#сплетники

      Я еще какое-то время тупо пялился на сообщение Сплетника, пока ваще понял, че к чему. Ну, типа, мне надо было переспать с Эдди? С этим малышом? И в чем прикол? Не, я, конечно, был тем еще тупицей, но не настолько ж, чтобы делать такую дичь. Типа, не, я был, конечно, не из самых приличных и правильных парней в свое время, но типа, че за бред. Трахнуть Эдса? Ему это слово даже не подходит. Ну, я мог так про Билла сказать, типа, пошли трахнемся или чет такое, ну или Арчи даже, хотя он тоже такое не особо ободрял. Но трахнуть — Эдса? Он же такой, типа… Правильный. Милый мальчик, который наверняка еблю называет «это» или как там, в сопливых мелодрамах — заняться любовью, во. Не, а самое главное, нахера Сплетнику это? Он ведь этого даже не узнает.       Я удалил сообщение и даже попытался заблокировать его контакт, чтобы больше не писал всякую херню. Ну, типа, как такое могло вообще прийти в голову? Я поправил волосы, прошел в свою комнату. Был плюс в том, чтобы ночевать одному в номере — тишина, покой, и можно было подумать. А подумать — это дело сложное, его с кем попало не сделаешь вместе.       Так вот, о чем я типа. Я лег на кровать, не раздеваясь. Голова немного гудела от всяких там событий. Нож этот еще… Конечно, я не верил, что Эдс как-то к этому причастен. Он же такая милая булочка… И вообще, мне, ясен пень, нравился Эдс, че уж греха таить. Типа он милый, умный, хороший. И он, ну… Нравился мне. Как парень. Но задание Сплетника я все равно выполнять не буду. Мы же даже типа не встречаемся.       Я подумал о том, как Эдди полез ко мне целоваться перед тем, как мы пошли на кухню. Ну, там, залез ко мне и типа… Вроде бы хотел большего? Не знаю. В моей жизни много было всяких таких связей, легкодоступных парней и девчонок, которые отдавались мне на парковке или там на каких-то тусовках. Ну, это как просто передернуть — вроде, и приятно, а толку-то, когда это на скорую руку, где-нибудь на заднем сидении авто. Прикольно, конечно, что не надо было это делать самому. А то я помню, как у нас в школе одного пацана застали за дрочкой в спортивной раздевалке, а потом его так до конца школы травили этим, типа, у него уже рука с членом срослась, небось. С ним даже за руку никто не здоровался. Я, кстати, не считаю дрочку чем-то плохим. Ты ж себе приятно делаешь, че уж там. Так, о чем я до этого думал? А, ну да, недостатка в сексе я никогда не испытывал, но именно в таком, типа, взяли и потрахались, а на утро и имен не вспомнили, не было чего-то прям особо прикольного. Я и не вспоминал потом этих людей, они все для меня в одного человека сливались, с которым я просто провел время, и все. С Биллом было по-другому, потому что ну хер его забудешь, когда вы работаете вместе, и с Арчи, потому что мы встречались, и я был в него влюблен. Ну, и Эдди теперь…       Не знаю, че я к нему чувствовал. Ну он мне нравился, это ясно, а дальше-то что? Я ему, вроде, тоже нравлюсь, но какие со мной могут быть отношения? Я тупой, как пень, а Эдди… Ну, и он такой скромный. И еще в голове взорвалось еще одно имя из сообщения Сплетника.       Чарли.       Ебанный Чарли.       Я закусил губу, чтобы не завыть в голос. Если я когда и косячил в жизни, по-крупному, воровал там даже, по мелочи в магазинах, дрался и все такое, то Чарли — это самый главный проеб в моей жизни. И об этом проебе знал только Билл, потому что я не мог рисковать еще больше, и мне пришлось ему признаться. Хорошо, что Билл посчитал, что это был все несчастный случай, потому что, блять, это все так и было! Я не собирался делать с ним ничего нарочно. Ну, наверное. Я просто был не очень внимательным, и… В итоге же эта история все равно хорошо закончилась. Ничего страшного. Все нормально. Вот только… Каким, блять, образом Сплетнику стало известно про Чарли?       