ад давно пуст

На балконе прохладно, хоть и на улице только начало осени. Хёнджун ловит ладонями капли дождя, и по его рукам стекает красная жидкость. С неба капает кровь, и это действительно слишком иронично. Нет, она не кислотная, как он слышал по телевизору, и надеется, что там ему не соврали. Как говорил какой-то ведущий новостей, учёные уже давно выяснили, что эта херня не опасна, — вот только привкус металлический у неё всё равно есть, от которого не избавиться. Хёнджун уверен, что это знамение и с неба струится кровь грешников. Ад уже на земле. Он рассматривает с высоты своего восьмого этажа пустые улицы, по которым протекают багровые ручейки, смешиваясь с грязью и пылью: зрелище отвратительное, но Хёнджун глаз отвести не может. Он встаёт на носочки, свешиваясь через подоконник почти половиной своего тела, и смотрит. Слипшиеся пряди чёлки свисают на глаза и мешаются. В голову закрадываются уже привычные мысли о том, чтоб свеситься с этого проклятого балкона насовсем, но он не может, раз за разом останавливая себя. Потому что в его квартире всё ещё существует Хёнсо. Кровь — не вода. Кровь быстро засыхает, оставляя на коже красные разводы. Их только соскабливать, сдирая эпидермис и забивая его глубоко под ногти. Когда Хёнджун наконец закрывает окно, руки его заляпаны уже по локоть, а пряди волос висят сосульками, с которых капает кровь. Он заворожённо смотрит на красные капли, которые врезаются в стекло, а затем стекают вниз. Ведёт пальцами за ними, следом. Хёнджун отвлекается, когда кожу на предплечьях начинает жечь. Кажется, где-то ему определённо наврали. Он знал, что никому нельзя верить. Засохшая кровь выжигает. Хёнджун уверен, что это всё за грехи. Он шлёпает в ванну, по пути проходя мимо кухни. Хёнсо всё так же сидит за длинным столом и смотрит на настенные часы. Гипнотизирует их в надежде на то, что они снова начнут идти, наверное. Только вот они не начнут. Время остановилось, и глаза теперь мозолят стрелки, вставшие на вечные три:тридцать. Хёнджун перестал считать дни, часы и минуты. Они стёрлись, потеряли значение. Хёнджун знает только то, что днями идёт дождь, а ночами не идёт ничего. Ничего хорошего, насколько он подозревает. А ещё он не видит Хёнсо, когда не идёт дождь. Существует ли тот вне адской погоды — Хёнджун без понятия. Хёнсо поворачивает голову в его сторону так, будто шея его держится на шарнире. Глаза ничего не выражают, хотя пугается он почти натурально, когда видит Хёнджуна с руками по локоть в крови. Тот только головой вертит, мол, кровь не моя, и Хёнсо успокаивается. Отворачивается и дальше смотрит на циферблат часов. Бесполезно, стрелки больше никогда не пойдут снова. В ванной из крана всё ещё течёт вода, и это, наверное, восьмое чудо света. А Хёнджун в чудеса хочет верить, даже когда этому самому свету объективно скоро конец. Тонкая холодная струйка еле течёт, но этого хватает, чтобы смыть всё с рук. Хёнджун скользит мокрыми пальцами по зеркалу, оставляя разводы. Он смотрит на отражение, и ему кажется, что то какое-то неправильное. Преломлённое. Чёлка вся слиплась и висит на лбу, остальные волосы растрёпанные. Он проводит по ним рукой и понимает, что те совсем спутались. Синяки под глазами отдают слишком заметным тёмным цветом на бледной коже. А ещё, кажется, радужка глаз выцветает. Чем больше Хёнджун смотрит, тем больше ему не нравится. Он кладёт сырые ладони себе на лицо и утопает в них. На кухне падает ложка, и он снова вынужден отвлечься. Хёнсо сидит, как и сидел, не обращая ни на что внимания. Только вот ложка под столом нарушает внутреннюю идиллию всей этой застывшей картины на кухне. Хёнджун подходит и ногой залезает под стол, пытаясь выудить оттуда прибор. Когда у него ничего не получается, он всё же нагибается и подбирает ложку, бросая её в сторону мойки. На столе не стоит ничего, кроме солонки с солью. Хёнджун присаживается на стул рядом и вопросительно смотрит. Где-то в мыслях вспоминается старая байка про почти мгновенную смерть от столовой ложки соли, и Хёнджун надеется, что Хёнсо не это хотел проверить. Тем более, та ведь чайная. Хотя он не думает, что ему это помешало бы. Хёнсо на удивление отрывается от часов и кладёт голову на подставленные под подбородок ладони, уставившись на Хёнджуна. — Как ты? Хёнджун задаёт один и тот же вопрос каждый день. Все их прежние разговоры потеряли смысл в настоящий момент. Не сказать даже, что их редкие контакты до того, как всё случилось, можно было назвать общением в принципе. Хёнджун рассматривает шторы, которые закрывают полностью окно, но капли дождя всё равно неприятным стуком отдают по стеклу и это действует на нервы. На кухне они кажутся громче, намного громче. Хёнджун спустя какое-то время получает уверенный кивок в ответ, и этого хватает. Он встаёт и уходит с кухни, чтобы не мешать, наверное. Ближе к вечеру он услышит тихое «спасибо» и кажется, что это всё, на что он может рассчитывать. Надо же, мир ломается на глазах, а они даже не разговаривают. И всё потому, что Хёнджун не отпустил его, когда полили адские ливни. Он запретил Хёнсо выходить и потом… Но всё, что он получает сейчас, — единственное чёртово спасибо, сухо сказанное скорее из уважения, чем из настоящей благодарности. Хёнджун не знает, ест ли он, спит ли. Они буквально обитают в разных частях хёнджуновой квартиры. И это слишком смешно и грустно одновременно. Хёнджун каждый день думает о том, где он нагрешил. Почему в один момент небеса обрушились на землю кровавым дождём и зачем в этот самый момент Хёнсо появился на пороге его квартиры с тупой домашней работой. Судьба, наверное. Судьба им умереть вдвоём в этой квартире, окончательно исчезнуть с лица грешной земли. Хёнджун сползает вниз по стенке и присаживается прямо у того места, куда он скинул принесённые учебники. На полу неаккуратной стопкой валяются две толстенные книги и какие-то пособия или методички. Он берёт в руки учебник по логике и пытается найти в нём ответы на все свои вопросы. Злится, потому что в книжке нет ничего полезного, ничего, что могло бы помочь сейчас. Суждения и законы. Хёнджун не думает, что мир сейчас подчиняется каким-то законам, а только наоборот. Хёнджуна вообще всё написанное ставит в тупик. Он тащится с учебником по логике на