Вот я был, и вот меня не стало.

Знаете, исповедь - это всегда трудно. Особенно, последняя. Когда стоишь на самом краю, держа в руках веревку, и все не можешь определиться - а надо ли оно? Кому станет легче от того, что ты умрешь? Всем? Никому? О, ну для начала мне. Да может я и назло это делаю. Надоело! Священнику не расскажешь. А я взял и рассказал, какой я молодец! Святой воды не хватает для счастья, может, Бес мой и вышел бы. Бес...Ерунда какая-то. Шутка для идиотов, ничего не понимающих в людских жизнях и умах. Или нет. Наоборот. Слишком много понимающих. Но ни дня не живущих так, как они себе напридумывали. Идеальная жизнь. Для кого она? Уж точно не для меня. Я пробовал. Не понравилось. Никому не понравилось бы. Сначала, думал написать письмо. Ну, мол, простите-прощайте. А что еще написать? Я уже все священнику вывалил. Извиняй, отец. Вот такой непутевый сынок у Бога, что поделать. Глупая овца в его стаде. Непокорная и ненормальная. Живущая по своим законам, а не слову Господа. Скучно. И нелепо. Петя. Петруш...Где ты, а? Хочу в глаза взглянуть в последний раз. Ненавижу.

Люблю до безумия.

Сам бы этой веревкой задушил.

Губы твои целовал бы до изнеможения.

Псам на растерзание. Иуда.

Хороший мой. Только ты...

Но нету. Нету. Никого нету. А кому я нужен! Ни-ко-му. Печальное слово. Тоже нелепое. Как и все в этом мире. Повторяюсь? Да плевать. Через пару минут меня уже здесь не будет. Петя. Ну... Ладно. Еще раз. Что там? Господи, прости сына своего...А дальше? Забыл? Так...За все грехи, за...Сначала. Господи Боже мой. Ты же знаешь, что для меня спасительно. Так помоги мне. И не попусти мне грешить перед Тобою и погибнуть во грехах моих...Тьфу. Ибо я грешен и немощен. Не предай меня врагам моим... Дай отдышусь. Знаю, что молитву прерывать нельзя. Ну и что? Из кожи вон теперь вылезти что ли. Петька! Да придешь ты, пся крев, или собака тебя раздери! ...яко к Тебе прибегох. Избави меня, Господи, ибо ты моя крепость и упование мое. И тебе слава и благодарение во веки. Аминь. Да не в тебе слава моя. И упование тем более. Нету. Нету Петруши. Нету. Как любил тебя. Как радовался тебе. Упиваясь любовью нашей. Почти чистой. Пьянящей не хуже вина из рябины. Помнишь, зимой, на морозе пили. Губы щипало. Щеки раскраснелись, как у девки. И платок-то на тебе был, цветастый. Шапка на лисьем меху. И сам как лис. Хитрый, сволочь. Петя. Погибаю, как губ твоих хочу. Ну! Веревка уже горит в руках. А в голове муть такая, будто сорокоградусной бахнул без закуси. Образы, слова. Все путается, все бьется, как бабочки в банке. Сам я тоже, как бабочка. Загнанная в угол, скоро заколотая булавкой серебристой. А ты подойдешь и спросишь:"а что сие за экземпляр такой?" А кто тебе ответит, Петь? Меня-то уже не будет. Хорошо. Живи счастливо, Верховенский. Князек мой ненаглядный. Любимый. Всего одно слово: прощай. Ловкая темнота и сладкое удушье. Сладкое, как губы после рябинового вина. И платок цветастый. И шапка лисья. И ты...

***

— А где Верховенский-то? — кто-то робко спросил, выискивая глазами фигуру Петра Степановича. — Да сказал, что на могилу поехали-с, — доложил другой голос. — Я видел, как барин револьвер с собой взяли-с. — Ой, что-то да будет, господа. Не дай Бог так. Не дай Бог. На могиле, которая расположена под большой березой, раздался выстрел, распугивая птиц, которые полетели высоко-высоко, рассказывая о любви. О вечной и совсем нелепой.