Ефим нервно постукивал пальцами по столу. Двенадцать двадцать на часах, а Эдика все нет и нет. Куда запропастился этот работяга? Он обычно вовремя приходит с работы, чтоб выспаться и на следующий день с новыми силами идти на работу. Даже своего друга Ефима не замечает в их общей съемной квартире. Так дешевле и интереснее, да, но ждать его, как царица ждала царя с войны, он не собирался. Ефим ушел в ванную умыть лицо; после он выключил свет во всем доме, не считая маленькие светильники, которые позволяли не бояться тьмы квартиры и улегся спать. Заснул он так и не услышав щелчков замка в замочной скважине.
Эд зашёл в квартиру уставший, но отчётливо заметил тишину в квартире. Обычно Ефим довольно шумный и иногда в него хотелось кинуть чем-нибудь или засунуть ему в рот футболку, но сейчас он спал. Единственное, что сейчас окружало Эдика — светильники в форме ёжиков, жабок и прочих зверушек. Их очень много. Ефим — все ещё ребенок и это порой умиляло, и выбешивало не меньше, но Эдик никогда не показывал абсолютно никаких эмоций. Он посмотрел на время: недавно перевалило за час ночи. Теперь-то понятно, почему Ефима и его шума не было слышно.
Эдик положил свои вещи в своей комнате, куртку и обувь оставил в прихожей. Эдика будто какая-то муха укусила и его потянуло заглянуть в спальню к Фиме. Он беззвучно приоткрыл дверь и заглянул в комнату к другу. Убедившись, что он действительно спит, Эдик прошел дальше, ближе к кровати соседа. Ефим спал на правом боку, но лицом к самому Эду. Белобрысый прижимал к себе какую-то игрушку — ей богу, ребенок. Его лицо выражало умиротворение и еле видную полуулыбку. В сердце Эда что-то кольнуло, сжалось, забушевала какая-то странная эмоция, ранее не известная самому парню. Это было приятно, но, почему-то Эдику так казалось, немного неправильно. Уходить не хотелось от слова совсем, наоборот, хотелось присесть ближе, приобнять, прижать... Эдик дёрнул головой и поспешил ретироваться с комнаты. Ну уж нет, не это странное, медово-тянущее чувство.
Он вышел с комнаты, но чувство не пропадало, как и образ Ефима. Эдик поспешил сходить в душ и лечь спать. От ледяной воды мозг переключился и парень начал думать о работе. Нет, ему явно нужно сходить с друзьями в какой-нибудь бар. Вон Никита и Евгений звали его с собой в пятницу, почему бы не пойти? Наверное, он просто заработался и даже ему нужен отдых.
Ефим проснулся и услышал шум со стороны кухни. Обычно, когда он просыпался, Эдик уже был на работе. Ефим посмотрел на время: шесть утра. Ну да, скоро Эдик уйдет, а Фиме ещё час до будильника. Ефим вздохнул, понимая, что больше не уснёт, направился к источнику звуков. Он зашёл, потирая заспанные глаза, и...
— Доброе утро, Фима. — Эдик излучал что-то доброе, но на лице все ещё оставалось каменное выражение лица, будто он совсем ничего не чувствует. Но Ефим, пробывший долгое время рядом с этим безэмоциональным парнем, знал неплохо о том, когда тот выражает радость, а когда противоположную эмоцию. — Я, ну, раньше положенного проснулся и приготовил что-то нормальное, а не эти твои сухие мюсли.
— Вау! — искренне удивился белобрысый и даже отпрянул рукой от лица. Он подошёл приготовленной еде и ужаснулся. И в правду этот чудик приготовил пожрать! — Ты-то хоть поел?
— Да, а теперь прости, зайка, мне нужно на работу. Надеюсь, чай сам заваришь. — он кивнул в сторону чайника. — Ладно, я пошел. — Эдик уже развернулся к выходу и сделал пару-тройку шагов, но затем резко остановился и повернулся на тридцать градусов к Ефиму. — И да, сегодня вечером не жди рано.
— Будто я вчера ждал. — хмыкнул Фима, вспоминая вчерашние ожидания, которые увенчались уходом спать до прихода друга.