Понятное дело, Билл — не сплетник. Он первым готов разбить ебало тому, кто это делает. И не стал бы он нападать на своего брата, это мне тоже ясно. Но кто это тогда? И зачем? И если Эдди узнает про Чарли, он точно этому не обрадуется. Я смог объяснить Биллу, что это была несчастливая случайность, типа, вот так бывает, звезды так сошлись, не повезло пацану, да Биллу и плевать было, даже если бы я этого Чарли собственными руками убил, Билл тогда только пришел к нам работать, был новеньким, и еще даже Стэну не дерзил. Бля, как будто это было в прошлой жизни. Так вот, о чем я.       Ну, и типа, он все понимал, сразу понял, что в «Венере» часто происходит какая-то херь, и случай с Чарли — один из многих, и единственный, к которому был причастен я. Да и к тому же, если уж говорить совсем все честно, только из-за этого случая с Чарли Билл и получил работу, так что ему грех было выебываться и читать мне нотации. Поэтому…       Но Эдди это так легко я вряд ли смогу объяснить. Я вообще не любил вспоминать всю эту ситуацию, типа, ну было и было, все живы, и ладно. Я иногда чекал страницу Чарли в инстаграмме или там еще где, но жизнь его, мягко говоря, пошла по пизде, когда его уволили из «Венеры». Конечно, она могла бы пойти по пизде и без меня, кто знает, повороты судьбы, они такие… И мне хотелось верить, что в этом был виноват не я.       Но поверит ли в это Эдди?       Я долго еще ворочался на постели, ложась то так, то эдак, и никак не мог успокоиться. Хотелось встать и куда-то идти. Поговорить с Биллом про Чарли? Нет, хотя друг и был посвящен в эту историю, мы больше ее никогда не обсуждали. То было желание Билла, и я его принимал. И даже когда мы типа встречались (ну, просто спали вместе), никогда он ни слова не говорил мне о Чарли, но все равно, каждый раз, перед тем как отправляться на работу, смотрел на меня иногда чуть дольше положенного. Лишняя секунда, казалось бы, какая ерунда, но я все равно замечал. Мы были будто бы двумя убийцами, которые похоронили тело Чарли (не в прямом смысле), но больше никогда не поднимали этот разговор.       Поэтому Билл отпал. Да и он занят, наверное, в такое время. И еще меня напрягали их отношения с Эдди. Эта драка… Мне не хотелось оставлять Эдди одного, но он убежал от меня в слезах и сказал, что хочет побыть один. А я же не дурак, я все понял. Один так один, не надо лезть, Ричи, куда тебя не просят. А то получится еще такая же ситуация, как с Чарли.       Но я все равно не мог заснуть или хотя бы успокоиться. Хотелось пойти к Эдди, посмотреть, как он там. Спит ли? Болит ли лицо от удара? Мы с Биллом только в шутку иногда пиздились, но я знал, что рука у него тяжелая. Короче, я не выдержал и встал с кровати. Наверное, в номере еще будет Бен, но можно попросить Эдди выйти и поговорить хотя бы в коридоре. Это все будет лучше, чем лежать тут овощем и убивать себя своими мыслями.       Я постучал в дверь его номера, но мне никто не открыл. Постучал чуть сильнее — Бен уж точно должен был встать и открыть мне дверь. Постучал уже не костяшкой пальцев, а кулаком. Никакого ответа.       Что за хрень? Эдди на меня обиделся, так еще и Бена попросил не открывать мне дверь? Но они ведь не знают, что это пришел я. Тогда чет не складывается. Я достал телефон и написал Эдди сообщение.        «Открой дверь, это я».       Ноль ответа. Эдди не в сети.       Да блять, че за нахер? Я поискал номер Бена (хуй знает, откуда он у меня в контактах) и написал ему.        «Бля Бен открой дверь»       Ответ пришел так быстро, что я даже удивился.        «Ричи, меня нет в номере. Что случилось?»       Блять, почему Эдди тогда мне не открывает. Какого хрена? — Эдс? — позвал я через дверь и еще сильнее ударил по ней кулаком, — открой дверь. Это я. Эдс?       Но снова тишина. Даже звуков, что он типа спит, не слышно было. Ни скрипа кровати, ничего. Мне стало не по себе. А если… Эта ночь была такой длинной, будто бы тянулась уже целый месяц. Я, как во всех фильмах, нажал на ручку на двери, ну так, на всякий случай.       И блять, она реально открылась. Я думал, такое только в дешевых детективах бывает, а тут… — Эдс?       Я открыл дверь в его темный номер. И куда подевался Бен? Почему он вечно где-то шастает, если типа лучший друг Эдса? Куда он, блять, вечно уходит по ночам, я понять не могу?       В номере было темно, хоть глаз выколи. Постели, насколько я мог заметить, обе были убраны, никто и не думал ложиться спать. Но проморгавшись от темноты (комната Эдса выходила окнами на задний двор, и там не горели даже фонари), я увидел тонкую полоску света из-под двери ванной комнаты. — Эдс? Какого хрена?..       Я открыл дверь и в ужасе забыл, как кричать. Эдс вскрыл вены.       Не помню, че я потом делал. То ли орал, то ли матерился, но эта небольшая лужа крови, растекшаяся по кафельному полу ванной, намертво въелась мне в мозг. Конечно, Эдди не вскрыл себе вены по-настоящему — он просто… Типа резал руки и ноги… Но кровь… Кровь была… Он сидел, сгорбившись, подтянув колени к подбородку, зарываясь в огромную толстовку, и плакал. — Эдс? Мать твою, ты че творишь?! — Ричи?! Ричи! Уйди, уйди, уйди, пожалуйста, закрой дверь!       Он что-то еще кричал, прогонял меня, а я как дурак носился по тесной ванной комнате, не зная, куда себя деть от страха и что, блин, делать в такой ситуации. На хера он это делает?! Я подлетел к нему, почти упал перед ним на колени. — Эдс! Эдс! Смотри на меня! Че ты сделал, че ты сделал?! — Все нормально, все нормально, — Эдди натягивал рукава толстовки до пальцев, прятал взгляд. Я заметил, что он был в коротких красных шортах, и все его ноги, там, где заканчивалась ткань шорт, были изрезаны глубокими порезами. Многие из них были уже зажившими, старыми, а некоторые — сочились кровью, густыми каплями вытекающими на пол и пачкающие его белые носки. Какого хрена он блин устроил… И вот что он от меня скрывал… — Блять, ну-ка, вставай, ты че устроил, че ты делаешь, — я попытался приподнять его, и Эдди, вдруг неожиданно обнял меня за шею, разжимая кулак, и маленькое лезвие упало на пол.       Звук был слишком громким. — Я… Выйди пожалуйста, Ричи. Я сейчас… Я сейчас все уберу. Я ничего не сделаю с собой, клянусь… Больше не сделаю, — шмыгнув носом, сказал Эдди, и ему пришлось повторить это еще несколько десятков раз, пока я все-таки не вышел из ванной, неплотно прикрывая за собой дверь. Выходя, носком кроссовка я закинул лезвие под раковину, хер оттуда теперь достанешь.       Че, блять, произошло.       Это была единственная мысль в моей голове, когда я вышел в комнату.       