кухню. Хёнсо ведь знает ответы. Наверняка должен знать их. — Что по логике? — Пятёрка. Хёнджун на секунду замирает, болтая книжку в руках, и осмысливает, к чему этот ответ вообще. — Не, задали что? Хёнсо теряется сначала, а потом сидит и моргает глазами, уставившись на Хёнджуна. А тот впервые видит что-то в глазах напротив помимо безразличия. — Я… Я не помню… Хёнджуна вообще устроил бы любой ответ, лишь бы услышать что-то помимо спасибо, которое уже в ушах отдаётся чужим голосом. — Ну ладно. Не велика потеря, вряд ли они ещё хоть раз вернутся к своей привычной жизни, состоящей из бесконечных занятий в университете. Хёнджун только жалеет, что у того среди учебников случайно не оказалось пособия по выживанию. Он уже готов развернуться и выйти с кухни, намереваясь слоняться по квартире дальше, но его останавливают. — Тебе помочь с логикой? Хёнджун стоит вполоборота и честно раздумывает. Как-то предмет ему не сильно понравился с первого взгляда на учебник. Но Хёнсо буквально впервые с ним говорит с момента своего прихода, и это многого стоит. Он соглашается и уходит на пару минут, возвращаясь всё с той же книжкой, а ещё тетрадями и ручкой. Они всё ещё сидят на кухне, когда идёт уже третий час, наверное, как Хёнсо мучает Хёнджуна. Он рассказывает дисциплину получше преподавателей, а потом заставляет выполнять практические задания, и Хёнджун сейчас бы наверное с радостью окунулся в лужу крови под их домом, чем правильно сделал задания с первого раза под грозным взглядом Хёнсо. Он сидит на стуле и дуется, потому что решать задачи не очень хочется, а потом впервые замечает, как Хёнсо улыбается. И кажется, что это стоит всего пройденного курса по логике сразу. Стоит Хёнджуну заулыбаться в ответ и тот снова делает самое серьёзное лицо, а потом не выдерживает и уже сам смеётся. Хёнсо выглядит слишком мило, это стоит признать. Хёнджуну, кажется, теперь есть, что терять. Вечером Хёнджун стелет им обоим в его комнате. Он не спрашивает, где спал Хёнсо все эти дни — вероятнее, что на угловом диванчике на кухне, раз он так облюбовал это место. Комната Хёнджуна небольшая, но им хватает вполне. Хёнсо усаживается на своё постельное место и смотрит на балкон. Окно открыто. Он поворачивается к Хёнджуну. — Закроешь? Хёнджун кивает и встаёт, направляясь на балкон. Мало ли кому как нравится спать. Хёнсо благодарит и растягивается на полу. Хёнджун возвращается и ложится рядом. Они не знают, о чём говорить и нужны ли, в принципе, разговоры. Хёнджун понимает, что нет, когда слышит рядом тихое сопение Хёнсо и вскоре засыпает сам. Кошмары, на удивление, не мучают, как последние пару дней. Ему не снится ничего, и этого хватает, чтобы выспаться и не чувствовать себя полностью опустошённым и разбитым из-за очередных ужасов. Он не видит рядом с собой Хёнсо и догадывается, что тот встаёт раньше. По стеклу всё ещё барабанят капли дождя и даже кажется, что к этому тоже можно привыкнуть. Хёнджун идёт сонный по коридору, по пути протирая глаза. Как только он заходит на кухню, то Хёнсо с порога выдаёт самые неутешительные новости. — Еда почти закончилась. Хёнджун тяжко вздыхает. Он знал, что его запасы в его холодильнике далеко не бесконечные. Они даже слишком долго продержались, учитывая всё то, что находилось у него в холодильнике на данный момент. Хёнджун правда не знает, где они смогут найти еду. Ничего умнее в голову не приходит, чем пройтись по дому и попросить её у кого-нибудь. За окном не идёт дождь, кажется, сейчас ночь. Хёнджун не уверен во временных рамках, но адский ливень заканчивается и надо что-то делать. А ещё он совсем не уверен, есть ли за пределами квартиры что-то похуже, чем экзотичные погодные условия. Хёнсо мнётся при предложении пройтись по соседям. Он осматривается по углам кухни и всё же кивает. На сборы и подготовку уходит не так много времени, потому что медлить как минимум нежелательно. Хёнджун торопливо носится по коридорам, пока Хёнсо уже ждёт его у выхода, сидя на корточках. Тому чуть ли не в лицо прилетает рюкзак, и Хёнсо его берёт конечно, но вид у него уже явно недовольный. Хёнджун наконец собирается и уже даже оповещает о готовности, а потом неожиданно исчезает на кухне, возвращаюсь с двумя кухонными ножами. Он протягивает один сидящему Хёнсо, на что тот округляет глаза и не торопится брать из рук холодное оружие. — Мы что, будем на кого-то нападать? — Ты предлагаешь выйти вообще без ничего? Хёнсо соглашается, а потом просит принести ему маленькое чёрное полотенце с кухни, не уточняя зачем. Хёнджун уже в ботинках шлёпает по далеко не чистому полу и возвращается через несколько секунд, держа в руках то, что просил Хёнсо. Тот благодарит, а потом забирает тряпку из рук и, сворачивая её вдвое, кладёт в карман куртки. Хёнсо еле как поднимается, разминая затёкшие ноги. Хёнджун стоит у закрытой двери и держит нож наготове. Он осторожно щёлкает замком и толкает дверь: та слишком резко распахивается, ударяясь о стену. Хёнджун получает тычок в бок за самое бесшумное открытие двери. На лестничной площадке никого не оказывается, что несомненно радует. Хёнджун выходит и на всякий случай ещё раз оглядывается. Чисто. Хёнсо выходит следом, но не оглядывается, просто захлопывая дверь за собой. Вообще Хёнсо хотелось бы для начала узнать, какой у них чёткий план действий, но Хёнджун уже спускается по ступенькам, призывая того рукой идти за ним. Они спускаются на этаж ниже, и Хёнджун подходит к двери, уверенно нажимая на звонок. Он стоит какое-то время, держа нож за спиной. Хёнсо просто стоит поодаль и ждёт. Ничего не происходит. — Ну и кто откроет нам ночью? Или не ночью, я не знаю, что сейчас. — Не шуми. Хёнсо вздыхает и присаживается на ступеньки, смотря, как Хёнджун с силой надавливает на звонок, а потом и вовсе жмёт на него каждую секунду, едва отпуская пальцы. Даже спустя минуту ничего не происходит — им не открывают и не собираются. Если там вообще есть кому открывать. Хёнджун с недовольным лицом разворачивается и шагает дальше вниз по лестнице. История повторяется все семь этажей вниз. Хёнджун уже не стоит спокойно у дверных звоночков, а с силой барабанит по соседским дверям. Хёнсо явно не одобряет, но виду не подаёт. А Хёнджун верить не хочет, что в доме теперь только они