Два лица друга

Большую часть жизни Оби-Ван Кеноби был джедаем, а значит имел право быть похоронен в соответствии с традициями Ордена. Энакин понял это, едва ушла первая волна горьких эмоций. Но пока он просто сидел без движения, продолжая поддерживать мёртвое тело Оби-Вана, глядя в его лицо, постепенно терявшее краски, замирая в холоде вечности. Взгляд Скайуокера был неподвижен, слезы неслышно скользили по щекам, падая вниз. Подле него так же неслышно сидела Сатин, одной рукой обнимая сына, второй держа холодную руку своего мужа, которого до последней секунды продолжала любить сильнее, чем саму себя. - Мой друг, мой брат, Оби-Ван сегодня умер, - прошептал Энакин, закрывая рукой глаза учителя. И после этой фразы все трое залились бурными, горькими слезами. Они сидели, сплоченные горем, не слыша, как в небе над планетой и всей галактикой полыхают салюты и раздаётся громкая музыка. Так жители всех планет выплескивали наружу свою радость от того, что Империя пала и ситхов больше не было. А где-то на орбите Эндора в какой-то момент ярко блеснул и тут же погас огромный ярко-оранжевый шар, в который превратилась Звезда смерти после меткого выстрела бывшего имперского стрелка. Тинна встретили внизу, как героя, не подозревая, чем была эта победа для него самого. Искуплением, прощением, местью за самого себя. Но только трое людей во всей галактике не разделяли общего веселья, вернее, нет, четверо. Была ещё Асока, подумав о которой Энакин тяжело вздохнул. Ему до боли в сердце хотелось сейчас обнять её, прижаться, и в этих объятиях оставить всю свою боль. Но он помнил о том, что было прежде и не знал, станет ли она теперь с ним даже говорить. И всё равно, прежде, чем он её увидит, нужно было похоронить тела своих друзей. Энакин решил это сделать на Эндоре, том месте, с которым у него так много было связано. Он полетел на том самом корабле, который привёз Скайуокера сюда и в медотсеке которого Асока сейчас приходила в себя. Сатин и её ребёнок решили присоединиться, а её корабль пристыковать к дну транспорта Энакина. Дорогой они не разговаривали, а Скайуокер поставил управление на автопилот и решил заглянуть к Асоке. Она к этому времени уже проснулась и сейчас сидела на кушетке, глядя в окно, на мелькавшие звёзды. Тогрута сидела неподвижно, лишь только её лекку чуть поднимались в такт неглубокому дыханию, касаясь щёк, до сих пор бледных, но уже не мертвенно-серых. Энакин не решился подойти, а вернувшись к Сатин, думал обсудить с ней то, что произошло. Она, в свою очередь, рассказала о том, как всё это время жила на Стьюджоне - родине Оби-Вана, в доме его семьи. Её тайну перевезли туда повстанцы, чтобы безумный Дарт Кийн не нашёл её. Уже прилетев на Эндор, Энакин помог Асоке подняться и спуститься с трапа, тогрута не противилась ему, но и первая заговорить не спешила. За то была очень рада, когда они встретились с Мастером Толмом и наконец увидели Люка и Лею. Малыши уже спали и выглядели так же хорошо, как и при отце. Мастер рассказал им, что нашёл недалеко от леса тело того самого тогрута, что приходил сюда, погибшего от удара световым мечом. Никто не знает, как это случилось. При этом Толм загадочно подмигнул Асоке, словно намекая на то, что знает, будто это сделала она и не осуждает её, понимая, зачем Тано так поступила. Асока ответила ему взглядом, давая знать, что принимает эту версию. О том же, что было в действительности не узнает никто, как и о прошлом её мужа. Никто и никогда. Энакин развёл костёр и сидя возле тёплого оранжевого огня, мужчина рассказал всем троим о том, что случилось в замке Императора, не утаив ничего, даже то, о чём не хотел бы слышать. Разговор длился всю ночь, а после они отправились хоронить Оби-Вана и Тру. Костёр был уже готов, а Мастер Толм копал ямы. - Он хотел видеть меня особенным, - сказал Энакин, когда прах опускался в могилы - Но увидел побежденным и слабым. Ты верил в меня, а я тебя подвёл. Прости меня, брат. Два белых камня отметили новые захоронения, возникшие рядом с теми, в которых покоились Падме, Затт, Феррус и Руви Наберри. Отец нашёл свою дочь и теперь они навсегда были вместе.

