Boney M. — Rasputin
Я с самого утра чувствовал себя хреново. Типа, это всегда бывало так, когда я пил слишком много накануне, но в этот раз дело было еще не только в алкоголе. Грустная вечеринка вышла на самом деле. Билл куда-то делся, и я не мог его найти, а после разговора с Арчи вообще не хотелось веселиться, даже ему назло. Представляю, что бы сказал на это Билл — он был из тех друзей, кто ненавидит твоих бывших больше, чем ты сам. Я лениво перевернулся на спину, посмотрел на Одри на стене. Вот у нее точно таких проблем не было. Тянуло блевать и какого-то сумасшествия, но когда я все-таки склонился в ванной над раковиной, меня так и не вырвало. Голова немного болела, но в целом, к вечеру я должен был более-менее прийти в себя. Я вернулся к себе в комнату, натянул джинсы (типичные черные, такие узкие, что порой они натягивались, как колготки), и черную рубашку в зеленых цветах. Я не был силен в моде, но в одежде пытался вдохновляться стилем Гарри Стайлса. Он крутой чувак. Я покрутился какое-то время перед зеркалом, а потом решил сходить к Майку, потому что делать все равно было нечего. Билл не отвечал на мои звонки, в сети не был давно, и, видимо, он с кем-то уединился вчера на вечеринке. Кстати, куда они ходили с Урисом? Надеюсь, он его не уволил. Надо будет спросить тут же, при встрече. Я завалился к Майку, открывая дверь с ноги, в то время как он лежал на постели и тренировался с гантелями. Майк был накаченным, хотя и не таким, как Арчи. Мне снова стало не по себе и опять затошнило. Но я сдержался. Блевать у Майка в номере было бы очень невежливо. — Здорова, — я махнул ему, и Майк ответил коротким кивком, продолжая сгибать и разгибать руку в локте, удерживая на весу зеленую гантелю. Я прошел на центр комнаты, развалился на диване, вытянул ноги. Все номера, кроме комнаты Билла, были обустроены одинаково — по центру большой диван, перед ним телик, чуть дальше, возле окна, кровать, письменный стол (мой вечно был завален каким-то мусором), потом дверь в ванную, и с другой стороны, напротив кровати, шкаф. Комната Майка была полностью заклеена фотками из разных городов и стран, где бы он хотел побывать, а над самой кроватью висела карта. Он втыкал в нее булавки, типа, виз… Везу… Вези… Короче, смотрел и представлял, что это уже произошло. — Привет. Что-то ты сегодня рано встал, — Майк утер лоб, и переложил гантелю в другую руку, — ты же после попойки обычно спишь до обеда. — Да чет с утра хреново стало, — я почесал голову, — ты Билла не видел? — Нет, — Майк сел на кровати, привалившись спиной к стене. Он был еще в пижаме, ну, в том, что он так называл — черные тренировочные штаны и красная майка, — я его не видел. — Я прост не знаю, спит он или нет, на телефон не отвечает. Видимо, с кем-то решил потрахаться и без меня, — я невесело усмехнулся, беря с дивана какую-то книжку и поднося к глазам, потому что еще не надел линзы, — бля, а че, интересная? Книга называлась «Шантарам» — я еле прочел даже по буквам. Херота какая-то. — Тебе все равно без надобности, — я показал Майку средний палец, продолжая следить за движениями зеленой гантели, — о чем вы вчера разговаривали с Арчи? — Да так, — я пожал плечами, валясь на диван, как кукла, и закидывая руки за голову, — решил прочитать мне лекцию о том, какой я хуевый. — В смысле? — Майк отложил гантелю и уперся руками в колени, — что случилось? — Сказал, чтобы я вел себя прилично и не пытался привлечь его внимание, и типа, чтобы не лез к новенькому. — Ну, это все заметили, — хмыкнул Майк, поднимаясь с постели и начиная делать зарядку. Бля, вот и не лень ему было? Все они тут занимались каким-то спортом — Билл, понятно, крутился на палке, Майк бегал по утрам, Арчи еще в спорт зал по сто раз на неделе ходил. Я же жрал, как не в себя, и не набирал ни грамма. Последствия голодного детства, видимо. И мне было слишком лень возиться со всеми этими тренажерами, чтобы держать себя в форме. Меня моя форма устраивала. — Да брось, мы просто общаемся, — я махнул Майку, вспоминая про Эдди. Да, он, конечно, милый, и не называет меня идиотом, как некоторые. Это уже приятно, нередко такое встретишь. Я хмыкнул про