Devil I Know

Была глубокая ночь. Тьма, холод и потоки воды - это уже казалось родным. Сырость подвала пропитала каждый миллиметр его тела. Стоять на коленях было неудобно, но не ново. Забывая как дышать из-за члена прямо в его горле, на ум приходили разные глупости: “Интересно, ему хотя бы приятно? Или охуеть как приятно?” “Может, нужно стонать, чтобы вибрация его голоса добавляла ощущений?” “Его волосы всё ещё такие же мягкие, как и всегда?” “Почему у обладателя великолепного члена всегда такая взъерошенная причёска? Серьёзно, как можно жить в подвальном помещении и иметь такие запасы геля для волос?” Его тянут за вроде ещё мягкие волосы, слабо, слишком мягко и вежливо, горячая жидкость попадает ему на лицо и грудь. А футболка была милой… Его лицо быстро становится грустным, что не остается незамеченным. - Акааши? - беспокойство в голосе, эх. - Футболка… - бормочет он, проведя по лицу рукой, пробуя на вкус свои пальцы и растворяясь в солоноватом привкусе. - Ох, милый, я испачкал тебя, пойдем в душ? - опять этот участливый голос. Парень поднимается, на языке вертится очередное недовольство. Не в его положении капризничать, но какая разница? Он за жизнь не цепляется. Вдруг его могут придушить во время секса? Это было бы очень великодушно. Бо - лишь это сочетание букв является “именем” обладателя потрясающего члена. Почему бы не сказать имя, чёрт возьми? Он всё равно нежилец. Но нет “анонимность, тайна, интрига”. Может в детстве Акааши и интересовали загадки, то лет с пятнадцати его интересовали лишь дорогие сигареты, которые сменились косяками, плавно перетекая в разноцветные таблетки. Вот тогда он был так счастлив. Экстази не зря так называется. Но потом “хроническая депрессия” и “прекрасный принц” разорвали его привычный мир, делая его серым или розовым . Третьего не дано. Неоновый свет клубов сменился постелью, с кучей одеял и задернутыми шторами. А хуже выхода на улицу вообще ничего не было. Когда нежный шёпот стал так невыносим, что хотелось заплакать, а слёзы не спешили выйти наружу. Смотреть на других, на парочки, на чертову радость было настолько мерзко, что захотелось перестать дышать. О, это же произошло ровно через секунду. Паническая атака - лучший способ отогнать всякое желание водить вас гулять, на заметку. Улица - отстой, люди - ещё больший отстой. Когда попытка смешать антидепрессанты и марку чуть не привела его к смерти, нужно было срочно искать альтернативы. Должно же хоть что-то вызвать эмоции? Хоть какие-то. Парень, что постоянно пытался вытащить Акааши из его любимой ямы, точно проявлял недружеский интерес к его персоне. И тут возник вопрос, который посещает многих в семнадцать: “Он - Акааши Кейджи, с кучей вредных привычек и тонной психологических проблем, вообще кто?” Поиск собственной ориентацией трудный путь, особенно, когда ты лежишь целыми днями дома. Раз уж его невероятный спаситель Куроо Тецуро так заинтересован, то можно провести эксперимент. А если не сработает… Значит, Кейджи либо нравятся девушки, либо мысли о других людях - просто не его вариант. Третье звучало до безумия заманчиво. Так, высокий и накаченный влюбленный оказался в комнате Акааши. Это что придется делиться одеялами? Всеми тремя? Кажется, быть геем ужасно. Они лежали на кровати, смотря друг на друга. Лицо Куроо выражало волнение или просто таким было, не то чтобы Акааши часто на него смотрел. - Я тебе нравлюсь, - не вопросительно ни на дюйм, - Как парень. Холодные голубые глаза впились в эмоции на чужом лице. Оу, значит, это и правда взволнованное лицо. Но молчание такое скучное, Акааши сутками сидит в тишине. - Если это так, - мягко и вкрадчиво произносит Акааши, - поцелуй меня. Расстояние между ними минимальное, а в глазах Кейджи поблескивает огонёк озорства. Мама бы обрадовалась, если бы была жива. Но лишь на секунду, ведь Акааши развеселило дразнить парня в его постели признаниями в чувствах. Его губы холодные и сухие, он уверен, а у Куроо наверняка самые теплые и мягкие. Это срочно нужно выяснить! - Либо целуешь, либо уходишь, - выкидывает последний козырь Акааши. Парень придвигается ближе к Акааши. “Ну, сколько можно”. Мягкое