Эдик кивнул и ушел в прихожую собираться на работу. Фима в это же время тупил над тарой с едой. Это и правда ему? Может, это шутка какая-то? Или Эдик проспорил друзьям? Или это его мама привезла невкусную еду и он решил скормить сие блюдо другу? Ефим готов был поверить во что угодно, кроме реальности. А реальность была таковой: Эдик просто приготовил вкусную еду, а не вечные овсянки и мюсли, которыми питался обычно Фима. Полезность полезностью, но «это же, блин, есть невкусно», поэтому Эдик приготовил вкусно и полезно, хоть и не ресторанного уровня.
Входная дверь захлопнулась, а Ефим громко задышал. Или это тихая квартира давала такой эффект? Парень шумно зашевелился и все же решил попробовать еду, приготовленную Эдиком.
Вопреки ожиданиям, вместо «ну, їсти можна»¹, вышло очень даже охуенно. Более культурно выразиться не удавалось, ведь реально вышло вкусно. Его мозг заикнулся о приготовлении другу какого-то тортика или пирога.
— Ну уж нет, — Ефим категорически запретил себе думать о таком. — С чего это я должен готовить ему? Из-за того, что ему стало скучно и он приготовил покушать?
«Ты можешь приготовить ему что-нибудь вкусненького просто так» — гласил мозг вынося себя у хозяина.
— Так! Так. Замолчи, милок.
Но время куда-то убежало, поэтому парню в срочном порядке пришлось летать по квартире, делая укладку и подбирая наряд. Возможность думать о таком отпала.
Эдик сидел в такси и хмуро глядел в окно. В голове был главный вопрос сегодняшнего дня: «Зачем, а, главное, нахуя?» Да, Фиме он мог сказать что-то на подобии «мне было скучно», но себе-то соврать не мог. Какая-то неведомая ебучая сила подталкивала его к особо странным действиям, как, например, сегодняшний завтрак. И хотелось сделать что-нибудь ещё ради удивленного лица друга, а это попахивало бедами с башкой. А ещё хотелось увидеть улыбку. Это пугало ещё больше, ведь удивлённое лицо хотя бы было забавное, но улыбка... Эдику очень хотелось описать ее всеми словами умиления и любования, которые он знает.
Нельзя. Совсем нельзя думать о таком. С чего такое резкое влечение к улыбке? Из-за ночных похождений в чужую комнату? Ерунда какая-то.
Машина затормозила и парень поспешил выйти и пойти на работу. Хоть что-то поможет отвлечься от этого.
(=^･ｪ･^=)
Эдик, слегка приятно уставший, отправился в указанный бар. Наверняка, Евгений и Никита уже ждали его там. Эдик был искренне рад отвлечься от странных навязчивых мыслей.
И в правду, Никита и Евгений ждали там, уже предварительно заказав пиво и закуски, и ждали их и Эдуарда. Эдик подошёл и поздоровался с парнями, уселся за стол к ним и стал вслушиваться в звуки бара. Бары обладают своими запахами и звуками, но они не являются самыми приятными, особенно для кухонных мавок². Перемена обстановки хотя бы на часик у Эдика вынужденной была. Из-за Фимы. Эдик не знал точно, почему он обвинял друга во всем этом, но что-то в нем (Фиме или Эдике?) не так. Ну с чего это он ну такой вот милый и привлекательный со своими белыми волосами, блестящим взглядом или заспанными глазами, в одежде «которую он отобрал у сестры» или в глупой импровизированной пижаме (на самом деле простая белая растянутая футболка и черные спортивные штаны)? Причины можно было перечислять бесконечно, так почему же Эдик только сейчас решил называть это милым? Так почему он вообще умиляется?
Тем временем к ним подошла миловидная девушка и принесла пиво с закусками. Она игриво глядела на Эдика своими светлыми, почти белыми глазами. Поставив заказанное на стол своим клиентам, она спросила, не надумали ли они ещё чего-нибудь заказать. Получив отказ, она направилась ни то к другим посетителям, ни то к барной стойке, невзначай задев своей ручёнкой плечо Эдуарда, а ее густые каштановые волосы прошлись по надплечью парня. Будь это несколько месяцев назад, Эдуард со стопроцентной вероятностью схватил бы ее за руку и никогда бы не отпустил такую красавицу, но сейчас был в голове один
милый мерзкий тип, который никак не хотел от туда уходить. Девушка уже возле бара грустно вздохнула и глянула на Эдика, но он этого не увидел так, как сидел к ней спиной, но это заметили собутыльники его на этот вечер.