себя, когда встретился взглядом с Майком, — че? — Ты вчера весь вечер от него не отходил, — Майк замер с поднятыми вверх руками, а потом начал крутить ими и разминать мышцы, — решил приударить за скромным девственником? На хрена, Рич? — Ниче я не решил, — отмахнулся я, — мы просто общаемся. — Ты ходил за ним, как хвост. Постоянно трогал, обнимал… Бля, Рич, если это ради Арчи, то, по-моему, он дал тебе понять, что ему все равно. — Он тебе говорил что-то про меня? — я уставился на Майка, и по тому, как он резко стал делать выпады ногами, понял, что да, — бля, Майк, че он тебе говорил? — Ричи, отстань. Ничего он мне не говорил. Мы тебя не обсуждаем. — Врешь, — я сел на диване, — слушай, Майк, мне до сих пор хреново. — Ты драматизируешь, — Майк начал приседать, и в какой-то момент у него хрустнула коленка. Пиздец он дед. — Неправда. Он бросил меня без объяснений! — И ты решил назло ему теперь подкатить к Каспбраку? — Майк покрутил пальцем у виска, — плохая идея, Рич. — Почему? — Потому что… — Майк выдохнул, стараясь присесть как можно глубже, — Арчи все равно, а Эдди, кажется, на тебя запал. — Ой, да брось, — протянул я, хотя на самом деле мне показалось так же, — но он милый. — Но он не Арчи, да? — Никто не Арчи, Майк, — серьезно сказал я, но мой друг только глаза закатил. Он продолжил приседать, про себя считая. — Ты так говоришь, будто бы вы были женаты десять лет, а теперь он тебя бросил с тремя детьми на руках. — Ну, скажешь тоже, — я лег обратно, — просто… — Майк остановился и подошел к дивану, садясь рядом, — просто мне одиноко. Понимаешь? — я подпер голову рукой, — тут у всех кто-то есть. У тебя огромная семья, которая тебя ждет, у Билла братья, а я че? Ниче, — я пожал плечами, — мы типа с Арчи собирались на лето к его родителям ехать, знакомиться, все дела, — я отвел глаза, стараясь, чтобы голос звучал как можно более равнодушно, — а потом он просто кидает меня в день рождения, и еще неделю потом от меня бегает. Майк, — я приподнялся на локтях, — я знаю, я хреновый парень. Ну, типа, не самый лучший, но я стараюсь. Точнее… Старался, — запнулся я, чувствуя как в носу начинает неприятно щекотать, — и я просто хотел знать причину. Вот и все. — Я понимаю, Рич. Расставаться всегда хреново. Но, значит, вы просто не сошлись, — Майк пожал плечами, — так бывает. Ты просто не встретил своего человека. — Отсюда вычитал? — я указал пальцем на книжку в мягкой обложке, и Майк покачал головой, — просто мне порой реально одиноко. — Не надо все равно вешаться на того, кто может дать тебе призрачную надежду, что ты не одинок. Да и Каспбрак, он… — Майк замялся, стараясь подобрать слово, — ну, явно не тот человек, который тебе нужен. И кто будет лечить тебя от одиночества. — Это потому что он слишком умный? Бля, он подловил меня с этой темой про любимые книжки на вечеринке, — я снова запустил пальцы в волосы, натягивая одну прядь. — И заметь, именно Арчи тебя с этим подставил. А ты продолжаешь по нему страдать. — Просто мне нравилось быть с ним, — я закинул ноги на спинку дивана и посмотрел на Майка, — а сейчас мне весело с Эдди. Он мило смущается. — Он не привык к твоим тупым шуткам про члены, — Майк посмотрел на меня строгим взглядом. — Привыкнет еще, — усмехнулся я, приподнимая бедра и подтягивая джинсы, — бля, Майк, я не делаю ничего плохого. Правда, клянусь. Просто… Просто мне одиноко. И я… Я не знаю, что делать с этим. — Может, все-таки не стоит возлагать больших надежд на Эдди? — Майк приподнял брови, — он кажется… Немного странным. И, по-моему, он и так на тебя запал. Не боишься разбить ему сердце? — Мне же Арчи разбил, — я пожал плечами, снова закидывая ноги на спинку дивана, еще выше, хотя Майк и посмотрел на меня строгим взглядом, — мне просто надо… — я пощелкал пальцами, подбирая нужное слово, — переключиться, вот. — Смотри, чтобы не коротнуло, когда будешь переключаться, — серьезно сказал Майк, вставая с дивана. Я не понял, че он сказал, но коротко кивнул, типа соглашаясь. Майк умный, не зря же он такие книжки читает. Я хотел сказать что-то еще, что-то умное тоже, но пока придумывал, в дверь тихо постучали и Майк крикнул «войдите», не отрываясь