касание чужих губ вызывает смешанные чувства у Кейджи. Шёпот Куроо ударяет ему прямо в голову: - Я люблю тебя, - вот так легко и просто, прямо в губы. Мурашки пробегают по всему телу Акааши, внутри появляется необъяснимое тепло, будто волна удовольствия после кульминации оргазма. Он верит, чувствует губами чужой трепет и внимание. Тепло другого человека согревает, сбивает дыхание, он назвал бы это “эффектом первой затяжки”, ведь язык курильщика - его любимый, ведь это удовольствие, которое заставляет возвращаться снова и снова. Поцелуи затягиваются на минуты, часы… Пока не становится трудно дышать. На него смотрят тёмные внимательные глаза, губы Тецуро распухшие и красные, с темным синяком прямо посередине нижней, кто знал, что можно поставить засос даже здесь? А его губы в таком же ужасном виде? Хорошо, плюс в том, что нет никакой помады и прочих женских липких, ярких вещей, что размазываются по чужому лицу. Это плюс, записывает в воображаемой списке “за” Акааши. За то, чтобы быть геем, разумеется. - Тебе понравилось? - весьма очевидный вопрос от, кажется, влюбленного по уши Тецуро. - Это… интересно, - самый неромантичный ответ в мире, - я бы повторил, знаешь. - Так, ты будешь моим парнем? “Очевидно. И что прямо обязательно? Но…” - Да, - так уверенно, что аж сводит скулы от натянутой улыбки, - с тобой бывает действительно весело, ты знаешь? Руки гладят острый подбородок, игнорируя смущение и красноту чужих щёк. Кто вообще краснеет после трёх часов поцелуев? Глупость какая. Но если целоваться приятно должно быть можно сделать ещё приятнее? Если укусить? Проверяет незамедлительно и слышит стон… боли? Оттягивает, посасывает, прикусывает снова. Его ждёт месть. Такая желанная и вкусная. Он чувствует, как его губы насилуют чужие клыки, а в голове лишь: - Сильнее… - почти шипит, прижимается ближе. Его тянут за волосы, аккуратно и бережно, притягивая к себе ещё ближе. Желание, чтобы его схватили грубее разливается по венам, заставляя зарычать прямо в чужой рот. Металлический привкус крови оказывается где-то на языке, вызывая вопрос, чья же она. Чужой язык слизывает ярко-красные капли, добавляя горечи и забирая очередную порцию кислорода. Ему так сильно хотелось чего-то ещё. Языки сплетаются в неизвестных ранее движениях. Снова скучно. Челюсть побаливает. Язык, как любая мышца, довольно быстро устает. Пожалуй, стоит оставить эти игрища французам. Если им так нравится. Он отрывается, заинтересованно разглядывая ниточку слюны, что соединяет их рты до сих пор. Сильные руки обнимают его. Так, а это вот не весело. Это фишки парочек, да? Объятья в отношениях - это важно. А может, если прижаться ближе, чёрт. Часами игнорировать свое возбуждение было в новинку. Пижамные штаны не сковывали в движениях, поэтому потереться о чужое бедро было просто и восхитительно. Его схватили за лицо обеими руками. В столь знакомых глазах читалась похоть, но он скажет, что-то унылое, конечно же. - Ты… Многозначительно, но: - Да, просто дай мне…- его голос едва ли не срывается на стон, когда его кладут на спину, нависая сверху. Куроо выглядит возбуждающе. Или Акааши просто слишком возбужден. - Что тебе дать, милый? - его член накрывают рукой, отправляя в безумие. - Кончить, - вот так просто. - А ты плохой мальчик, - кажется, его пижамные штаны нагло воруют, обнажая бледную кожу бёдер. С чужими руками всё иначе. Можно ничего не делать, быть ведомым, его целуют, прикусывая кожу лица, а член пульсирует от чужого сумасшедшего темпа. Только бы его не заставили что-то делать. Волна удовольствия заставляет его издать неестественно-эмоциональный звук, стоны, как пошло. Кажется, всё те же восхитительные руки аккуратно стерли с него сперму салфеткой, одели и накрыли одеялом, поцеловали в щёку, а после попрощались с ёмким “ещё увидимся”. Это точно. В одиночестве Акааши Кейджи пришёл к тому, что парни вероятно ему нравятся чуть больше, чем сидеть одному. Или один это ещё не тенденция? Кажется, впервые парню удалось почувствовать что его кто-то любит. Кто же знал, что встреча с таким чувственным и страстным парнем - роковая ошибка, за которой последовала череда столь мрачных событий.