чувствуя себя лучше после этих слов. «Это не должно быть нормальным. Как твоё сексуальное предпочтение относится к воспитанию ребёнка!», Давон останавливается и смотрит на дверь, будто она может прожечь Бончу лазерами сквозь неё. «Вот же наглость!» Хосок всё ещё находится в шоке из-за всего разговора, когда она поворачивается к нему и смотрит на него так, что он понимает, что он не может спорить со своей нуной, что смешно, потому что она пока ничего ему не сказала. Но даже так ему становится не по себе из-за решительности в её взгляде. «Ты должен позвонить ему», она говорит строго, будто решение уже принято. Будто это она должна принимать такие решения. Но, честно говоря, вся жизнь Хосока была такой, поэтому он не сильно удивлён. Он просто вздыхает. «Я уверен, что он не хочет разговаривать со мной». «Тогда ты позвонишь Намджуну, и если Намджун избегает тебя, пойдёшь к нему домой. Сок-и, он должен знать, что его бывшая ходит и просит людей, предлагает заплатить им, чтобы они дали показания против него в суде. Ради его ребёнка. Он должен знать об этом», Давон смотрит на него умоляюще. «Он может потерять своего ребёнка, Сок». Хосок посмотрел на неё на секунду, вздыхая, зная, что она была права. «Тебе нужно позвонить ему прямо сейчас». Он начал искать свой телефон, и она помогала. Они оба отчаянно перерыли весь дом, срывая подушки с дивана, пока наконец она не нашла его под подстилкой для Микки, куда тот, наверное, упал, когда он игрался со своей собакой на полу. Он разблокировал телефон и быстро набрал Юнги: «Пожалуйста, возьми трубку», он пробормотал, пока ждал ответа. «Хоби?», голос Чонгука прошептал, когда звонок приняли. Хосок издал придушенный звук: «Куби?» «Хоби!», Чонгук счастливо шепчет. «Аппа не собирался взять трубку, но я скучаю по Хоби, поэтому я забрал его телефон», Чонгук звучит довольным собой, и при любых других обстоятельствах, Хосок, наверное, уже бы смеялся. Но сейчас он просто слегка улыбается, перед тем как встретиться с непонимающими глазами Давон и вспомнить, почему он вообще позвонил. «Послушай, Поросёнок, Хоби правда тоже скучает по тебе, но мне нужно поговорить с твоим аппой, хорошо? Можешь, пожалуйста, дать ему телефон?» «Аппе не нравиться Хоби сейчас», Чонгук шепчет. «Я не думаю, что он хочет говорить с тобой. Дядя Джуни говорит, что он глупый». Хосок смеётся, заставяя Давон повести бровями, но он просто отмахивается: «Я знаю, что он не хочет разговаривать со мной. Я уверен, что твой аппа всё ещё злится на меня, но ты должен сказать ему, что это очень, очень важно, и мне нужно поговорить с ним прямо сейчас». «Я могу попробовать», Чонгук наконец соглашается. Хосок слышит, как открывается дверца шкафа Чонгука, и потом слышит крики на заднем фоне вместе с тихими шагами Чонгука. «Мин Чонгук, если ты не вернёшь мне мой телефон прямо сейчас, мы не идём к Чимину и Техёну завтра», Юнги кричит. Чонгук просто фыркает и кричит: «Аппа, Хоби правда должен поговорить с тобой, так что будь хорошим». Юнги молчит. «Он говорит, что это очень, очень важно», Чонгук продолжает. Снова тишина. «Я открою дверь сейчас», Чонгук шепчет Хосоку. «Хорошо, Поросёнок», Хосок отвечат, издая небольшой смешок. «Ты так привязался к этому ребёнку», Давон шепчет ему. Он показывает ей средний палец. «Аппа, ты поговоришь с Хоби», Чонгук говорит быстро нормальным голосом, когда