от своих упражнений. На пороге стоял Джастин — не выспавшийся, взлохмаченный, в пижаме не по размеру. Я повернулся к нему, упираясь подбородком в подлокотник дивана, и помахал. — Хей, привет! — Привет, — Джастин широко зевнул, прикрывая рот кулаком, прямо как Билл, — вы… Вы не знаете, где Билл? — он тут же переместил руки на край пижамной кофты и начал нервно ее теребить. Я помнил, Билл говорил, что у Джастина иногда тряслись руки после аварии. Я попытался ему улыбнуться, — его не было всю ночь, я ему звонил, но он не брал трубку… Я… Джорджи опять не спал, ему снились кошмары, и я просидел с ним всю ночь… Я думал, он с тобой, — Джастин посмотрел на меня, откидывая с лица челку, — извините, если помешал. — Все нормально, пацан, — Майк кивнул ему, — но, к сожалению, мы не видели Билла. Я видел его вчера на вечеринке… Кажется, когда вы подошли к Эдди как раз, а дальше он как-то исчез из моего поля зрения. — Да, и из моего, — кивнул я, и Джастин поджал губы, точь-в-точь тоже, как брат, — бля, ты не переживай, все нормально. Он скоро придет. — Ричи, ты не мог бы немного посидеть с Джорджи? — Джастин посмотрел на меня, — а я бы сходил поискал Билла. — Да без проблем, конечно! — я подпрыгнул на кровати, — мне нравится Джорджи, ты же знаешь. — Только больше не рисуй ему члены, пожалуйста, — Джастин усмехнулся, а потом снова посмотрел на Майка, — еще раз извини, что побеспокоил. — Все путем, — Майк показал ему поднятый вверх большой палец, — за Билла не переживай. — Ага. Я уже поднялся за Джастином, когда Майк снова посмотрел на меня строгим взглядом. — Ну че? — Не делай глупостей, ладно? — Кому ты об этом говоришь? — усмехнулся я, прекрасно понимая, каким тупицей меня считают многие, — я просто хочу… Перестать быть одиноким. — Будь осторожен, — кивнул Майк, и я вышел из его комнаты.***
Я сидел с Джорджи на ковре, и катал с ним машинки. Мне нравилось сидеть с ним — мне вообще нравились дети, я любил детей, и я мечтал бы о большой семье и родственниках, как у Билла, но… Единственная сложность заключалась в том, что Джорджи не разговаривал, и все писал на бумаге. У меня и так были с этим проблемы, а тут еще приходилось разбирать детский, непонятный почерк. Но Джорджи был умным пацаном, и поэтому чаще рисовал свои просьбы, чем писал, облегчая мне задачу. Вот, блять, даже ребенок понимает, что дело не в словах, и все можно объяснить прекрасно и так. Джорджи взял в руку маленькую гоночную машинку желтого цвета, и стал катать ее вокруг меня, пока я сидел, и разбирал другую тачку, потому что у меня в детстве таких игрушек не было. Иногда я соглашался посидеть с ним только ради возможности поиграть в машинки и собрать «Лего» — мы даже соревнования с Джорджи устраивали, кто соберет высокий дом быстрее — я или он. Билл всегда говорил мне, что я должен поддаваться ребенку, а я считал, что с детьми надо вести себя на равных. Из головы все еще не шел вчерашний разговор с Арчи. Он так холодно со мной разговаривал, будто между нами ничего и не было. Мы встречались почти полгода, для меня это был большой срок. Я порой в приемных семьях меньше времени проводил, а тут… Билл, конечно, со своим парнем встречался чуть больше двух лет, и это было для меня шоком, потому что его бывший был тем еще мудлом, но Арчи-то не был… И я, вроде, тоже. Джорджи вдруг затих, потом положил себе на коленки блокнот (я разрешил ему остаться в пижаме), и нарисовал грустный смайлик с вопросительным знаком. — Не, я не грущу, — я попытался улыбнуться, — все нормально. На следующей странице он написал имя Билла и опять поставил вопросительный знак. — Он скоро придет. И Джастин, — я кивнул, продолжая собирать машинку, — ну-ка, подай мне вон, красную. Джорджи послушно кивнул, подавая мне машинку. Прелестный ребенок. Если у меня когда-нибудь будет семья, то обязательно большая, очень много детей! И я всех буду любить. И никто из них не будет чувствовать себя одиноким. Я продолжил копаться с машинкой, когда почувствовал, что Джорджи прикоснулся ко мне. Я знал, что ему нравилось плести мне косички и собирать волосы в хвостики, и я нисколько ему не мешал. Он стоял у меня за спиной и тянул за