***

Мастер Толм почти сразу заметил, какими напряжёнными были отношения Энакина и Асоки, поэтому, после похорон, когда утро ещё только занималось над Эндором, сказал им обоим: - Я пойду на озеро, может быть, удастся поймать немного рыбы на завтрак, Люка и Лею возьму с собой. - А они вам не помешает? - на всякий случай уточнил Энакин. - Вовсе нет, - быстро возразил Толм - Мы с ними давно подружились. Сатин улетела ещё полчаса назад, сказав, что ей нужно встретиться с Мотмой, никто не стал удерживать её, зная, что скоро они снова увидятся. Прежде всего Энакин принёс воды и долгое время отчаянно отмывался, избавляясь от запаха смерти, лжи и предательства. И лишь вытеревшись насухо и переодевшись в чистую рубашку и брюки, он снова ощутил себя человеком. Вернувшись, Скайуокер увидел, что Асока сидит на крыльце домика Ферруса. На ней был надет лёгкий сарафан, а ноги были босыми. О том ужасе, который недавно произошёл, напоминала лишь небольшая повязка, спускавшаяся с левого плеча на лопатку. При виде неё сердце Энакина зашлось от боли. - Мне не спалось, решила посидеть снаружи, - произнесла тогрута первые за долгое время слова. Она избегала смотреть на него, продолжая о чём-то думать, глядя на синее небо. Энакин присел с ней рядом и задал главный вопрос, не дававший ему покоя: - Скажи мне, зачем ты так поступила? Тогрута вздрогнула всем телом, подумав, что Энакин имеет ввиду всё то, что мистер Наберри заставил его о ней узнать, но тот уточнил: - Зачем ты встала между мной и убийцей? Асока нерешительно повернулась к нему и заставила себя посмотреть в лицо Скайуокера: - Потому, что я люблю тебя и даже мысль о том, что тебя больше нет причиняла мне невыносимую боль. Я сделала бы не только это, лишь бы тебя спасти. Энакин порывисто обнял её и положив головой на своё плечо, гладил её лекку. - Асока! - вырвалось у него почти с криком - Ты просто не представляешь себе, что я вынес, думая о том, что ты умерла, я так боялся, что не успею сказать тебе о том, как сильно люблю тебя. Люблю уже очень давно и только сейчас осознал это в полной мере. - Я думала, ты возненавидишь меня теперь, - ответила ему Асока - Я видела как ты тогда на меня посмотрел. - Прости меня, прости, я не знал как реагировать на это, как принять твою любовь ко мне, я просто не понял всей её силы, - отчаянно произнёс мужчина, не перестав обнимать тогруту - Да, я любил Падме и всегда буду её любить за Люка и Лею, но моя судьба - это ты. Ты - женщина моей жизни, Асока и моя судьба неотделима от твоей. Теперь уже Асока решилась спросить о том, что мучило её: - Скажи, а то, что Император сказал про Падме... Про Люка и Лею... Ты не хотел бы проверить это? Энакин ненадолго задумался, вспоминая слова Оби-Вана, но тотчас забыл о них, вспомнив, как держал на руках своих новорожденных детей, чувствовал их тепло, слышал первые слова, похожие на невнятный лепет. Они узнавали его, любили, видели в нём родного человека. А разве может быть что-то важнее? - Нет, - ответил Скайуокер как можно твёрже - Я ничего не хочу знать. Они мои дети и точка. Я ощущаю себя их отцом, а всё, что помимо меня не волнует. Асока поняла его, она считала то же самое, но ждала, когда Энакин поймёт, и радовалась тому, что ждать пришлось очень недолго. Тем временем он повернулся к тогруте и глаза его снова улыбались, и хитро улыбнувшись, Скайуокер поинтересовался: - А ты хорошо чувствуешь себя? - Да, всё в порядке, - ответила Тано, начав кое-что понимать - У меня нет серьёзных повреждений, ранение оказалось сквозным, я лишилась чувств скорее от неожиданности, нежели от него. - Что ж, это хорошая новость, - ответил Энакин, притягивая её к себе и сливаясь с ней в горячем поцелуе. Она обняла его обеими руками и позволила взять себя на руки и отнести в дом, где розоватое солнце уже смотрело в оба окна, обещая тёплый и солнечный день. Такой же, каким теперь будет каждый из дней нового мира, самого лучшего из всех, бывших в прошедшие столетия.