дверь открывается. «Он переживает. Куби знает». Юнги молчит несколько секунд, и потом Хосок слышит, как он говорит: «Я поговорю с Хоби, малыш, только, пожалуйста, верни мне мой телефон». «Пока, Хоби», Чонгук говорит ему. «Аппа поговорит». «Спасибо тебе, Куби», Хосок говорит, вздыхая в облегчении. «Я скучаю по тебе сильно», Чонгук добавляет. «Я хочу, чтобы ты вернулся». Сердце Хосока сжимается в его груди, и он закрывает свои глаза: «Я тоже скучаю по тебе, Поросёнок», он отвечает тихо. «Хосок?», Юнги спрашивает, явно получив свой телефон обратно. «Всё в порядке?» «Ах», Хосок вздыхает, «да, всё нормально. Я просто… Меня кто-то посетил сегодня. Чон Бонча?» Юнги резко вдыхает: «Нет». «Ох, эм, да. И она… ах… попросила меня дать показания. Против тебя. В суде». «Чёрт… Блядь», Юнги шепчет. Каждая нотка в его голосе пропитана ужасом, и это вбивается в душу Хосока. «Я хотел, чтобы ты знал. Я, разумеется, этого делать не буду. Я думаю, что ты хороший отец. Но она, похоже, довольно…», Хосок пытается найти подходящее слово, чтобы не прозвучать слишком грубо. «Чёртова сучка», Давон кричит в телефон. «Она – чёртова сучка!» Юнги смеётся, услышав её крики: «Кто это?», он спрашивает. «И могу я, пожалуйста, быть её другом?» Хосок морщится и раздраженно смотрит на Давон: «Это моя сестра. Чон Давон. И нет. Я не думаю, что это будет хорошей идеей». «Я буду твоим другом, Юнги!», Давон кричит. «Мне не нужно разрешение этого придурка!», она бросается к телефону, пытаясь отобрать его у Хосока. «Я не придурок!», Хосок защищается, пытаясь оттолкнуть её. «Не приходи в мой дом, чтобы оскорблять меня!» Юнги смеётся ещё больше. «Это подходит тебе!», Давон кричит, забирая телефон у Хосока и отталкивая его, пока она быстро говорит: «Эта сучья женщина сказала, что не можешь воспитывать ребёнка, потому ты гей, и я просто хочу, чтобы ты знал, что ты хороший и ценимый, и это не имеет никакого значения, что ты гей, у тебя прекрасный ребёнок, и ты – замечательный отец. Если то, что Хосок говорит мне, правда, и поскольку я знаю, что ты гей, я бы хотела предложить своего дорогого братика как вариант. Потому даже если он иногда чёртов идиот и может быть абсолютно глупенькой задницей, он отличный человек, как мне говорили. Правда 10/10 сладенький…» Хосок отбирает телефон у своей сестры, обрывая её посредине того, что точно послужит тем, чтобы смутить его, и раздражённо смотрит на неё, пока она улыбается, как Чеширский кот. Юнги практически умирает на другом конце телефона, смеясь. «Глупенькая задница!», он повторяет. «Я точно использую это». «Прекрасно», Хосок бормочет. «Что ж, это моя сестра. Теперь вы знакомы». «Она мне нравится», Юнги заявляет. «Она одинока? Я могу пожениться с ней?» Хосок закатывает свои глаза: «Нет, ты не пожениться с моей сестрой. Она лесби». «Я – би», Давон спорит. «Он точно может взять меня замуж». «Би означает, что тебе нравятся все женщины и Ли Джун Ки», Хосок отвечает. «Юнги – не твой тип». Юнги снова смеётся, практически задыхаясь из-за этого. «Чувак, и я думал, что этот звонок будет депрессивным», он говорит между хихиканьями. «Как же я ошибался». «Давон из всего делает праздник», Хосок сухо соглашается. «Поэтому я и держу её». «Что ж, если ты решишь, что она тебе не нужна, я заберу её». «Я запомню». Наступает тишина, когда он чувствует взгляд Давон на себе. Он