Перед глазами плавали эти красные пятна крови на белых носках, на полу, на манжетах толстовки, эти короткие шорты, порезы, везде порезы… Лопнувшая почти кожа, красные бедра… Меня затошнило. Он хотел умереть?! Или что? Блять, блять, а если бы я пришел позже?! — Ричи.       Эдди тихо вышел из комнаты, щелкнул выключателем. Под потолком замигали лампочки, но не все — всего три, и комната была тускло освещена. Эдди стоял, обхватив себя руками. На запястьях были бинты, ноги — тоже заклеены широкими пластырями. Я подлетел к нему, хватая за плечи. — Че это было? Че ты устроил, мать твою? Ты помереть хотел, да? Да? Эдди, блять! — Нет, нет… Я… Я не хотел умирать. То есть… Я делаю это не для этого. — Не понял.       Эдди осторожно прошел к своей постели, лег на нее, точнее, почти упал, как пыльный мешок, подтягивая ноги к груди. Я никогда не видел его в таких коротких шортах. Признаю, на секунду я засмотрелся на его задницу, потому что шорты были короткие — ОЧЕНЬ короткие, но потом поспешно отвел взгляд, когда заметил эти толстенные пластыри на его ногах. — Эдс, какого… Какого хера? — тихо спросил я, присаживаясь на кровать рядом с ним. Сердце стучало в ненормальном ритме, такое ощущение, будто ещё куда-то в другие органы отдавало — в печенку там, легкие, почки. Я осторожно положил руку его на ногу, где-то пониже колена, и Эдди резко дернулся, будто хотел ударить меня ногой. Я заметил, что он надел другие носки — тоже белые, но без кровяных капель. — Ричи… Прости, что ты это увидел. Мне жаль. Мне пришлось долго ждать, чтобы Бен ушел из номера…  — Зачем? Зачем ты это делаешь? Это типа… Как это херня называется?.. — я в растерянности запустил пальцы в волосы, — у меня в детдоме была такая одна… Девчонка, все руки себе резала, но она умереть хотела… — Нет, я… Я просто… Я просто по-другому не могу, — тихо сказал Эдди, пряча лицо куда-то в подушки. — Что значит — не можешь? — Вот так. Я… Я ужасный человек. Эта ситуация с Биллом… и Джастином… Она немного выбила меня из колеи… Почему Билл решил, что это я? Что я как-то виновен? Он прав, что я ужасный человек, и это… Это единственный способ… Контролировать и хоть что-то решать в своей жизни…       Честно, я охуел и ничего не понял из того, что он сказал. — Зачем ты режешь себя? — Я не знаю, — Эдди лег на спину, сгибая ноги в коленях и прикладывая руки к животу будто бы в приступе адской боли, — точнее, знаю, но уже не могу остановиться. Это… Это как способ контролировать свою жизнь и тело. — А что не так… С твоим телом? — я снова посмотрел на его оголенные ноги, на красивую темную кожу, не слишком загорелую конечно, но явно темнее, чем моя, мертвенно бледная, что зимой, что летом, — типа, как можно делать себе больно, Эдс? — Я это заслужил. Я делал много плохих вещей, и теперь Билл… — Да похуй на Билла! — вскипел я, — я тоже делал хуйню в жизни, и че? Зачем себе делать больно? Знаешь, в жизни найдется дохуя людей, которые сделают это за тебя.       Я злился, и не понимал почему. Потому что испугался? Не понимал, что мне делать? Не понимал, почему Эдди это делал? А если бы он все-таки как-то задел себе вены?! И ну там инвалидом остался, с покорёженной рукой, будто ему ее в миксер засосало? Я видел как-то раз такое по телеку, зрелище пиздецовое. Эдди поднял глаза к потолку. — Прости. Никто не видел этого. Никогда. — Даже Бен? — Угу.       Мы помолчали. Я осторожно погладил ногу Эдди, потому что не знал, что еще сделать. Почувствовал, как под пальцами его кожа покрылась мурашками. — Почему… Блять, почему? — Потому что я ненавижу себя. Свое тело. И то… Что произошло.       