волосы, а я собирал ему машинку из подручных деталей, которую он разобрал. Почему-то машинка была почти готова, а лишних деталей оказалось слишком много… Ладно, эти, видимо, были запасные. Джорджи продолжал колдовать над моими волосами, когда телефон у меня завибрировал в кармане брюк. Я решил, что это Билл, но на экране высветился незнакомый номер. Я разрешил отправку сообщения, и оказалось, что это был Эдди. «Доброе утро, Ричи! Ты вчера случайно оставил ремень, я уходил последним из гостиной мистера Уриса, мне надо было убрать посуду. Арчи сказал, что это твой, и чтобы я тебе его передал. И еще он дал мне твой номер, извини, если что. И извини, если побеспокоил. Я могу занести тебе ремень в комнату. Эдди». Ебать, вот он настрочил! Мне пришлось потратить минут десять на то, чтобы понять, что он вообще от меня хочет. Нет бы написать «ты проебал свой ремень, забери», так тут столько вежливости, с ума сойти. Я подумал о словах Майка о том, что мне не стоит связываться с Эдди. Но, блин, он же сам мне написал! И он реально кажется таким милым. Вот он бы меня так не бросил. Я поднес телефон ко рту, зажимая пальцем значок микрофона. Я предпочитал получать и отправлять исключительно голосовые сообщения. Пока Джорджи тянул меня за волосы, сооружая модную в этом сезоне прическу (интересно, а с такой можно будет вечером выступать?) я записал Эдди голосовое: — Спасибо, друг. Короче, я вечером выступаю, приходи в клуб, занеси ремень. Еще раз спасибо, тип. Да. Давай, пока. Как только я отправил сообщение, я еще раз решил позвонить Биллу. И, нихрена ж себе! Он взял трубку! — Джозефина? — назвал я его кодовым именем, — ты где, бля? Я тут в салоне у твоего младшего брата, и пока он не снял с меня скальпель, предлагаю тебе притащить свою жо… — я оглянулся на Джорджи, который запихивал мне в волосы карандаш, — задницу в номер. Мне надо тебе кое-че рассказать. — Блять, Ричи, это просто пиздец, — услышал я голос Билла на том конце провода, — ты охуеешь. Я скоро буду. — Ок, жду. Я положил трубку, возвращаясь к машинке. Прикольно, я любил сплетничать с Биллом. Будет хоть чем время занять до работы. На экране снова высветилось сообщение от Эдди, милый стикер с медвежонком. Точно, вот кого он мне напомнил! Я улыбнулся, откидывая голову еще больше назад, чтобы малышу Джорджи было удобнее возиться с моими волосами. Я действительно хотел увидеть Эдди вечером. Ведь, если мне не изменяла память, сегодня в смене я должен был работать с Арчи. Когда Билл появляется на пороге номера, мне хватает и двух минут, чтобы понять, что то, как он держит руку на шее, говорит явно не о простуде или больном горле. Он коротко кивает мне, треплет Джорджи по волосам и говорит ему, чтобы он поиграл в своей комнате. Как только малыш скрывается за дверью, Билл падает на диван, закрывая лицо руками. — Нихера ж себе, — я подсаживаюсь к нему, смотря на засосы на его шее размером с теннисный мяч, — так вот где ты был. Потрахался с кем-то, а меня даже не позвал? Херовый ты друг, — я в шутку ударяю Билла кулаком в плечо, но тот лишь поворачивается ко мне и смотрит молча, — да ладно, я шучу. Кто это тебя… Так? — Лучше не спрашивай, — Билл задирает футболку и показывает мне такие же следы от губ на груди, — просто в следующий раз не позволяй мне столько пить, ладно? И не задавай никаких вопросов. Хочу забыть об этом, как о страшном сне. — Окей, — я по привычке вытягиваю ноги и кладу их на Билла, — тебе хоть понравилось? Билл как-то неуверенно крутит шеей, отводит взгляд. Бля, вот как он так умудряется? Потрахаться прямо на вечеринке Стэна! — Как братья? — С Джорджи нормально все, смотри, какую прическу он мне сделал, — я осторожно поворачиваю головой, чтобы не выронить все заколки и карандаши, которые он в меня навтыкал, — а Джастин пошел тебя искать. — Блять, Джастин, — Билл откидывается на спинку дивана, — опять начнет читать мне нотации. Он будто бы мой старший брат, а не наоборот. — Но ты знатно проебался, — я помолчал, — опять. Смотри, — я поднимаю с пола блокнот и показываю Биллу рисунок, — это ты. — Красиво, — хмыкает Билл, — но почему у меня голова в три раза больше туловища? Джорджи, вроде, нормально