winter day

Он шел вперед, не спеша ступая через каждую неровность, что встречалась ему на пути. Он не старался как-то обходить редкие, уже завядшие цветы, пучки сухих трав, небольшие скопления мелких насекомых, просто идя, не пытаясь ни изменить свою траекторию, ни ускориться, чтобы хоть немного сэкономить свое время. По правую руку лишь сплошной лес, вроде хвойный, но если хорошо приглядеться, то можно заметить и другие виды деревьев, однако ему было не интересно; по левую руку лишь пустырь, покрытый белоснежным покрывалом, и ни единого следа на нем и быть не может. на фоне тихий, едва слышимый гудок, но никакого внимания и не привлекает, являясь скорее фоном в череде мыслей. На плечах висит вязаная кофта, рукава закрывают кисти рук, а концы свисают, едва касаясь бедер, с каждым шагом спокойно покачиваясь не то от удара, не то от слабого ветра. Снег падает на верхушку шапки, не тая, складывая собой рандомные узоры, о которых он и не узнает, а может лишь только догадываться, предполагать, правда, его это не интересовало, не интересует и вряд ли побеспокоит когда-нибудь. Снег складывается на плечах, осыпаясь в какой-то момент; падает снежными хлопьями на челку, что почти скрывает обзор, но видеть не мешает, а даже наоборот, как-то помогает скрыть глаза от мира, света, его не проложенного пути. А в глазах также льдины, только вот раньше были, а сейчас бескрайняя пустота, сравнимая разве что с черными дырами. теперь гудок немного громче, все еще являясь лишь пустым звуком, совершенно проигнорированным, как и, какая ирония, Он в свое время. Когда-то в руке была бутылка, пустая, окрашенная спустя время в холодный бордовый. Он ненавидит холод, презирает его, и именно поэтому сейчас не чувствует окоченевших рук, ног, всего тела в принципе. Но и не обращает внимания, ступая дальше, пока в глазах пустота, а в голове: "Тэхен-а, чаще снимай капюшон, а то выглядишь совсем мрачно. Или ты просто голову не хочешь чаще мыть?" — и чтобы также прижать к себе, как тогда, обязательно растрепав волосы на макушке, чтобы больше не лез с глупыми вопросами, но не забыв снять капюшон, ведь Он попросил об этом, зная, что не поверил в жалкое оправдание: "Только потому, что жарко".

"я скучаю по тебе."

В переднем правом кармане старых джинс бедро все еще обжигает полароид со всеми ними, правда, как в принципе вышло сфотографироваться всем семерым, не имея поблизости никого, кто бы мог сделать это со стороны, он до сих пор не знает, да и не задумывался пока, радуясь простому наличию этого фото. Он и не спрашивал, когда выхватил еще не проявившееся фото у Джина из рук, сразу решив оставить его себе, зная, что на нем лишь их искренние улыбки, живые эмоции, цветущие глаза, непередаваемые воспоминания одними словами. Только вот один тот факт, что таких фото больше в его жизни не будет, заставляет то ли охранять его сильнее собственного сердца, то ли избавиться от него, сжечь, оставив лишь пепел, а после развеять его по ветру с моста на краю города, следя за каждой частичкой, а после выжигая ее в своем сердце воспоминанием. Только вот он не смог, продолжая оберегать, любить.

"Тэхен-а, я, кажется, люблю тебя."

Сначала его губы были словно раскаленный металл: обжигали, плавили, оставляли вечный след за собой, будто проклиная, помечая, присваивая. А после с каждой секундой, с каждым мигом они больше напоминали самую желанную сладость, которую можно было представить. Его рука казалось идеальной в своей руке; пальцы, переплетенные с чужими, являлись не просто прекрасным украшением, но и утешением в трудные моменты; касания мягче и нежнее любого шелка, любой пушинки в этом мире, и с каждым разом все нужнее и нужнее. Друзья скидывали на крепкую дружбу, он на признание, а сам Тэхен на самое теплое чувство, что только можно испытывать именно к нему. резкий гудок за спиной, не обрывающий, но прерывающий скользкие мысли в голове, воспоминания, что так не хотят покидать его вот уже как несколько месяцев. "Чимин-и, я, кажется, убил человека". "Чимин-и. Кажется, я безумно люблю тебя". "Я скучаю, Чимин-и". "Чимин-и..." гудок. Протяжный, прерывающий выженные на сердце воспоминания. Падает на колени, плавно опускаясь сначала руками, а после и головой к покрытым слоем пока чистого снега, упираясь одними ладонями в рельсы, онемевшими пальцами слабо обхватывая их, а после прислоняясь к ним ухом, но не смотря назад, а поворачивая голову в сторону своего бессмысленного пути. А там Он, с темными растрепанными из-за ветра волосами, в темной футболке без надписей, но зато с теплой улыбкой, стоит на месте, улыбается не только губами, но и глазами, и смотрит будто прямо в душу, указывая на правый карман джинс, шепча одними губами, как тогда: "Смотри, какая у нас большая семья, Тэ. Большего для счастья и не надо, правда?" И получается улыбнуться в ответ, впервые за несколько месяцев искренне и по-глупому влюбленно: "Я скучал, Чимин-и..." резкий гудок, неприятный громкий скрежет рельс и пронзительный крик, но не его. На снегу можно было увидеть яркие алые бутоны, напоминающие лепестки роз, небрежно раскиданных по периметру, будто ветер в спешке пытался унести их с собой, но потерял большую часть, украсив ими не только белоснежное покрывало, но и окончательно охлажденное тело молодого парня, что впервые в своей жизни смог полюбить и потерять почти все, за что так крепко держался. И лишь фото хранило память о том, что когда-то их было семеро, любящих жизнь, свободу и свою семью.