Я уставился на Эдди. — Ненавидишь себя? — Да. Больше всех на свете. Я… Самый ужасный человек на свете. И я думал, что хотя бы здесь… — Эдди нервно сглотнул, еще сильнее сжимая руки на животе, — думал, что хотя бы здесь я смогу начать новую жизнь, где никто не будет знать… Но не вышло. Я все порчу. Постоянно. Я делаю плохие вещи, и потом меня за это наказывают. Но знаешь, что самое главное? — я промолчал, — то, как я наказываю себя сам, никому не переплюнуть.       Я снова помолчал. Я видел только свою руку на голени Эдди, потому что пальцы сами двигались по ней. Я старался не смотреть на его пластыри, на ровные, красивые ноги с почему-то светлыми волосками. Я покачал головой. — Но ты красивый. — Был. — Это не так, — резко сказал я, — блять, Эдди, ты серьезно считаешь себя некрасивым?       Эдди ничего не сказал, только покачал головой, и по щекам у него потекли слезы, скатываясь к ушам. Блять, мое сердце будто выжимали, как мокрую тряпку. Я повернулся к нему так, чтобы видеть его лицо, а потом осторожно привстал на колени на постели, возвышаясь над ним, не решаясь сесть ему на бедра… Из-за порезов. — Ты красивый. — Ричи, пожалуйста… — Это правда, — быстро заговорил я, чтобы прекратить потоки его слез, — ты… Очень красивый. Ты милый. Очень милый и красивый. Мне нравится, как ты выглядишь. — От моей внешности одни проблемы. — Да брось, так не бывает, — я все еще стоял на коленях, слегка перекатываясь на них по мягкому матрасу, — да и внешность хуйня. Я вон не самый красивый человек на свете. Ну типа, для всех. Типа, кому-то же нравятся качки (как Арчи, чуть не ляпнул я), или толстяки. Или еще кто. И че? Ты думаешь, я считаю себя некрасивым из-за этого? Я красивый для себя. А ты для меня тоже. И… Пожалуйста, не делай себе больно. Ты у себя один. Ты ведь… — я помахал рукой, чтобы Эдди посмотрел на меня, но он продолжал смотреть в потолок, старясь так остановить слезы, но я знал, что это дохлый номер — от лампочек глаза еще только больше заслезятся, я такому трюку научился, когда захотел актером стать, — ты ведь… ну типа всю жизнь проживешь в этом теле. И типа ты здоровый… у тебя руки есть, ноги. И все на месте. И ты красивый, правда. И твое тело… ты его любить должен, каким бы оно ни было, и наказывать себя лучше делами там всякими, не знаю, поступками, но не этим… — я осторожно повёл руку вверх по его бедру, — Эдс, знаю, мы все в дерьме. Тут ходит какой-то псих с ножом по номерам, и все такое, и у нас у всех есть, че скрывать, но типа… Я с тобой. Слышь? Я с тобой. И ты… Ты красивый. Даже если ты красивый только для одного человека, это уже не делает тебя уродом. — Спасибо… — тихо прошептал Эдди, прикрывая глаза, — Ричи, просто ты не знаешь… — У меня тоже есть секреты. Если че — может, и пострашнее твоих. Но я понимаю, что мои ошибки там всякие, косяки, проебы — не исправить вот таким способом. Ты должен контролировать свою жизнь, а не она тебя. И типа… Люби себя. Ты это заслужил.       Я так быстро все это проговорил, даже не понял, откуда столько слов у меня в голове. Типа, даже умных слов вроде, и так складно все получилось ртом передать, может, потому что реально читать начал? Одна книжка, а какая польза! Я вдруг сглотнул воздух, и быстро нагнувшись, поцеловал Эдди в пластырь на бедре. Он вскинулся, покраснел. — Ричи? — Прости, — я сел нормально, на край кровати, сложил руки между коленями, как образцовый мальчик, хотя мое сердце все еще готово было выскочить из груди и покатиться по полу, собирая ворс с ковра, потому что кажется, у меня даже сердце