Куроо Тецуро любит зиму

Куроо Тецуро любил зиму.

      В общем-то это была одна из тех вещей, про которую Цукишима узнал далеко не сразу. Они, после окончания Цукишимой старшей школы, жили вместе на съемной квартире в Токио, где снег, как известно, выпадает очень редко. Но спустя пару дней после Нового года случается небольшое чудо и, проснувшись утром от холода, Цукишима видит, как улица и небольшой двор перед домом покрыты белым снегом. Блеск в глазах полностью выдавал Куроо, поэтому Цукишима, пробормотав что-то вроде: «Боже, вроде, старше, а всё-равно ребёнок», выпутывается из объятий, сонно протирая глаза. Он видит, как уже через пару минут одетый в один свитер Куроо выходит во двор, и не может на периферии сознания не умилиться этому. Вроде 20-летний серьезный мужчина, учится в престижном Университете, а готов пищать, как девчонка, при виде снега. Цукишима лишь вздыхает и идёт умываться.       Возвращается Куроо спустя час, как и ожидалось, весь мокрый, продрогший, но счастливый. Цукишима иногда чувствовал себя какой-то мамочкой в их отношениях, особенно, когда стягивал сырой свитер с холодного тела. Хотелось завернуть в одеяло, затолкать в котацу* и просто находится рядом под боком, чувствуя чужое тепло. Цукишима думает, что это утопия, но, когда слышит надрывный кашель с кухни, лишь убеждается в этом. — Поздравляю, 38.4°, — недовольно цедит Цукишима. Он злится. И далеко не на Куроо, а на самого себя: знал же, что так и будет, но не остановил, хотел увидеть искры в тёмных глазах. — Прости, — Куроо сухо кашляет. Выглядит он паршиво, и Цукишима смягчается. Он садится подле него и проводит по взмокшим тёмным волосам. Цукишима сам часто болел в детстве, потому знает эту усталость, неприятную ломку и прочие симптомы. Ему хотелось забрать хотя бы часть них себе, но пока лишь может помочь облокотиться на себя, чтобы запить таблетки, сбивающие температуру, а также поднести горячий чай с облепихой и мёдом. Куроо рассказывал однажды, что его бабуля с Хоккайдо постоянно лечила его таким образом. Эти продукты достаточно дороги для студента, но Цукишима готов потратить на Куроо всё, что может улучшить его состояние. Тецуро каким-то благодарным, доверительным жестом мажет кончиком носа по скуле Цукки, когда тот протягивает ему горячую кружку. В глазах появляется на мгновение ясность, а губы невольно растягиваются в полу-улыбке. Цукки помнит о его словах. Теперь Куроо не был уверен, отчего чувствует большее тепло: от котацу, обжигающе горячего чая или от мысли, что Цукки помнит. — Цукки, люблю тебя, — довольно отчётливо говорит Куроо во сне. Прошло уже несколько часов, в течении которых Куроо засыпал в беспокойном сне и просыпался. Цукишима отходил от него только чтобы заменить холодную воду для компресса на лбу, и сейчас отрывается от тетради по экономике, глядя на Куроо с интересом. До этого тот бормотал лишь что-то невнятное, однако именно эту фразу он сказал так чётко, будто неожиданно выздоровел. Температура медленно, но падала, и была уже ровно 38°, что Цукишима считается прогрессом. Он смачивает нагревшуюся тряпку холодной водой и вновь прикладывает обратно. Неожиданно чужая рука хватает его за запястье, а после переплетает пальцы в замок. — Не уходи, — в затуманенном взгляде Куроо виднеется что-то, что Цукишима видел очень редко: страх. Однажды, когда они оба перебрали с алкоголем, Куроо больше обычного притягивал для поцелуя, и, будто вскользь пробормотал: «Мой самый большой страх, что мы когда-нибудь расстанемся». Они не продолжили эту тему, а последующая ночь была действительно жаркой. Куроо не вспомнил сказанное раннее, но сам Цукишима носил фразу всё это время. И обманет, если скажет, что сам не имеет такого страха. — Не уйду, обещаю, — Цукишима наклоняется, оставляя невесомый поцелуй на кончике носа. Куроо коротко кивает, продолжая держаться за руку, и прикрывает глаза, вновь проваливаясь в сон.       Всё выглядит абсолютно правильным.       Рядом с Куроо Цукишима оставляет Один (черную персидскую кошку, которую Куроо, с важным видом знатока скандинавской мифологии, назвал именно так), которая сразу сворачивается на подушке у его головы. Он считает её достойным защитником, потому всё-таки выходит в магазин на конце улицы и в короткое время готовит куриный бульон. Цукишима только несёт тарелку, уже слыша пока фантомное недовольство, ведь Куроо терпеть не мог всё, что только связанно с курицей. Возможно, сейчас будет исторический момент, когда Куроо, находясь в полубессознательном состоянии, наконец, опустошит эту тарелку полностью без возражений. — Не хочу, — по-детски капризно тянет Куроо и воротит нос. На что там Цукишима надеялся? — Тецуро, из нас двоих это необходимо лишь тебе, — бескомпромиссно говорит Цукишима облокотившемуся больному. Тот сидел уже более устойчиво, но всё ещё опирался на Цукки с кошкой в руках, которая явно заинтересовалась съестным в тарелке. Цукишима легонько щёлкает по носу кошки и берёт с серьёзным видом тарелку, поворачиваясь к Куроо. — С тобой нужно как с ребёнком? — Куроо кивает, и у Цукишимы не остаётся выбора.       И да, на последней ложке Куроо целует Цукишиму, и тот чувствует привкус супа, который был весьма неплох.       Стоит ли говорить, кто заболел почти сразу после Куроо?