— Ой, Эдик, чего ты так? Красивая девушка, да и у тебя никого нет... — заметил первый Никита.
— Да не интересует она меня, как минимум сейчас... — отмахнулся Эдик.
— Неужто наш неприступный друг влюбился? — улыбнулся кучерявый. — Или работы много?
— Да какой влюбился? Работы по горло, да и мне это нравится. Отношения ни к месту.
Эдик отмахнулся, но внутри все бушевало. Что это значит «влюбился»? Ерунда какая-то. Парни в парней не влюбляются, а если и влюбляются, то их осуждают. Их не любят, кидают, предают... Эдик этого не хотел, а особенно не хотел быть влюбленным в того, кто скоро уедет на родину, в Казахстан. А ещё не хотел быть педофилом — пусть Ефиму больше восемнадцати, но своим поведением он доказывает совершенно обратное; как минимум для Эдика этот мальчик был действительно мальчиком в теле почти мужчины (ну чуть-чуть не дотягивает, вообще он парень пока).
Эдик попытался сконцентрироваться на разговоре с друзьями и выпивке. Нельзя думать о таком хотя бы сейчас, вдруг встанет или Фима дома икать начнет. Канарян выдохнул углекислый газ вместе с мыслями о
нём.
А пока Эдуард распивал пиво со своими друзьями, Фима сидел и смотрел на творение, которое он готовил. Нахуя, спрашивается... «Это не
ему, это не
ему, это не
ему, — повторял Ефим себе. — Блять...
Ему» — закончил свои споры с самим собой Кравченко, подумав, что хотя бы себе врать бесполезно и затратно по времени. Эдику он, конечно, соврёт хотя бы для своего же спокойствия. Чувствовать что-то странное к усатому мужику было совершено в новинку, но, вроде, не на столько плохо, как его первый десерт. Что же... Пирог (не такой простой, как тертый, но примерно такой же обалденно вкусный) почти был готов, а готов ли Ефим давать это сожителю? Готов ли Эдик вернуться домой? Второе точно вряд-ли, а первое ближе к реальности.
Ан, нет. Буквально через полчаса вернулся Эдик, а Фима просто покуховарил и готовился ко сну. Сердце как начало биться... Будто у сердечника.
— О, сегодня ты не спишь? — Эдик даже улыбнулся, вроде, а эмоция — редкая гостья на его лице, не то чтобы улыбка.
— Ага, а что, хотелось на мое спящее лицо подрочить? — хохотнул Ефим со своей шутки, а Эдик натянуто улыбнулся, вспоминая свои эмоции рядом со спящим соседом. — Я, кстати, там пирог приготовил. Если ты ещё не на столько пьян, чтоб сразу завалиться спать, то можешь попробовать.
Эдуард, конечно же, согласился на дегустацию пирога. И вот домашняя атмосфера на жёлтой кухне, посреди ночи, с чашками чая и домашним пирогом. Ефим в своей пижаме, Эдик едва успел одеть что-то домашнее, не пропахшее барным запахом, чтоб не портить тот самый запах пирога, травяного чая, шампуня Ефима и
уюта. Да, пожалуй, это то самое место, которого так не хватало всю жизнь, а у многих такого и вовсе нет, в котором
уютно. Не «ну-с, сойдёт», а самый настоящий
уют.
— Фим...
— М? — отозвался Кравченко, попивая чай со своей жёлтой, как кухня и молодые одуванчики, чашки.
— Ты
уютный. — мягко сказал Эдик, да на столько мягко и нежно, что сам себя не узнал.
А Ефим поперхнулся. Эдик поспешил постучать его по спине. Как только тот откашлялся, выдал:
— Это самый странный комплимент за всю мою жизнь, но самый приятный. — белобрысый потянулся за объятиями.
— Ну, дядь, я не люблю обниматься... Прекрати, пожалуйста... — лениво попытался вырваться Канарян, но после и таких попыток его заключили в требовательные и крепкие, как ристретто, объятья.