от нервов вспотело, — хочешь, кое-че покажу? — Что? — Ты мне веришь? — я встал с постели, протягивая Эдди руку. Он был заплаканный, испуганный, маленький. На щеке еще красовался след от удара Билла. Их надо помирить. Блять, сдохну, а помирю их, и уж Биллу точно не дам в обиду малыша Тэдди, он и так настрадался… Не знаю, че там с ним случилось, но это же ненормально — вот так калечить себя. К тому же, блин, он же реально красивый. У меня бы на себя самого рука бы никогда не поднялась, делать себе больно. Нет уж, спасибо, в жизни нашлось достаточно людей, которые и так сделали это за меня. — Ну-ка, иди сюда       Эдди осторожно вложил свою руку в мою, встал с кровати, слегка пошатываясь. Наверное, порезы еще болели, или он к ним привык? Мне захотелось размотать эти чертовы бинты, пластыри, все это, пересчитать его шрамы, порезы, поцеловать каждый. Да похуй на них, они — всего лишь какая-то херня на поверхности кожи, которая не делает тебя ни красивым, ни страшным. Это все ерунда, это проходит. Я осторожно помог Эдди слезть с кровати, он то и дело все ниже натягивал толстовку. Алкоголь из него выветрился, и он больше не казался мне таким опасным и страстным парнем. Интересно, что бы он сказал мне про порезы, когда мы… Если бы мы… ну, того самого? Ладно, спрошу потом. — Смотри, — я повел Эдди к зеркалу, встроенному в дверцу шкафа, и он тут же замотал головой, затрясся, — Эдди, смотри. Ты мне веришь? Стой. Смотри.       Я быстро стянул футболку через голову. Эдди округлившимися глазами смотрел на меня. — Ричи?.. Ричи, что ты делаешь? — Сними тоже. Толстовку, сними, — я кивнул ему, откидывая футболку себе за спину на постель. — Нет, нет, нет… Я не могу, я не буду… — Тэдди, ты сидел у меня на коленках пару часов назад и собирался… Как бы тебе сказать… — я склонил голову чуть на бок, — и ты решил стесняться меня? — Но… здесь свет… — Снимай. — Ричи… — Эдди, прошу, — слегка надавил голосом я.       И Эдди послушался. — Ладно.       Он осторожно снял огромную толстовку через голову, но почти тут же прижал ее к животу, скрываясь. Я покачал головой, и Эдди, с огромными глазами, полными слез, осторожно опустил ее на пол к ногам. — А теперь дай мне руку, — я протянул ему ладонь, — и сделай шаг ко мне. Эдди послушно кивнул, и выполнил мое указание. Я улыбнулся. — А теперь смотри.       Я развернул его за плечи к зеркалу лицом. Мы стояли рядом. Оба без верха, и смотрели на свое отражение. Контраст между нами был разительный. Рост, фигура, цвет кожи. Цвет волос, глаз, разное было абсолютно все. — Это отвратительно, — тихо сказал Эдди, смотря на меня через отражение, — рядом с тобой я просто… — Эй. Тише. Ты хоть понимаешь, что мы — разные? И оба по-своему можем быть красивыми. Смотри, — я взял Эдди за руку, продолжая смотреть на нас в зеркало, — у тебя красивая кожа. Загорелая, темная. Почти медовая. И мягкая- мягкая. А у меня белая, как у трупа. И руки костлявые. — Ты худой зато. — А ты что, жирный что ли? Да даже если бы и был, какое это имеет значение? Кто-то любит полных, кто-то дрищей. А ты — золотая середина, во. У тебя веснушек куча и родинок. Ты как… Как полотно художника, вот. На тебе тоже рисунки.       Эдди покачал головой. — Я понимаю, это просто слова и все такое… Но ты сам говорил, что для тебя большое значение имеют слова. Поэтому ты читаешь книжки. А я люблю действия. Смотри, — я поднял руку Эдди и поднёс к губам, целуя, и Эдди затрясся, сжался, попытался вырваться, но он все еще смотрел в зеркало.       