рисует. — Вообще-то, это я нарисовал, — я вырываю у него из рук блокнот, — бля, такой ты не благодарственный. Я тут и с братом твоим сидел, и тебя нарисовал, а ты шлялся где-то. И даже не хочешь рассказать, с кем и где. — Ну прости, Рич, — Билл хлопает себя по коленям, показывая, чтобы я лег на них головой, — но о таком действительно лучше не рассказывать. Пиздец, а не ночь выдалась, никогда так больше бухать не буду. — Ты так каждый раз говоришь, — я перевернулся на диване и лег Биллу головой на колени, а тот стал гладить меня по волосам. — Ладно, ты лучше расскажи, че, как? Ты вчера на вечеринке от Каспбрака так и не отходил. И, кажется, ты разговаривал с Арчи? Последнее, что я помню. — Ага, — я кивнул, прикрывая глаза, разрешая Биллу распутывать мои волосы, — ну, типа, он решил прочитать мне лектора о том, что, я, типа, пытаюсь привлечь его внимание, и вообще, зачем мы друг друга игнорим, можем общаться нормально, не чужие же и все такое. — Рич, он бросил тебя в твой день рождения. И даже не сказал, почему. Арчи — мудак, — Билл потянул меня за волосы, и я ойкнул, — нормальные мужики так не поступают. — Бля, не тебе говорить, как расставаться, — резко сказал я, прежде, чем подумал, — бля, Билл, прости. Я не хотел. Просто… Ты так злишься на Арчи… — Забей. Сам понимаю, я не могу давать советов по отношениям, ты прав, — Билл снова начал тянуть меня за волосы, вытаскивая оттуда какие-то листья, — просто Арчи херово поступил, вот и все. — Майк говорит, что я не должен переключать с него внимание на другого. Но мне одиноко. — И ты решил выбрать для этой роли Каспбрака? — Билл завис надо мной. Я открыл глаза, встречаясь с его взглядом. — Типа того. — Не хочу нудить, но Майк прав. Эдди, он… ну, он такой… Милый? — Билл поморщился, произнося это слово, — он как будто еще ребенок. И он походу действительно на тебя запал. — Мы просто общаемся, — я уставился на свои ногти, — к тому же, он мне сам сегодня написал. — Рич… — Бля, Билл, — я снова посмотрел на друга, поерзав у него на коленях головой, — мне реально все еще хреново. — Понимаю, — протянул Билл, но смотря куда-то в стену. Он осторожно провел мне рукой по лицу, переместив пальцы с волос на щеку, потом на шею и слегка сжал. — Билл, мы не будем трахаться. Там брат твой. — Да, не будем, — Билл потряс головой, закрывая половину лица волосами, — прости, задумался. Он убрал руку мне обратно на волосы, слегка зарываясь пальцами. Я прикрыл глаза, повернулся на бок, кладя под голову руку. — Билл? — Мм? — Как думаешь… Дело во мне? Ну, в том, что я тупой? — Господи, Рич… — протянул Билл, слегка ударяя меня в плечо, — если у тебя не получилось с Арчи, это не значит, что дело в тебе. — Но ведь и до Арчи ни с кем не получалось. Это была правда. Я часто влюблялся, сильно, быстро, безответно, а потом это так же быстро проходило. Кажется, Билл подумал о том же. — Вспомни, как ты страдал по тому парню, который работал здесь раньше, как его? Нейтон? Ты, блять, уже имена детям придумал. И что? Он уехал, ты погрустил неделю, а потом начал встречаться с Арчи. — С Нейтоном мы не встречались, — протянул я, вспоминая, каким красивым, кстати, он был, — и для детей с Арчи я бы придумал другие имена! — Ты просто не хочешь быть один. Ты вообще уверен, что ты его любил? — Билл задержал руку в сантиметре от моего лица. — А ты любил Стива? — Это запрещенный прием, — Билл слегка ущипнул меня, и я пихнул его локтем, — не гонись за отношениями. Я понимаю, тебе может быть одиноко, это нормально… Но и в отношениях может быть так же. Я уж знаю, о чем говорю. Я снова повернулся к Биллу. Засосы в свете дня выглядели немного жутковато, я бы никогда не позволил оставить на себе такое. — Как думаешь, меня сможет… Ну, — я начал щелкать пальцами, загибая их чуть ли не до запястья, — кто-нибудь полюбить? — А тебе нужен просто хоть кто-нибудь? — Билл улыбнулся, будто сам был моим старшим братом, — бля, Ричи, ты реально лучший. И ты заслуживаешь нормальных отношений, а не какого-нибудь Арчи, который повел себя как мудак. Так что хватит ныть, — Билл потрепал меня по щеке, — все будет хорошо. Обещаю. — Я пригласил Эдди