вдвоём. Он видел людей несколько дней назад. Смотрел на них, стоя на балконе. Как они могли так быстро исчезнуть. Вопрос так и остаётся висеть в голове у Хёнджуна, когда его вытаскивает из собственных мыслей Хёнсо. — И что теперь? — Идём на улицу? Хёнджун видит, как Хёнсо передёргивает. То ли от страха, то ли от чего-то ещё, во что он не посвящён, конечно же. Не тот уровень отношений. Ну, смириться Хёнсо всё равно придётся, если он не хочет помереть в этом доме от голода. — Пойдём, у нас нет выбора. Что его правда нет, Хёнджун пытается лишь убедить себя. Выбор, конечно же, есть. Ничего не делать. Встречать смерть. Но он так не хочет. Он жмёт кнопку домофона, и дверь с писком открывается. Хёнджун снова выходит первым и осматривается. На улице абсолютно пусто и сырой асфальт поблёскивает красным в свете уличных фонарей. Загадка, как всё электричество ещё не отрубилось. Хёнсо стоит на пороге и держит дверь ногой, высматривая что-то на улице. Темнеет, и фонари не освещают настолько далеко, насколько хотелось бы. — Я не хочу выходить. — Сейчас не время прикалываться, слушай, мы уже вышли. — Я не… — Пошли. Хёнджун буквально вытягивает его за руку на улицу. Хёнсо замирает и не двигается, смотрит в одну точку заворожённо. Потом поворачивает голову и дёргается снова: нож падает на асфальт из разжатых пальцев. Он достаёт дрожащими руками свёрнутую тряпку из кармана и завязывает себе глаза. — Ты что делаешь? — Хёнджун в недоумении смотрит на него. — Так нужно. — Что? — Они повсюду. Хёнджун резко оборачивается, вскидывая руку с ножом вперёд. Никого нет. Он снова оборачивается вокруг, на всякий случай обходит Хёнсо, высматривая все по сторонам. Когда не идёт дождь, то на улице заметно смеркается. Хёнджун напрягает зрение, пытаясь кого-то увидеть. Вокруг пусто. Совсем. — Но мы одни. — Мы никогда не были одни. Хёнджун ничего не понимает, но страх проникает под кожу. Неприятно. Он на всякий случай не хочет расспрашивать, кто они и почему они везде. Кажется, Хёнсо слегка не до этого. — Я не могу смотреть, Хёнджун. — Окей, я понял. Хёнджун подбирает нож и вручает рукояткой прямо в руку, а сам берётся за вторую и ведёт Хёнсо дальше по улице. Его рука тёплая и Хёнджуну отпускать её не хочется, но в этом он никогда себе не признается. Они продолжают идти в тишине, и вокруг не слышно абсолютно ничего, кроме их шагов. В конце улицы есть магазин, и Хёнджун пытается не строить ложных надежд на то, существует ли тот сейчас в прежнем своём виде. Делать нечего. Либо случится чудо, либо они умрут от голода через пару дней, так и не найдя ничего. Блуждать по всему городу в поисках ему совсем не хочется. Кто знает, как настроены люди, оставшиеся в живых. В таких условиях каждый сам за себя. Хёнджун возвращается к негативу и никак не может отбросить мысли от сказанных Хёнсо слов. — Они... Хёнджуну слова даются с трудом, потому что он даже не знает, о чём спрашивает. Может, Хёнсо начал сходить с ума. Он ни в чём уже не уверен. — Они опасны? — Не для тебя. Хёнджуна бесит этот отрывочный диалог, бесит неизвестность. Ответ Хёнсо утешает в той же степени, в которой не утешает совсем. Хочется спросить — тогда для кого? — но он и сам уже догадывается. — Их много? Хёнджун вообще уже не понимает, зачем спрашивает. Любопытно, наверное. Ну или на всякий случай. Он чувствует, как Хёнсо сильнее сжимает его руку. — Они везде. Он слишком акцентирует внимание на последнем слове, и Хёнджуну становится так сильно страшно, как будто он сам видит их. Они добираются до магазина, и Хёнджун чуть ли не плачет от счастья. Он радостно тянет Хёнсо за собой и сметает с первых полок всё, что осталось к их приходу. Хёнсо сдвигает самодельную повязку на лоб. Пока Хёнджун копается с рюкзаком, он осматривает прилавки рядом. Пустые яркие обёртки, пустые бутылки из-под воды. Пусто. Хёнсо проходит к кассе и с удивлением обнаруживает открытый кассовый аппарат. — Прикинь, тут есть деньги. Хёнджун оборачивается на голос и смотрит, как Хёнсо машет ему купюрами. — Ну и куда их теперь? — Думаю, что никуда. Ну или можно поиграть с ними в монополию. У тебя дома есть монополия? Хёнджун отрицательно мотает головой. Хёнсо лишь разочарованно вздыхает и складывает купюры обратно, защёлкивая кассу. А потом копается рядом, доставая откуда-то из-за прилавка две пачки сигарет, и кладёт их в карман куртки. — Я думал, ты не куришь, — Хёнджун всё ещё смотрит на него, сидя на полу у прилавков. — А я и не курю. Для Хёнджуна остаётся загадкой, зачем Хёнсо это делает. Для Хёнджуна Хёнсо сам как целая загадка, ответы на которую он всё ещё ищет и никак не может найти даже подсказок. Он возвращается к своему рюкзаку и аккуратно всё складывает. А потом поднимается с пола и проходит через стеллажи дальше, в поисках ещё чего-нибудь. Хёнджун на всякий случай заглядывает даже на самые верхние полки, до которых едва достаёт. Он находит там одну бутылку воды, которая лежит у самого края. Приходится применить силу и потрясти стеллаж, и тогда та несчастная бутылка скатывается к нему прямо в руки. Лишней вода всё равно не будет, даже если они уже привыкли пить ту, что течёт из крана. Кто знает, когда и оттуда польётся что-нибудь красное с металлическим привкусом. Он засовывает бутылку в рюкзак и проходит дальше, осматриваясь. К счастью, через несколько стеллажей он находит макароны и муку. Хёнджун думает, что брать муку, наверное, не очень целесообразно, поскольку не понимает, что они будут с ней делать. Сам он печь не умеет, но за Хёнсо, конечно, однозначно сказать не может. Его раздумья прерывает голос, который звучит чуть поодаль. — Хёнджун. Тот отрывается от пополнения их запасов тремя пачками макарон. Он оставляет одинокую пачку муки на полке и идёт на звук, обнаруживая Хёнсо у полки, полностью заставленной бутылками. Бутылками с кровью. Ощущение странное. Хёнсо ничего не говорит на вопросительные взгляды Хёнджуна. Он вытаскивает нож из рукава куртки и медленно оборачивается. За ними никого нет, ветер с улицы проникает через разбитые витрины, отчего это походит на какие-то странные шорохи у входа в магазин. — Думаю, это мы брать не будем, — Хёнджун кивает на стеллаж и уже готовится уходить, когда Хёнсо медленно разворачивается в его сторону. — А может, возьмём? Хёнджун