Смотрел на себя, меня, нас. — Эти сплетни… Они такие ужасные…. И то, что про нас пишут… Про тебя, про нас… Про меня… — Эдди зашмыгал носом, боязливо смотря на то, как я целую его руку, ладонь, каждый палец, обводя языком. Он весь трясся от моих действий, и я тоже как-то странно себя ощущал рядом с ним. — Знаешь, Эдс, сплетни действительно могут разрушить чью-то жизнь, но дело здесь не в том, о ком говорят, а кто это делает. Я думаю, что так поступают только очень злые люди, но почему — не знаю. Я не самый умный человек, я многого не знаю. Не знаю, почему, типа, люди оставляют своих детей на пороге приюта, почему другие люди отказывают другим в работе, а берут туда своих родственников, просто, потому что они родственники. И никто не знает ответов. Думаю, если бы люди знали почему все это происходит, мир был бы лучше. Но пока мы можем только задавать вопросы. И я хочу, чтобы это были хорошие вопросы. Что я хочу от жизни? Что я могу сделать такого, чтобы не опровергать сплетни, а действительно быть хорошим человеком? Что я могу сделать, чтобы человек, которого я люблю, улыбнулся? Эдс, все что о нас говорят, не имеет к нам никакого отношения. Счастливые люди никогда не будут делать такое. Я не так часто был именно счастливым в жизни, но когда был, я не думал плохо. Я не думал плохо ни о ком, понимаешь? Мне наоборот хотелось обнять весь мир и сказать всем что-то доброе. Это и отличает счастливого человека от несчастного. Несчастный хочет сделать всех такими же. А разве его не надо жалеть? Ты только подумай: вместо того, чтобы спать, целоваться, слушать музыку или делать еще миллион хороших вещей, кто-то тратит свою жизнь на то, чтобы обсудить тебя. Разве это не показатель? Ну, того, что ты лучше? Мы никогда не говорим о тех, кто ничего в нас не вызывает. Так и стоит ли пытаться кому-то что-то доказать? Я раньше тоже много чего хотел доказать. Стать известным актёром, чтобы мои родители пожалели о том, что сделали. А теперь я хочу доказывать только себе. Потому что я единственный человек, который проживет всю свою жизнь с собой, и я не хочу тратить свою жизнь на негатив. Его мне доставят другие люди. И боль причинять, это жизнь. Но я сам себе не хочу желать зла. И тратить время на все эти глупости… Если я скажу, что кошки уродливые, разве это сделает их уродливыми? Нет. Потому что к ним это не относится. И к тебе. Эдс, ты лучший человек, которого я когда-либо знал. И все, что про тебя пишут. И про всех нас — это просто глупый, злой текст. Он не должен портить тебе жизнь. Пока есть в мире хоть один человек, кто считает тебя самым лучшим, разве не должно быть плевать на тех, кому ты не угодил? А ты хороший, Эдс, ты самый, самый хороший. Ты даже лучше, чем видео с котиками, потому что ты добрый и учишь меня читать. Так что забей на всех, Эдс, правда, ты прекрасен, и твое тело — тоже.       Я порывисто обнял Эдди, прижимая его голую грудь к своей, чувствуя, как бьется его сердце и ощущая его слезы у себя где-то на ключичной впадинке. — Спасибо…       Я обнимал Эдди перед зеркалом, водя руками по его действительно красивой спине, а он плакал, прижимался ко мне, и мое сердце просто разрывалось. Мне хотелось укутать его в одеяло из звезд, типа как маленького принца, и все такое.       Телефон в кармане брюк завибрировал, по-любому это был Сплетник, но мне было плевать. «Трахни Эдса» — всплыли в голове его слова из сообщения, и мне захотелось показать ему два средних пальца за это. Не уж, нахуй. В этот раз все будет по-другому.