Колл (не) хочет жить

      «Вот к чему привели твои секреты, Коллам» — нескрываемое презрение и едва уловимые нотки разочарования в голосе, слишком напоминавшем голос мастера Руфуса.       Колл и сам знал, что был не прав. Что просто боялся. Наверное, кто-то заявит, что это нормально — бояться открыть невозможную, ужасную правду о том, какой же монстр ты на самом деле. Признаться, что ты на самом деле перерождение самого Врага Смерти, того, кто поломал судьбы тысячи людей. Но если бы… Если бы он рассказал об этом мастеру? Если бы его еще тогда лишили магии? Да боже, если бы его просто-напросто убили, толкаемые невозможным, удушающим в своих стальных тисках страхом? Ведь тогда… Тогда Аарон был бы жив, да? А ради его жизни Колл, не колеблясь ни секунды, отдал бы свою собственную — а собственную ли? — жизнь.       Он слишком отчетливо помнил тот вечер. Помнил до самых мелочей, терзающих лишь сильнее с каждой секундой. С каждым новым вдохом. С каждым взглядом. Помнил теплое прикосновение руки Стюарта. Как же Коллу хотелось вновь ощутить это родное тепло. Помнил безнадежную, горькую улыбку Аарона. Улыбку человека, готового к своей безрадостной участи. Помнил его слова, гулким эхом раздающиеся в подсознании. «По крайней мере, мы умрем вместе»       Но вместе так и не умерли. Умер лишь Аарон. Его частичка… Нет, просто его душа. Его противовес. Его лучший друг. Его самый дорогой человек. Самый особенный. Его любовь…Не имеет уже смысла. Без него уже ничего не имеет смысла.       Константин теперь выглядел уже не таким и коварным злодеем в глазах Колла. Мэдден был человеком, потерявшим самое дорогое, что у него было — своего брата и противовеса в одном лице. Пустота, зиявшая бездонной дырой после его гибели, тут же заполнилась маниакальным желанием возрождения. Кажется, еще ничьи мотивы не казались настолько прозрачными. Колл старательно отгонял от себя навязчивую мысль, что Константин был монстром еще до гибели брата.       Даже в какой-то степени забавно, хотя скорее чертовски иронично было проводить эти параллели между ними — хотя, по сути, между ним одним. Коллам Хант — Константин Мэдден. Константин Мэдден — Коллам Хант. Теперь все до — неодолимый страх разоблачения, бесполезные подсчеты баллов в колонке Вселенского Зла, жгучая ненависть к Константину — то есть, пардон, к самому себе — казалось настолько далеким, насколько бессмысленным. Говорят же, что от судьбы не убежишь. Что все в жизни повторяется дважды. И в его случае это сработало на все сто — смерть противовеса и дорогого человека, как то и было у Константина. Как и было у него.       Бездушный взгляд изумрудно-зеленых глаз, некогда излучавший успокаивающее тепло, жалобный плач Тамары, переходящий на тихие поскуливания — Колл запомнил это на всю жизнь. Как и запомнил неожиданно вспыхнувшее, неконтролируемое желание убить Алекса. Он помнил свое нетерпеливое, злорадное предвкушение от одной только мысли о том, как Страйк, корчась в предсмертной агонии, умоляюще хрипя совершенно ненужные слова, умирает от его руки. От руки Коллама Ханта.       И впервые Колл не испугался этого порыва, поистине достойного не одной тысячи баллов в колонке Вселенского Зла. Потому что ему ни перед кем не было за это неловко. Потому что больше некому его останавливать. Потому что больше нет возможности взглянуть в изумрудные грани глаз, сияющие неподдельной искренностью, чистейшей добротой и преданной любовью. Потому что тот единственный, ради которого Колл так упорно цеплялся за остатки человечности...мертв. Потому что и душа Колла умерла вместе с Аароном. Аарон и был его душой.       Огонь хочет гореть, вода хочет течь, воздух хочет подниматься, земля хочет скреплять, хаос хочет поглощать. Колл хочет жить. Нет. Колл не хочет жить. Колл хочет, чтобы Аарон жил. Колл хочет, чтобы тогда Тамара сделала другой, правильный выбор. Колл хочет проснуться утром в своей комнате и понять, что это - всего лишь страшный сон.

Но Колл не хочет жить