поднимает глаза на Хёнсо, а тот в свою очередь смотрит прямо на него, не моргая. Хёнджун весь съёживается от маниакального взгляда напротив и кивает, мол, делай что хочешь, но нести будешь сам, а потом и вовсе уходит. Он отказывается понимать, зачем им нужны эти бутылки. Хёнсо соглашается и вкладывает себе в рюкзак три штуки. Он проходится вдоль полок и находит ещё пачку сухарей. Слишком мало, им хватит минимум на неделю, а максимум — на неделю с половиной. Он находит Хёнджуна, который сидит на коленках у прилавка и шарит под ним рукой. Хёнсо снова натягивает ткань на глаза и выставляет руку вперёд, в ожидании когда Хёнджун наконец закончит и увидит это. Спустя минуту рука Хёнсо уже затекает и он начинает болтать ею в воздухе, чтобы привлечь внимание. Хёнджун замечает и берет её, переплетая пальцы. Говорит о том, что пора возвращаться. Он тянет снова Хёнсо за собой, а тот тащится следом. Дорога до дома много времени не занимает, но Хёнджун тормозит и Хёнсо чуть ли не врезается в его спину. — Человек. — Где? — У подъезда, что делаем? — Он вооружён? Что делает? — Я не вижу. Кажется, просто стоит. — Спрячь нож. Хёнджун заводит руку за спину и направляется к дому. У подъезда стоит парень примерно их возраста и тычет пальцами в домофон. Хёнджун его явно видит впервые, в то время как парень их не замечает вообще. Они останавливаются буквально в пяти метрах от него. — Ты кто? Парень с испуганными глазами оборачивается и молчит. — Что ты здесь делаешь? Хёнсо специально никак не реагирует и не произносит ни слова, стоя в стороне. Как-то странно будет говорить с человеком, которого он даже не видит. — Я шёл сюда к друзьям и... — парень явно запинается, и видно, что говорить ему тяжело, — Они, кажется, немного не дожили. Хёнджун буквально ощущает тоску парня, и правда становится его искренне жаль. Интересно, были бы они такими же, не будь той случайности. Хёнджун ещё больше убеждается, что это была судьба. — Идти мне больше некуда, видимо. Ещё и через несколько часов снова начнётся эта фигня. Ну вы знаете, ядовитая кровь и всё такое. А вы тут живёте? Мне конечно очень неловко, но могу ли я попроситься к вам? Меня зовут Ханён, кстати. Парень напротив протягивает руку и Хёнджун уже за спиной перекладывает нож в задний карман джинсов, чтобы пожать её в знак знакомства. Хёнсо чует что-то не то и с силой дёргает руку на себя, потому что за руки они всё ещё держатся, к счастью. Хёнджун почти впечатывается в Хёнсо и слышит тихое: стой. Тот расцепляет руки и вкладывает ему свой нож из рукава. Хёнджун прячет лезвие и делает вид, что за руки они всё ещё держатся. — Прости, мой друг немного нервный, он потерял зрение совсем недавно и ещё не может привыкнуть к этому. Ханён как-то неловко улыбается и всё ещё держит руку протянутой, а потом поднимает взгляд на того самого друга. Хёнсо, словно почувствовав, в это же время одним движением поднимает повязку на лоб и мгновенно отшатывается. — Хёнджун, он монстр! Он монстр! Хёнджун мгновенно реагирует, всаживая лезвие прямо в ладонь Ханёну. Он успевает только моргнуть, как на его месте не остаётся совершенно ничего, а нож со звоном падает на асфальт. Хёнджун стоит и рассматривает место, где только секунду назад стоял Ханён. Или не Ханён. Он отчётливо видел, как нож вонзился в кожу, а потом всё просто исчезло. — Ты ещё видишь его? Хёнсо пытается прийти в себя от шока и осматривается по сторонам, а потом отрицательно мотает головой. — Что это была за херня? Нож валяется на земле, но Хёнджун так и стоит, не в силах сдвинуться с места. Что сейчас было? Как Хёнсо это почувствовал? Что было бы, впусти они его к себе домой? — Я не знаю, я просто… — Что? — Я услышал. Его голос был искажён, совсем не похож на твой, особенно когда он начал много болтать. Хёнджун не знает, что было бы, не будь с ним Хёнсо. Страшно, слишком страшно. Хёнджун постепенно отмирает и направляется к нему, берёт Хёнсо за руку и сам натягивает повязку на глаза свободной рукой. Хёнсо снова позволяет себя вести, его ноги не гнутся от слова совсем и он еле переставляет их. — Так значит, они могут быть ещё и людьми? — Я его человеком не видел, ты уж прости. — А кем видел? Вопрос так и остаётся без ответа, и повисает слишком ощутимая тишина. Хёнджун понятия не имеет, зачем спросил это. Увлёкся разговором. Они еле поднимаются до восьмого этажа, и Хёнсо опирается на ощупь об стену. На его голове все ещё завязано полотенце, и кажется, снимать он его совсем не намерен. Хёнджун открывает дверь и задумывается. Он не понимает, их наказывают или уберегают. От чего и для чего — он разобраться сам не в состоянии. Без Хёнсо он бы, наверное, и вовсе не выжил, был бы съеден Ханёном по кусочкам. Разве это можно назвать: для тебя не опасны? А для них двоих? Раз Хёнсо их видит и предпочитает не смотреть, то определённо да. Хёнсо слышит характерный звук открытия замка и, ориентируясь на него, идёт за Хёнджуном. Они заходят, и Хёнсо просит срочно закрыть дверь. Не слушаться его причин нет, и Хёнджун пытается это сделать как можно быстрее. В квартире как всегда тихо, Хёнджун вроде чужого присутствия не ощущает и этого достаточно. Он совсем успокаивается, когда Хёнсо выдыхает и снимает полотенце. Он трёт глаза и снова осматривается. — Так ты не расскажешь? Хёнсо снимает рюкзак с плеча и проходит прямиком на кухню, снимая также куртку и оставляя ту висеть в прихожей. Хёнджун следует за ним. — Лучше тебе не знать. Ответ ему снова не нравится, но из Хёнсо больше не вытянешь. Он буквально чувствует стену недоверия, которую Хёнсо сам между ними выстроил. Нет так нет. Настаивать Хёнджун не будет. Они раскладывают всё содержимое рюкзаков. Ужасно хочется есть, при виде еды так особенно. Пока Хёнсо роется в своём рюкзаке, Хёнджун уже тащит со стола только что выложенную пачку сухарей и раскрывает её. — Эй, а поделить. Хёнджун откусывает половину и издевательски предлагает тому остальное, хотел же делиться. Он жалеет в следующую секунду, когда Хёнсо чуть ли не вместе с пальцем откусывает сухарь, что в руке Хёнджуна остаются только крошки. Он смахивает крошки обратно в пакет и берёт оттуда ещё, а потом бурчит с набитым ртом: — Думаешь, есть смысл делить что-то? — Ну, мы не просто так это всё набрали, чтобы