cambiare

      Задыхаясь после долгого представления, Лютик падает рядом с Геральтом на шаткую деревянную скамью. Геральт поднимает одну бровь, наблюдая как Лютик хватает кружку эля со стола и делает большой глоток.       — Ух, — выдыхает Лютик. — Это то, что нужно.       — Хм-м, — посмотрев на него, Геральт машет трактирщику, — ещё две кружки. И немного мяса.       — И пожалуйста, дайте этот чёртов персиковый пирог, — быстро говорит Лютик. — Я всю ночь чувствовал его запах. Это была настоящая пытка.       — Сейчас принесу, господа, — кивает трактирщик, залившись смехом.       Геральт достает из сумки звенящий мешок монет, но трактирщик поднимает руки.       — Не нужно, это за счёт заведения. Давно у нас не было такого представления, и для меня это честь принимать самого Геральта из Ривии, избавившего нас от монстра. Благодаря Вам деревня может спать спокойно.       — Хм.       — Спасибо, — вежливо говорит Лютик, тыча бедро Геральта под столом.       — Спасибо, — фыркает ведьмак, — за вашу щедрость.       Трактирщик радостно улыбается и быстро уходит.       — Какой славный малый, — говорит Лютик и ложится лицом на стол, совершенно уставший и измученный, но всё же довольный.       — Что, уже выдохся? — усмехнувшись спрашивает Геральт. Это могло бы прозвучать язвительно, но Лютик слышит неподдельную радость в его голосе.       Бард поворачивает голову, чтобы его выражение лица соответствовало ситуации. Однако ему мешает факт того, что его лицо всё ещё прижато к деревянной поверхности стола.       — Несмотря на то, что ты насмехаешься над моей профессией, ты не можешь отрицать важность необходимости поддерживать настроение публики в течение нескольких часов подряд. Ох, я едва чувствую свои ноги.       — Никто не заставлял тебя плясать всю ночь.       — Это моя работа, Геральт. Тебя иной раз проглатывает чудовище, а у меня на руках появляются мозоли от струн. Каждый чем-то жертвует. Но оно того стоит, не так ли?       — Хм.       — Может, я и не спасаю людей, — он закатывает глаза, — но я развлекаю и радую их. Нынче всё в дефиците.       — И это всё?       — Что?       — Ты играешь и пишешь песни, и это всё?       — Ну, раз это приносит нам несколько монет и разносит истории о твоих славных подвигах, — Лютик отворачивается, чувствуя себя пойманным в ловушку, — тогда, возможно, это нечто большее, чем развлечение. По крайней мере благодаря этому у нас сегодня есть еда.       Наступает долгая пауза, во время которой трактирщик возвращается с едой и элем, и Лютик поднимается, держась из последних сил, чтобы поесть. Только когда они закончили и тарелки стали пусты, Геральт снова заговорил.       — Ты думаешь, что можешь изменить мир своим пением?       — Я... я могу изменить мнения. Какие-то мысли о каких-то вещах. Но для того, чтобы изменить мир, важен объём знаний, и я не знаю, смогу ли когда-нибудь достичь таких высот. Так что не важно, изменит ли моя музыка чьё-то мнение о том, стоит ли ему танцевать сегодня или убедит его подпевать и выпить ещё немного эля. Я полагаю, это зависит от того, что понимается под «изменённым миром».       — Хм.       — Разве мир сам по себе не изменился благодаря моим песням? Без них этот мир был бы другим.       — Может даже лучше, — фыркает Геральт.       — Я оставлю это замечание без внимания, — Лютик бьёт его по плечу. — Но сейчас, когда я думаю об этом… Изменил ли я мир, сочиняя песню о любви, хоть и по заказу, которая ведёт к союзу двух людей, к браку, детям и счастливой жизни? Другой бард мог бы сделать то же самое. Или же я изменил мир, напомнив лорду о древнем мифе, спев в его честь, после чего целая армия стала носить на груди знамя белого оленя? Хотя белого оленя никогда не было в первоначальном мифе. Я просто пропустил один слог.       — По крайней мере, ты на что-то повлиял.       — Да, но опять же, другой бард мог бы сделать то же самое. И что меняет знамя в механизме вещей? Идут ли его люди под предводительством оленя или совы, это не меняет их действий, — Лютик вздыхает и делает глоток эля. — Я думаю, любой бард может веселить и развлекать людей, как и я, не меняя чьего-то мнения. Я могу немного повлиять на мир, изменить дни некоторых людей и, возможно, их интересы или мимолетные фантазии. Но изменю ли я мир в целом? Это зависит от того, что понимается под «изменением», и лично я думаю, что нет. Не знаю смогу ли я однажды изменить мир, но я могу на это надеяться.       — Хм,— несогласно говорит Геральт, — ты изменил мой мир.       — Ха, конечно. К худшему, как ты и сказал.       — Ты изменил их мнение обо мне, — тихо говорит Геральт слегка коснувшись плеча Лютика.       На мгновение воцаряется тишина, в которой Лютик теряет всякую способность думать.       Геральт просто невозмутимо наблюдает за ним, и Лютик не знает, как интерпретировать этот взгляд. Тем более, когда кажется, что он... смягчается со временем.       Они оба вздрагивают, когда трактирщик внезапно подходит к столу, обрывая напряжение между ними.       — Я вижу, вы уже закончили. Всё как вы хотели?       Геральт кивает.       — Отлично. Ещё раз спасибо за всё, что вы для нас сделали. Я надеюсь, что однажды вы снова вернётесь в наши края. Сообщите мне, если вам ещё что-то понадобится.       Трактирщик уходит, широко улыбаясь и напевая что-то знакомое.       Ведьмаку заплатите чеканной монетой.       Осознание этого застревает у Лютика в горле, но из-за усталости он не может сформулировать ничего, кроме удивлённого «ох».       Несмотря на редкость этого тихого момента, когда Лютик не говорит ни слова, кажется, это не волнует Геральта, и он позволяет Лютику прижаться к нему, по пути к их комнатам. Когда они расходятся, рука Геральта на мгновение задерживается на талии Лютика. Его нежное прикосновение ощущается как неозвученная благодарность.       А может быть, и что-то ещё. Ещё одно изменение в их мире.       Лютик думает, что ему стоит написать об этом песню.