— Зато, дядь, я люблю. И тебя тоже, знаешь. — выдал Фима, боясь огрести по мордяке, но последовала какая никакая ответная реакция — его, пусть и легко, как тополиный пух, но обняли.
Эдик тяжко вздохнул, но почувствовал себя ещё и в безопасности. Ну да, за этим маленьким мальчиком, как за каменной стеной, при чём Великой Китайской или обсидиановой на двести пятьдесят шесть в выживании с четырех сторон. Ну что-то этот парень творил, что Канарян не сдержался и обнял, хотя никому не позволял по собственной воле.
— Почему ты не любишь объятия? — внезапно спросил Ефим.
— Мама говорила, что парни не обнимаются. Когда они обнимаются, они не крутые, не сильные и ничего не добьются, а мама очень многого хотела. Она очень разочаровалась во мне, когда я проиграл. — Эдик был откровенен с Ефимом, как никогда ни с кем (даже с собой старался на столько не откровенничать).
Резко Ефим взял лицо Эдика в свои ладони и немного потискал щеки. Эдуард не вырывался, хоть и выражал небольшой протест взглядом. Отталкивать не хотелось, хотелось наоборот — притиснутись щільніше, ближче, рідніше³...
— Нет, заюш, ты самый крутой, очень сильный и ты всего добьешься. Обниматься — это передача позитива друг другу, избавление друг друга от негативных чувств и эмоций, поддержка и просто пряности в отношениях человеков.
Эдик похлопал глазами, не понимая происходящего. «Заюш»? «Позитив»?
— Обними меня... — прошептал Эдик почти что одними губами. — Прошу...
И Фима послушался. Приятно, когда еж сворачивает свои иглы и показывает свой пушистый животик и маленькие лапки. Такое же чувство испытывал к Эдику Ефим. Он ему открылся, позволил залезть с душу и, похоже, пристрастился к объятиям, которые на дух не переносит прежде. Чудо.
— Эдик, заюш, хороший мой...
Усатый промычал что-то нечленораздельное со знаком вопроса в конце.
— Можно я тебя поцелую? — ласково спросил Ефим.
Эдик очень смутился. Кто ж такое спрашивает? Ефим, ясное дело. Если так будет постоянно, то Эдик же умрет от неловкости и стеснения. Но поцелуя хотелось, ой, как хотелось. И няшиться тоже хотелось.
— Дерзай.
Никто за своими раздумьями не понял, когда Эдик уселся на колени к Фиме. Никто и не понял, когда детские, невинные тыканья губами перешли во «взрослые», с языком и покусываниями. Канарян правда поспевать пытался за Фимой, за новыми открытиями и ощущениями, но его буквально плавило, как сыр в микроволновке. Он бы и растекся так на Кравченко, как на хлебушке, если бы сам белобрысый не придержал того у себя на коленях.
Сегодня ночью они не ебались, но лежали в просторной кровати Ефима и болтали, обнимались, целовались, впитывали ощущения и позитив, как вешанки воду. Приятно.
Уютно.
(=^･ｪ･^=)
Улетать в Казахстан на постоянную основу не стали. Да, отдохнуть ездить туда решили часто и, возможно, откроют там что-то на подобии кафе, но, пока, будут заниматься этим делом тут. Лесная тематика должна присутствовать. И десерты! Милые и эстетичные десерты! И уют. Без уюта никак, но в лесной тематике только так. Они уже начали собирать деньги и рецепты для такого заведения. А пока... Пока есть жёлтая кухонька, широкая кровать, объятия-объятия-объятия и немного поцелуев. Эдик все ещё смущается.
(=^･ｪ･^=)
¹ — «ну, їсти можна» — читается, как «ну, йи́сты мо́жна»; переводится, как «ну, есть можно».
² — мавки — лесные русалки из украинской мифологии (без рыбьих хвостов). Больше можете почитать в Википедии, там очень интересно.
³ — «притиснутись щільніше, ближче, рідніше» — читается, как «прытыснутысь щильнишэ, блыжчэ, риднишэ»; переводится, как «прижаться теснее, ближе, роднее».