прикончить за пару дней, — Хёнсо смотрит удивлённо и во взгляде полное непонимание. — Честно говоря, не думаю, что у нас будет больше этой пары дней, — растерянно произносит Хёнджун, грустно рассматривая всё, что лежит на столе. И оба это понимают, наверное, но озвучивать слишком тяжело было, и Хёнджун уже предпочёл бы взять эти слова обратно. Хёнджун уходит с кухни, оставляя пакет с сухарями. Ему душно, и он хочет быстрее на воздух, будто боится задохнуться. Хёнджун снова открывает окно и высовывается. С балкона совсем ничего не видно, почему-то фонарь у его дома уже не горит. Хёнджун просто стоит и вдыхает воздух, которого, как ему кажется, становится всё меньше и меньше. Ему и правда кажется, что воздух такой тяжёлый, что буквально ощущается пальцами. Хёнджун беспорядочно водит руками в темноте. Крики с другого конца квартиры выдёргивают его, и он пытается разобрать, что кричит ему Хёнсо. Он просит закрыть окно. Хёнджун не совсем понимает, как тот мог узнать об этом. Он слышит, как сильно хлопает дверь где-то и защёлкивается замок, предположительно в ванной. Хёнджун слушается и закрывает, а потом идёт выяснять, что случилось. Кажется, из-за двери доносятся всхлипы, и он отчаянно хочет, чтобы ему это показалось. Ему не кажется, это действительно так. — Что ты делаешь? — Прости, я не могу больше, прости. Голос звучит слишком приглушённо и тихо, что Хёнджун еле различает слова. Он дёргает ручку, но та, естественно, не поддаётся. — Открой. Всхлипы прекращаются на какое-то время, и Хёнджун успокаивается, пока не слышит истошные вопли. Он дёргает ручку и стучит по двери кулаками, бесполезно. Крики перерастают в рыдания, и Хёнджуну остаётся только молиться. Он чувствует, как слезятся глаза и сердце замирает. Ему чертовски страшно, потому что он не знает, что происходит с Хёнсо. — Открой сейчас же. Хёнджун не замечает, как слёзы уже текут по щекам. Его волнует только то, что происходит по ту сторону двери. Он больше не стучит, только прижимается щекой к двери и слушает. Каждый всхлип режет ему по ушам, страшно. Хёнджун сползает по двери вниз и усаживается на пол, всё также облокачиваясь на дверь. В голову лезут кошмарные мысли. Он начинает винить себя, что не может помочь Хёнсо, что не знает вообще, что сейчас с ним происходит. Хёнджун снова стучит по двери и просит открыть, растирая собственные слёзы по щекам. Он вздрагивает, когда слышит, как Хёнсо проводит рукой по двери с той стороны. Хёнджун просто замирает и ждёт. Он слышит, как замок всё же щелкает. Этого хватает, чтобы быстро подняться и с силой дёрнуть дверь на себя без каких-либо сомнений. Хёнсо сидит на полу спиной к нему, прижимая ладони к лицу. Хёнджун понимает, что тот всё ещё плачет. Он садится на колени позади Хёнсо и просто ждёт, потому что боится что-либо сделать. — Прости, я не мог, у меня не было выбора, — кое-как произносит Хёнсо между всхлипываниями. Хёнджун отказывается понимать, что происходит. Ему всё ещё страшно и сердце колотится слишком бешено. Не может ничего сказать, слова застревают комом у него в горле. Он кладёт руку Хёнсо на плечо и сразу же убирает, когда тот дёргается от прикосновения. — Прости. — Не смотри. — Я и не… Хёнсо договорить ему не даёт и снова всхлипывает, утыкаясь в свои колени и повторяет простипростипрости. Хёнджун снова осторожно кладёт руки на плечи, пытается обнять со спины, и Хёнсо уже не дёргается, не вырывается из рук, которые Хёнджун замком сцепляет на его животе. Он чувствует, как на рукав что-то капает, и предпочитает думать, что это слёзы. Лучше бы это точно были слёзы. Хёнджун, вероятно, догадывается. — Что случилось? — Прости, ты их впустил и я не мог… Хёнджун не дослушивает. Его добивает осознание того, что он сделал что-то не так. Виноват. Хёнджун начинает дрожать, и Хёнсо, кажется, замолкает. Они сидят и молчат, в тишине квартиры даже дыхание теряется и кажется, что они оба перестали дышать совсем. Хёнсо уже решается продолжить, когда вдруг Хёнджун резко шумно вдыхает воздух носом: — М-мои глаза… Я просто…Вдавил… Выдох. Что? Хёнджун расцепляет руки и опускает их на пол. Хёнсо так и не поворачивает голову, и тогда Хёнджун сам подползает к нему. У Хёнсо в руках полотенце, насквозь пропитавшееся кровью, а на лице красные дорожки из уголков глаз. Паника липким комком подкатывает в горлу. Первую помощь в таких ситуациях Хёнджуна оказывать не учили. Хёнсо дышит часто-часто, жадно глотая ртом воздух. Хёнджун понимает, что надо что-то делать. — Нужно остановить кровь. — Хёнсо только кивает, сминая в руках полотенце. Хёнджун аккуратно берёт его за подбородок, заставляя выпрямиться и показать лицо. Хёнсо поддаётся и не сопротивляется. Ему страшно, что увидеть реакцию он всё равно не сможет. Боль и темнота. Темнота пугает больше, потому что боль пройдёт, а она — нет. Придётся привыкнуть, почти научиться жить заново. Темнота сопровождать теперь будет вечно. Хёнсо снова выдавливает из себя извинения. Он считает, что это было слишком эгоистично с его стороны. Лишить себя зрения, но сохранить собственный разум. Он понимает, сколько неудобств сейчас доставит лишь им обоим, но не сделать этого просто не мог. Не хотел. Он так и сидит, ждёт хоть какой-нибудь реакции, но ничего не происходит. Рука Хёнджуна так и застыла на его подбородке, больше ничего не чувствует. Слышит только, как сердце сильно колотится, что аж в ушах отдаёт. Хёнсо снова бормочет своё прости, а потом ощущает, как Хёнджун оборачивает руки вокруг и обнимает его. Он устраивает свою голову на плече Хёнсо, и тот успокаивается. Хёнджун успокаивается тоже и шепчет, что всё обязательно будет хорошо. Хёнсо верит, когда-то же должно быть всё наконец хорошо. Они не знают, сколько ещё времени так сидят, но ноги заметно затекают у обоих. Хёнджун снова говорит, что нужно остановить кровь, и желательно побыстрее. Хёнсо никуда не двигается со своего места. Хёнджун пытается выпрямиться и потянуться, но всё тело слишком сильно ноет. Хёнсо чувствует себя неловко, потому что не совсем понимает, как и что ему сейчас делать, когда ничего не видно. Он прислоняется к стене, около которой и сидел. Хёнджун берёт его за руку, несильно сжимая. Тревожность слегка уходит, и становится не так страшно, что ли. Хёнджун говорит, что