сегодня в клуб, показать ему… Ну, как я танцую, — я облизал губы, — я зря это сделал, да? — Эдди и так уже все видел, — хмыкнул Билл, — просто… Не делай поспешных поступков, окей? Каспбрак неплох, но не думаю, что он тот, кто нужен. — Майк сказал то же самое. Но мы общаемся. — Просто не кидайся на первого встречного, кто будет хорошо к тебе относиться, — голос Билла снова стал серьезным, — ладно? — На тебя же не бросился, — я в шутку показал ему средний палец, а Билл в ответ два. — Мы не будем трахаться. — Не будем. Мы какое-то время помолчали, Билл, кажется, даже задремал. Действительно неплохая ночь у него выдалась. Я осторожно поднялся, чтобы не разбудить его, проверил, как там Джорджи, вернул ему блокнот с рисунками, а потом вышел из их номера, переваривать столько умных мыслей. Ну, и подрочить перед работой бы не помешало — танцевать со стояком было очень неудобно. А Эдди, вероятно, и так будет слишком сильно смущаться. Я улыбнулся при мысли о нем и пошел к себе.***
Jamelia — Stop
Я обожал сцену. Реально, мне иногда казалось, что я родился прямо там, или что мои родители были с этим как-то связаны. Вообще, все те годы, что я жил в детском доме, а потом мотался по приемным семьям, я часто придумывал себе всякие истории в голове. Я поэтому и не любил читать книжки — ну, точнее, не умел, а потом уже поздно было учиться — потому что мои личные истории, которые я придумывал перед сном, чтобы быстрее уснуть, были интересней любой книги. Я часто по ночам устраивал целые представления, забираясь на кровать, говоря разными голосами и разыгрывая сценки из увиденных фильмов или сериалов. Подстраивал под себя, что-то додумывал, играл по-своему. Я с раннего детства придумывал себе истории, а потом верил в них. Уверен, это во мне от родителей. Я знаю, что мои родители известные актеры, поэтому им некогда было меня воспитывать и они оставили меня, потому что ну, выбирая между съемками в Голливуде и воспитанием детей, многие бы сделали очевидный выбор… Я их почти не помню, родителей: мне было три, когда я оказался в приюте, но как-то нас водили в кино на фильм, где была женщина, очень похожая на мою маму, ту, которую я успел запомнить. Я уверен до сих пор, что это была она. А потом меня брали в семьи на некоторое время. Я нравился многим взрослым — я был красивым ребенком, мне постоянно об этом говорили. Обычно ведь как? Если красивый в детстве, вырастаешь потом в урода и наоборот. А мне вот повезло. Вообще, внешность — единственная штука, с которой мне реально повезло, но я рад, искренне рад этому, у кого-то нет даже этого. Потом, конечно, приемным родителям надоедало возиться со мной, получать звонки из школы от директора по поводу моей неуспеваемости и диагноза. Все хотели беспроблемных детей. Может, не таких красивых, но хотя бы тех, кто умел читать. Но я не обижался. Я вообще не умел этого делать — мне хотелось всегда заполнять свою жизнь только положительными эмоциями. Я смотрел комедии, не читал грустные книжки. Зачем самому делать себе больно? Меня достаточно часто били в детстве, чтобы я хотел наполнять свою жизнь хорошим, а не болью и переживаниями. И хорошие эмоции мне всегда давала сцена. Я выступал в детском доме на разных праздниках, танцевал, пел, шутил шутки. Когда выпустился — год путешествовал автостопом, тусил с какой-то компанией хиппи. Было круто — мы спали под открытым небом, жили в фургонах, останавливались в лесах. Помню, как у меня за несколько месяцев отросли волосы до самых лопаток, и Синди, девушка, с которой я тогда общался, почти встречался даже, вплетала мне цветы в прядки. Было круто. Потом, конечно, я все чаще и чаще стал пробоваться на кастингах, работал в одном баре, в караоке, на съемочной студии. Я переезжал с места на место, стараясь найти какое-то успокоение или дом, которого у меня никогда не было. А потом совершенно случайно оказался в «Венере». Я уже тогда год слонялся без дела после выпуска из детского дома, образования у меня не было, было лишь желание стать актерoм и тяга к жизни. Я тогда работал в каком-то баре, мыл полы, и одна из женщин, которая вечерами выпивала там с подругами, как-то подошла ко мне