хочет задать миллион вопросов. Знал ли Юнги, что Бонча снова ищет Чонгука? Это причина, по которой он сказал Хосоку уйти? Скучал ли он по нему? Нуждается ли он в нём? Всё ли в порядке с Чонгуком? Всё ли нормально с Юнги? Может ли он вернуться? «Прости меня», Юнги вдруг говорит тихо, практически шёпотом. «Всё в порядке», Хосок отвечает, закрывая свои глаза и улыбаясь немного. «Я думаю, я понимаю теперь». «Это всё же не было правильным». Снова молчание. Давон встаёт и уходит на кухню, притворяясь, что она убирается. Она похоже, поняла, что у Хосока и Юнги сейчас особенный момент, и она не хочет участвовать в нём. «Я могу вернуться к работе теперь?», Хосока спрашивает, наполовину шутя. Юнги не отвечает некоторое время: «Я нашёл садик для Чонгука». Глаза Хосока раскрываются шире в удивлении: «Это хорошо!», он отвечает. «Ему нравится там?» «Нормально, по крайнеё мере, до этого момента. Он завёл нескольких друзей, что меня удивляет. Он ходит туда всего несколько дней…» «Он хороший ребёнок. Его терпение улучшилось. По крайней мере, так было, когда я видел его последний раз». Юнги смеётся: «Да… Он стал лучше терпеть людей. Терпеть аппу? Не уверен. Не так хорошо. Он меня ненавидит теперь». «Он ненавидит тебя?», Хосок спрашивает в замешательстве. «Почему?» «Он уверен, что я – причина тому, что его Хоби забрали. Хорошие новости, он не плачет, когда я оставляю его в садике. Плохие новости, он не скучает по мне». Хосок может слышать боль и обиду в голосе Юнги, несмотря на небрежные слова и притворное безразличие. Он нахмуривается: «Я уверен, что он скучает по тебе, и я уверен, что он не ненавидит тебя». «В любом случае, тебе не нужны наши проблемы», Юнги говорит, вздыхая. «Извини. Я не должен был говорить что-либо. Спасибо, что позвонил мне, Хосок, я… я думаю, я справлюсь с этим». «Юнги, ты потеряешь его, если попытаешься делать всё это в одиночку», Хосок говорит, перед тем как его мозг может понять его эмоциональные слова. Юнги молчит несколько минут. Хосок готовит себя к тому, что его обматерят, что звонок вообще закончиться. То, что он получает, убивает его. «Я потеряю его ещё быстрее, если влюблюсь в его няню-мужчину», Юнги шепчет. Хосок чувствует, как его сердце падает и потом разбивается: «Юнги», он говорит тихо, умоляюще. «Это правда, Хосок. Я не могу быть возле тебя. Я не… я не достаточно сильный, когда ты рядом. Прости меня». Юнги заканчивает звонок, не дожидаясь, пока Хосок что-то скажет. Хосок просто стоит в гостиной, чувствуя, как всё просто исчезает, и он даже не замечал, до того момента, когда уже было слишком поздно. Это глупо, потому что Юнги не был его всем. Юнги не был даже его. Он не был всем для Юнги. Ему хочется плакать. «Ну?», Давон возвращается в комнату со стаканом сока. «Всё решили?» Когда она смотрит на лицо Хосока, она ставит стакан и обнимает его. Он обнимает свою сестру в ответ и закрывает глаза, чувствуя, что всё неправильно, серо и больно. В этом нет логики. Он никогда не был частью семьи Юнги, они никогда не были частью его семьи. Он не должен так себя чувствовать. Это бы значило, что Юнги был прав. Это бы значило, что он любит их. Он был просто няней. Он не должен был влюбляться в хорошего мальчика с яркими глазами и в его красивого отца. Он не должен был. Но он влюбился. И теперь он расплачивается за это. Они все расплачиваются за это.