надо вставать, и Хёнсо только кивает, позволяя направлять себя. По его ощущениям, они доходят до кухни и Хёнджун усаживает его на табуретку. — Больно? — такой глупый вопрос, но Хёнсо не корчится в муках от боли. Это точно посттравматический шок, Хёнджуну рассказывали. — Не представляешь насколько. Хёнджун чувствует вину и продолжает копаться у стола, нервно перекладывая чашки с одной стороны на другую. Он шарит по шкафчикам в поисках подходящей тряпки, чтобы наложить повязку. Хёнсо жаль, что он ничего не видит. — Зачем? — Ты впустил их в квартиру, они сводят с ума. Хёнджун понимает, что его просили закрыть окно не просто так. После сказанных слов становится неуютно и он больше не чувствует себя в безопасности даже в своей квартире. Спрашивать дальше страшно, но неизвестность и незнание пугают ещё больше. — А где они? Кажется, что за своей спиной он слышит смешок Хёнсо. — Тут. Хёнджун оглядывается и понимает, что они абсолютно точно одни здесь. Он решает больше не вдумываться в то, что говорит Хёнсо, и продолжает заниматься тем, зачем собственно они и пришли сюда. Его поиски наконец заканчиваются удачно. Он смачивает маленькую тряпку ледяной водой из-под крана, а затем сворачивает её вдвое и подходит к Хёнсо, аккуратно завязывая тому глаза. У него точно дома нет бинтов или чего-то ещё, и поэтому приходится обходиться так. Хёнджун без понятия, поможет это как-то или нет, но по крайней мере, надеется на это. Хёнсо ловит дежавю, но быстро понимает, что он хоть с повязкой, хоть без неё ничего не видит и не сможет увидеть. Он ощущает тёплые пальцы Хёнджуна на затылке, а ещё тупую боль, которая так быстро не проходит, как хотелось бы. — Спасибо. Хёнджун не отвечает и усаживается рядом. Они молчат какое-то время, и тишина угнетает, потому что для Хёнсо вдобавок ничего не слышать кажется худшей пыткой. — Что ты делаешь? — Ничего, смотрю на тебя. Хёнджун не врёт, а Хёнсо почему-то начинает смущаться и отворачивается от места, где предположительно сидит тот, судя по голосу. — Я теперь только мешать буду. — Не говори так. — А, ну да, ты же у нас думаешь, что жить пару дней осталось. Действительно, какая разница, — Хёнсо не знает, зачем выплёвывает сейчас накопившийся негатив. — Да ну тебя. Хёнсо слышит, как Хёнджун встаёт и уходит, вновь оставляя его в одиночестве на этой проклятой кухне. Ему ничего не остаётся, как на ощупь обогнуть столик и приземлиться на мягкие сиденья в углу. Делать больше нечего, он просто сидит и думает обо всём. Прикидывает, сколько им реально осталось. Пытается понять, в каких они отношениях с Хёнджуном. Ни в каких, по сути. Становится стыдно, от осознания, что тот скорее всего станет нянькой для слепого Хёнсо, который решил стать таким по своей воле. Он не знает, сколько времени сидит на кухне, но за стеклом снова начинает капать. Кажется, день. Становится скучно. Он встаёт и идёт по памяти в комнату Хёнджуна. Выйти с кухни, налево, прямо по коридору, первая дверь. Хёнсо идёт медленно, одновременно ведёт рукой по стене, для ориентира. Спотыкается обо что-то твёрдое на полу и перешагивает, удачно. Дальше сложностей особо не возникает, кроме закрытой двери. Он нащупывает ручку и поворачивает её. Дверь оказывается незапертой, и Хёнсо осторожно толкает её от себя и проходит. — Хёнджун. Ответа не следует, как и каких-либо других звуков. — Дашь мне руку? — ему неловко просить, неловко чувствовать себя беспомощным, но другого выхода он не видит. Хёнсо выставляет руку перед собой и терпеливо ждёт. Проходит десять секунд, двадцать. Он отчаивается и опускает почти, когда слышит шаги Хёнджуна и ощущает его ладонь в своей. Хёнджун тянет за руку на себя и утыкается в плечо. Он ниже ростом и получается это так идеально, как Хёнсо представлял у себя в мыслях. Хёнджун обнимает его, а затем отстраняется и спрашивает, как он себя чувствует. Хёнсо не признается, что его голова скоро треснет от давления, чтобы лишний раз не волновать его, а то он и так доставляет одни неудобства. Отвечает, что всё нормально. Хёнджун ему точно не верит, и тогда Хёнсо сдаётся и просит довести его до кровати. Он бы присел с удовольствием на полу, так как неловко сидеть на чужой кровати, но ему не очень уютно ощущать вокруг пустое неизвестное пространство. Хёнсо облокачивается на стену, а потом вытягивает ноги и вздыхает. Опираться на что-то в его положении — чувствовать себя более защищённым. Хёнджун понимает и ничего не говорит, когда тот разваливается чуть ли не на половину его кровати. Сам он садится рядом и тоже опирается спиной на стенку. Говорить так лень, и Хёнджун достаёт коробок, который недавно стащил с кухни и чиркает спичкой, надеясь, что ему сейчас не прилетит за шастанье по чужим карманам. Хёнсо слышит такой знакомый звук, но не может понять что это. До него доходит, как только он чувствует запах, ведь они сидят рядом. — Ты что стащил сигареты из моей куртки? — Как видишь. Хёнджун затягивается и только потом осознаёт, что он только что произнёс, замечая довольно странное выражение лица Хёнсо и полную тишину. — О боже, я не это хотел сказать. — Очень остроумно с твоей стороны. Выходит крайне неловко и Хёнджун надеется только на то, что тот не обиделся. Хёнсо ничего не говорит, сидит молча, а через какое-то время просит дать затянуться тоже. Он выставляет руку, и Хёнджун аккуратно вкладывает сигарету между его пальцев. Хёнсо затягивается и Хёнджун буквально готов поспорить, что никто так эстетично больше курить не умеет. Он залипает на длинные пальцы, на губы, теряется где-то в остатках углекислого газа, который выдыхает Хёнсо. Хёнджун замечает, как тот хмурится. — Я не вижу, куда стряхивать. Хёнджун смеётся и честно, отвечает, что уже нет никакой разницы, лишь бы не на него, а потом сам направляет его руку. Тот сбрасывает пепел, но затягиваться не спешит. — Мы обречены, да? — Наверное. — Так жалко. Хёнджун думает, что ему жалко тоже, а потом решается сделать кое-что, чтоб потом жалеть наверняка поменьше. Он аккуратно вынимает тлеющую сигарету из пальцев, выкидывая её на пол. Всё равно потухнет. А потом перекидывает ногу через Хёнсо, усаживаясь тому на колени. Он решается ещё пару секунд, и сомнения совсем отпадают, когда Хёнсо устраивает свои руки на его собственных