и сказала, что я слишком красивый для такой работы и дала мне визитку «Венеры». Когда я обратился по адресу, миссис Урис спросила, готов ли я раздеваться за деньги, и я сказал, что да. Спать за деньги — нет, если женщина или парень мне нравились, я делал это бесплатно, а раздеться почему бы и нет? Мне нравилось свое тело, хотя в детстве меня часто называли дрищем, но я видел, как я действовал на женщин. А танцевать, быть на сцене, ловить на себе взгляды? Что может быть лучше?! И я остался. Мне безумно нравилась моя работа. Каждый раз, выходя на сцену под любимую музыку, под визги женщин, я не думал, что делаю что-то плохое. У меня было хорошее тело, почему бы не показать его? Если мне повезло родиться с такой внешностью, почему бы не поработать благодаря ей и не получить хорошие деньги? Я любил женщин, мне нравилось их внимание. Они были милыми и вежливыми, и секс с ними был другой. Я вообще давно разобрался в этом — жизнь слишком коротка, чтобы ограничивать себя рамками и спать с представителями только одного пола. Я был разным, творческим. Иногда мне хотелось слепого обожания и нежного секса, руководить процессом, и тогда я выбирал женщин. А иногда хотелось почувствовать какое-то легкое соперничество, оказаться в сильных руках, почувствовать себя н у ж н ы м — и тогда я спал с мужчинами. Вообще неважно, с кем я спал — парни, девушки — мне нравился этот обмен энергией, неспешные поцелуи, ласки, поглаживания. Билл говорил, что это все только потому что у меня не было любви родителей — никто не обнимал меня перед сном, не гладил по голове. Не знаю, Билл умный, но он мог иногда и ляпнуть какую-то хуйню. Я же не воспринимал своих любовников как родителей, че за бред. Но мне нравилось, когда мной восхищались. Когда смотрели на меня. Я любил заниматься сексом перед зеркалом, и как круто, что Биллу тоже понравилась эта идея. Нет ничего красивее тела, которое забывает о своих каких-то недостатках, и отдается этому процессу. Я мог смотреть за собой вечно во время оргазма, за эмоциями тех людей, с которыми спал. Неважно, был ли я с парнями активом или нет, это все равно были эмоции. Отдаваться или получать не так важно, если тебе, твоему телу хорошо. Мы так и живем недолго, постоянно болеем, чувствуем себя хреново, когда приходит осень и не хватает тепла, так почему мы должны отказывать своему телу в таком простом удовольствии? И каждый раз, выходя на сцену, я думаю об этом. В последнее время получалось не очень, потому что сука Стэн ставил меня в пару с Арчи. Это значило, что наши номера были либо прямо друг за другом, либо мы должны были взаимодействовать на сцене — целоваться, трогать друг друга. Раньше я был пиздец как счастлив — и какой секс был после этого, в гримерке, на столе, роняя косметику, оставляя следы от дыхания на зеркале. Но когда мы расстались, работать стало сложнее. Мне, конечно, приятно было его касаться по-прежнему, да и Арчи хорошо выполнял свою работу, но… Возвращаться в пустой номер одному после стольких ночей, проведенных вместе, было хреново. Сегодня я снова выступал с Арчи, и мы опять должны были взаимодействовать. Женщины были в восторге после таких номеров, их счастливые крики и аплодисменты возбуждали меня так же, как и близость Арчи. Я одновременно и боялся и хотел снова ощутить эту близость с бывшим — хотя бы на сцене. Свет в зале погас, светили только пушки под потолком, а драм машина, как на концертах звезд, обозначала мое появление. Мне нравилось, как на меня реагировали. Мне нравилось, как на меня смотрели, как хотели трогать, как картину какую-то, как что-то красивое. Мне нравилось быть красивым и ощущать себя таким. Я медленно вышел на середину сцены, где уже стоял стул. Это был мой любимый номер. Я старался не смотреть на Арчи, и даже не знал, появился он уже или нет, потому что порой мне даже закладывало уши от эмоций, и я не слышал криков и писков женщин. Я растворялся в музыке, медленно обходя стул и садясь на него. Он будто бы живой и нуждается в моих прикосновениях, в моих ласках. Я касаюсь спинки стула, садясь спиной к зрительницам. Осторожно закидываю ногу на спинку стула и прогибаюсь в спине, назад. На мне лишь белый пиджак с тонким черным галстуком и узкие черные кожаные штаны, которые сидят, как вторая кожа. Я начинаю осторожно гладить себя, не забывая уделять внимание и стулу, пока Арчи на другом конце сцены делает примерно то же самое. Но я не хочу смотреть на него… Слишком тяжело. Я осторожно повожу плечами в такт музыки, которую знаю наизусть. Эта музыка была просто создана для секса, у меня даже целый плейлист был для такого случая. Я резко поворачиваюсь на стуле и начинаю медленно, под ободряющие крики, расстегивать пиджак. Я не тороплюсь, дразню их. Играюсь с пуговицами, трогаю, кручу их, будто это и не пуговицы. Пальцы скользят чуть вниз, по животу… Музыка начинает играть чуть громче. Я вдруг бросаю взгляд в зал, и среди маленьких круглых столиков, замечаю Эдди у дальнего края. Он стоит, прижав поднос к груди, и не сводя с меня взгляда. Я быстро оборачиваюсь, замечая, что Арчи все-таки тоже смотрит на меня. Мы будто бы выступаем друг перед другом, хотя я и знаю, что Арчи уже нет никакого дела до меня. Я подмигиваю Эдди, радуясь, что он пришел. Мне всегда нравилось демонстрировать свои танцы кому-то впервые. Как актер на первом показе своего фильма. Я скидываю пиджак с плеч, он мягко скользит по спине, и, когда я встаю со стула, остается там. Я медленно подхожу к краю сцены, запускаю руку под ремень брюк, но не спешу их срывать. Я глажу себя, показывая себя в самых лучших ракурсах, смотря как в свете пушек моя кожа кажется прямо синей, нереальной. Мне так это нравится. Я еще раз ловлю взгляд Эдди и спускаюсь со сцены. Прохожу мимо столиков. На одном из них — ваза с розой, возможно, искусственной. Я решаю изменить немного номер, даже не боясь реакции Стэна. Я беру розу, перед этим, конечно, двинув бедрами в сторону женщины, чей стол я обокрал, и подхожу к Эдди. Пусть все думают, что это номер так задуман, а Арчи пусть не считает, что я не нужен никому, кроме него! Я тихо подхожу к Эдди, и Мэтт, парень, который отвечает за музыку и свет, будто бы понимая мои намерения, специально наводит пушку на Эдди. Он от страха бледнеет, чуть ли не роняет поднос себе на ноги. Певица продолжает петь о том, чтобы я остановился и не рвал ничью душу в клочья и не разбивал сердце расставанием, когда все это уже случилось со мной. — Ричи… — шепчет Эдди, замечая меня, но не двигается, потому что сзади стена. Я слышу, как скользят по полу стулья, когда все женщины поворачиваются к нам, и даже, кажется, Арчи замирает где-то вдалеке. — Рад, что ты пришел, Тэдди, — я называю его именем своей игрушки из детства, плюшевого медвежонка, на которого Эдди был до безумия похож, особенно своими огромными глазами-пуговицами. Я начинаю танцевать перед ним. Я поворачиваюсь к нему спиной, закидываю руки наверх, и опускаюсь, скользя по нему, как Билл по своему шесту, ловя на себе взгляд Арчи, который даже застыл на сцене, а женщины разряжаются громкими аплодисментами. Кажется, никто не ожидал такого номера. Развратный танцовщик и скромный официант. Я надеюсь только на то, что Эдди не уронит поднос и не разрушит это прекрасное ощущение от танца. Я извиваюсь перед ним, а потом опускаюсь на колени, показывая взглядом на ремень брюк, из-под которого все еще торчит роза. Наивно, знаю, но я киваю на нее, чтобы Эдди достал ее. Эдди испуганно смотрит на меня, даже в темноте зала его щеки горят красным, а поднос будто щит, скрывает его от меня. Но я намерен продолжать номер, разгоряченный реакцией публики. Я беру руку Эдди и веду по себе, по груди, шее, плечам, и он не сводит с меня взгляда. — Сегодня я танцую для тебя, — я поднимаюсь, и рука Эдди оказывается у меня на животе. Я сжимаю его пальцы на стебле розы, а потом двигаюсь назад, откидывая волосы, и роза все-таки остается у Эдди в руках, — и с тобой. — Это лучший номер! — кричит кто-то из женщин, и я с ней согласен. Все-таки импер… Ипро… Сука, действовать по ситуации у меня получается лучше, чем по сценарию. — Ричи… Что… Я… Но я полностью отдаюсь музыке, которая играет уже на повторе, играет у меня под кожей, и, несмотря на страх и испуг Эдди, я тяну его за собой на сцену. Женщинам нужно шоу. Женщины его получат.