бёдрах. Хёнджун приближается и целует. Всё равно ещё слишком неуверенно, потому что боится. Хёнсо отвечает, и от этого сердце начинает биться быстрее. Хёнджуну кажется, что Хёнсо его сердцебиение тоже слышит. В это всё не хочется верить. Кажется, что Хёнджун сейчас проснётся в своей комнате в одиночестве. Снова увидит Хёнсо, смотрящего на часы на кухне. Снова будет одна и та же картинка. Но Хёнсо настоящий и его губы такие потрясающие, хоть и поцелуй получается горьким. Хёнджун не знает, это от никотина на их губах или от их собственной боли. Всё вместе, наверное. Целоваться хочется долго и не останавливаться совсем. Хёнсо перемещает руки на спину и притягивает Хёнджуна ещё ближе к себе. Тот устраивается поудобнее и зарывается руками в волосы Хёнсо, пропуская через пальцы чёрные пряди. Они не отрываются друг от друга даже для того, чтоб элементарно восстановить дыхание. У них нет на это времени. Так мало обоим. Мало этого момента, мало времени, которое им отведено. Всего слишком мало, они не могут насытиться, им попросту не хватает. Хёнсо забирается руками под кофту Хёнджуна и проводит по бокам. Его пальцы слишком холодные, не то что губы. У Хёнджуна мурашки пробегают по телу и он начинает дрожать. Хёнсо замечает и вытаскивает руки. Хёнджун что-то мычит в поцелуй, а потом отстраняется. — Зачем? — Хёнджун брови нахмуривает и смотрит с явным упрёком, хоть Хёнсо этого не увидит. Надеется, что почувствует. — Тебе стало холодно. — Ты такой дурак. Напомни, почему я тебя все ещё не выгнал. Хёнсо понимает, что тот шутит, и становится смешно. Хёнджуну не так смешно, потому что весь его кайф только что обломали. Он встаёт с коленей и усаживается обратно на своё место. Дуется, а потом начинает спихивать Хёнсо к краю и говорит, что собирается спать. На этот раз они вдвоём укладываются на кровати и становится непривычно, слишком близко. Хёнсо не видит, конечно, насколько, но кожей ощущает чужое тепло. Хёнджун смущается слишком сильно и в итоге отворачивается, пытаясь наконец-то закрыть глаза и остыть, а потом уже и попробовать лечь спать. Хёнсо во сне долго ворочается, тем самым не давая Хёнджуну заснуть. Он еле разбирает сонное бормотание и дёргается, потому что Хёнсо говорит что-то про то, как сильно он не хочет умирать. В голову Хёнджуна лезут мысли и хочется её вообще насовсем отключить. Он решает встать и пойти на кухню выпить воды. Свет не включает, потому что лень дотянуться до выключателя. Хёнджун застывает в коридоре, когда различает что-то тёмное у двери. Хёнджун замечает, что у этого нечто есть глаза, когда он открывает их и в темноте показываются белки. Хёнджун чувствует, как сдвинуться с места не может. На голову начинает что-то так сильно давить, что он садится на колени и прижимает пальцы к вискам. Я хочу, чтобы ты смотрел мне в глаза. Хёнджун не понимает, голос идёт не снаружи, он как будто у него в голове. Ты кто? Кажется, задать вопрос мысленно не самая хорошая идея и Хёнджун поднимает голову и смотрит туда, где растеклась по стене и по полу какая-то неприятная чёрная масса. С глазами. Внезапно Хёнджуна пробирает. Глаза, как у Хёнсо. Он снова чувствует дикое давление. Ты узнал, да? Так кого предпочтёшь убить: себя или его? Хёнджун не понимает, что от него хотят. Не понимает, зачем нужно выбирать. Никого. Хёнджун слышит в своей голове смех. Неприятно. Люди такие смешные и отвечают каждый раз одинаково. Тогда я просто сотру твой разум. Заберу твою душу себе. На голову больше ничего не давит и Хёнджун всё ещё сидит на полу в состоянии шока. Он видит, что существо никуда не делось и смотрит на него этими глазами. Хёнджун встаёт и делает шаг, понимая, что существо не двигается, только его глаза. Оно моргает, смыкая и размыкая чёрные веки. Хёнджун делает ещё несколько шагов и видит, как зрачки двигаются, следят. От этого становится нисколько не легче и желание дойти до кухни кажется уже не очень осуществимым. Хёнджун без понятия, что случится, пройди он мимо. Ничего не случается и Хёнджун проскальзывает на кухню, забывая зачем вообще шёл сюда. Идея снова возвращаться в коридор не радует, и он берёт нож, лежащий на столе. Из головы не выходит сказанное, и мысли начинают путаться. Хёнджун боится и всё ещё не понимает, зачем Хёнсо сделал это. Не понимает, что говорили ему и что он ответил. Слишком много вопросов, и он предпочитает просто не думать. Как всегда. Хёнджун пытается больше не смотреть, закрыть глаза и вернуться обратно, пройдя по коридору без каких-либо потерь. Нечто в коридоре снова моргает глазами, и Хёнджун оторвать взгляда не может, не получается. Закрыть глаза получается только рукой, потому что веки не слушаются. Он возвращается в комнату и садится в угол, держа в руках нож. Глаза сам он больше не закрывает. Времени проходит достаточно, когда он видит, как ворочается на кровати Хёнсо. Тот поднимает голову и шарит рукой рядом, очевидно, пытаясь что-то нащупать. Хёнджун ждёт, когда тот окончательно проснётся и придёт в себя, чтоб вывалить на него сразу все новости. Хёнсо тянется лениво и вздыхает, а потом мотает головой по сторонам, разминая затёкшую шею. Хёнджун решается. — Послушай. Хёнсо от неожиданности вздрагивает и поворачивает голову на звук. — Кажется, я стал видеть их тоже, это отвратительное существо сидит в моём коридоре. Ты ведь понимаешь, о чём я? Хёнсо всё слышит и не может в это поверить. Он понимает всё, что сказал Хёнджун. Кажется, что теперь точно всё кончено. Точка невозврата, они не смогут выжить. — Знаешь, у него твои глаза, правда, — Хёнджун говорит совершенно спокойно, что невозможно даже уловить его эмоции в интонации. — Ты слышал голос в своей голове? Хёнджуну хочется рассмеяться, но мышцы лица кажутся такими застывшими, что даже губами шевелить получается с трудом. Он видит, как Хёнсо сползает с кровати на пол, подползая к нему, и пытается руками достать. Дотянуться до него. — Иди ко мне. Не верь ему. — Кому ему? Это всё правда? Я должен сделать выбор? Хёнсо не отвечает ни на какие вопросы, потому что это бессмысленно. Он приближается, а потом чувствует холод своей кожей. К его шее прижато лезвие, и Хёнсо больше не дёргается, боится приблизиться даже на миллиметр. Нож в руках Хёнджуна пугает побольше всяких чудовищ. — Просто забей на это. — Эта херня сидит в моём коридоре и я должен забить? Она сказала мне выбрать между нами и я должен забить? Хёнсо не хочет ничего объяснять. Хёнджун не хочет слушать, потому что чувствует, как адский механизм запускается. Он смотрит на сидящего Хёнсо, который всё ещё боится сдвинуться с места, и пытается не заплакать. Хёнджун подвигается ближе и шепчет на ухо: — Ты должен понять меня. У меня тоже не было выбора. Хёнсо слышит, как голос надрывается на последнем слове. Пробирает до мурашек под кожей. Он понимает. У него выбора тоже не было. Хёнсо из последних сил пытается сидеть спокойно и даже вздохнуть боится, потому что нож всё ещё приставлен к его горлу. — Ты знаешь условие... Шёпот тьмы сводит с ума. Ведь так, да? Хёнджун чувствует, как слёзы скатываются по его лицу, и хорошо, что Хёнсо не может видеть этого. Пускай он будет думать по другому. Руку с ножом не получается отодвинуть и Хёнджун понимает, что уже постепенно лишается контроля над своими действиями. Ему безумно больно от своего решения, но поступить по-другому он и вправду не может. Жалко. Хотелось бы, чтобы всё закончилось чуть более романтично. Хотя о какой романтике могла идти речь, когда всё человечество уже заведомо проиграло. — Прости, береги себя. И прощай. Хёнсо слышит эти слова снова тем самым стрёмным искаженным голосом и чувствует, как лезвие убирают. Он цепляет руками воздух, но не находит Хёнджуна. Хёнсо слышит, как он проходит где-то мимо него, шлёпая по полу босыми ногами, но не успевает за ним. Слышит характерный звук и понимает, что Хёнджун прошёл на балкон и открыл окно. — Хёнджун. Ответа не следует. Его игнорируют, и он слышит, как Хёнджун возится на балконе, а потом наступает тишина. Не слышно абсолютно ничего, кроме биения собственного сердца, которое ощущается настолько громким, что бьёт по вискам. Хёнджуна успокаивало в момент падения лишь одно: Хёнсо никогда не увидит его тело, лежащее на сыром багровом асфальте. До Хёнсо начинает медленно доходить, и он не может и не хочет верить в это. Он встаёт и на негнущихся ногах пытается дойти до балкона, по пути запинаясь обо всё что можно. На балконе пусто. Пусто везде. Хёнджуна нигде нет. Хёнсо не верит. Он с огромными усилиями на ощупь кое-как закрывает окно, ударяясь рукой, и злится на себя, что всё ещё не приспособился ни к чему нормально, бесполезный. Он сползает вниз, обхватывает колени руками и ждёт, когда истерика начнётся окончательно. Дышать становится трудно, и он почти ощущает, как сердце сжимается глубоко в груди. Хёнсо размазывает слёзы по щекам и пытается нормально дышать, чтобы успокоиться. Не получается, и он заходится рыданиями ещё больше. Хёнджуна рядом не хватает, и он начинает винить себя буквально во всём. Он понимает, какой был выбор и какие варианты. Убьёшь себя или его? Хёнсо тоже об этом спрашивали, и он предпочёл не выбирать ничего. Глупый Хёнджун, его ответ должен был быть другим, более очевидным, ведь Хёнсо бесполезный. Он не знает, сколько сидит на балконе. Время для Хёнсо окончательно теряет своё значение. Не только время. Значения больше ничего не имеет. Вселенная сужается от размеров квартиры до его мыслей, которые беспорядочно крутятся в голове. Он еле находит в себе силы подняться и выйти с балкона. Хёнсо наугад падает на кровать Хёнджуна и утыкается носом в покрывало. Она заправлена, потому что Хёнджун не любил беспорядок. Хёнсо в это время просто сидел рядом и слушал шорох простыней. Он лежит и вдыхает запах порошка и Хёнджуна. Глаза снова щиплет так сильно, что сдерживаться становится слишком трудно. Хёнсо снова плачет и злится, что не может удержать под контролем свои эмоции. Злится, что они вообще существуют. Он хочет не чувствовать больше ничего. Ни боли, ни отчаяния, ни всепоглощающей грусти. Хёнсо скатывается с кровати и растягивается на холодном паркете. У него задирается футболка, и он так и лежит голой спиной на полу. Холод чувствовать тоже не хочется, хоть он и позволяет остыть и успокоиться на какое-то время. Хёнсо хочет приложиться к полу лицом, чтоб не ощущать обжигающих слёз. Всё становится настолько угнетающим, что Хёнсо готов отказаться от всех своих оставшихся органов чувств, чтоб остаться лишь оболочкой из мяса. В голову закрадываются снова те мысли, которые преследуют его буквально с первого дня. Хёнсо больше не отгоняет их, наоборот, принимает. Хочет им следовать. Они кажутся такими правильными на данный момент. Он поднимается с пола и почти уверенно шагает на кухню. Он помнит, где находится то, что ему нужно. И это то, что сейчас имеет значение. Хёнсо проходит коридор, всё так же опираясь на стены, и сворачивает. На кухне пытается не запнуться о табуретки, которые по памяти должны стоять где-то у входа, и не собрать напольные плинтусы пальцами ног. Получается успешно, и он добирается до холодильника. Шарит по дверце и находит те самые бутылки с кровью. Хочется рассмеяться от осознания, как предусмотрительно он взял их в тот раз, хотя Хёнджун отговаривал. Он достаёт ту, до которой быстрее дотягивается, и откручивает крышку. Выжидает ещё минуту, пытаясь найти хоть какую-то причину не делать этого. Причин не находится, потому что единственной причиной с того самого дня и до сих пор был Хёнджун. Его больше нет, поэтому Хёнсо и решается. Раздумывать больше не над чем. Не надо думать ни о чьих чувствах. Он пытается пить залпом, хотя от вкуса и запаха начинает кружиться голова моментально. Чувствует, как начинает обжигать горло чужая кровь. Хёнджун прав был, они все расплатятся за свои грехи, только каждый по-разному. Пить больше невозможно, потому что начинает тошнить. Хёнсо хочет поставить полупустую бутылку на стол, но ошибается парой сантиметров и та падает на пол, выплёскивая содержимое, наплевать. Ему, кажется, и этого хватит. Жечь начинает так сильно, что Хёнсо сгибается и выплёвывает кровь. Не чужую, свою, судя по ощущениям. Чувствует, как органы начинает буквально выворачивать наизнанку. Хёнсо ложится на бок и ловит очередные жутко болезненные спазмы. Он поворачивает голову прямо и начинает захлёбываться собственной кровью, пытается игнорировать чувство удушья, понимая, что до конца нужно лишь вытерпеть несколько секунд. Выдох и вдох последний раз, через силу.