Пепел

Уильям знает, что пепел не горит. Он знает, что сожжённые мечты и надежды, оседая серым смогом, покрывают собой, перетягивая внимание - яркий мир, который кто то так усердно создавал. Кто то – он сам, но Уилл конечно же сам себе в этом не признается. Ему мерзко глядеть как солёные дожди превращают пепел в склизкую, холодную мёртвую массу, как она скользит под ногами, заставляет спотыкаться и падать, как пачкает руки, когда он пытается, царапая тупыми ногтями и водя шершавыми, истёртыми о уголь ладонями разрывать прах, в поисках уцелевших кусочков счастья. Пепел - совершенно бесполезная чёрная пудра, горькая, отдающая сыростью, немного тёплая, душная. Она остывает медленно, лезет в нос, в глаза. Мелкий песок, образующий при лёгком дуновении ветра колючий туман. Вихри праха вьются вокруг, ложатся ковром на плечи, смольными сугробами лежат перед Уиллом, готовы поглотить его всего, когда он вновь и вновь пытается расправить так ясно представляемые самим собой огненные крылья. Жёлтый огонь перед глазами, но не в глазах. Пепел не горит – шипит в укоре себе под нос. Пепел не горит? – интонация вопросительная, окрашена в чёрный, цвет неуверенности. Пепел не горит. – отрезает чужой хриплый голос, словно фраза была пропущена сквозь дырявые лёгкие. Грубым движением рука вторгшегося в мысли химеры господина вытаскивает его из скорбных размышлений, заставляя перестать оплакивать себя, и свои глупые надежды. - а ты, Уильям, не Феникс. – тихо, вкрадчиво, как будто жалостливо, хотя демону наверное лишь показалось, или Ламаник просто жалеет себя, обречённого возиться со столь ничтожным существом, и его не менее ничтожными взглядами на жизнь. – привыкай или сдохни, каждый раз возвращаться к исходному не получится. – «ты должен сломаться», остаётся Глифулом недосказано. Уилл слишком наивен, что бы осознать что тó, чем он занимается – строит замки на песке, лепит привычные ему фигуры и очертания из золы, которые близнецы с дрожью изнурённого гнева, вызванного нежеланием Уилла покоряться, рушили и сравнивали с землёй. Но он верит на слово, отряхивается от пепла, и не пытаясь больше искать в нём спасения идёт вперёд, встаёт покорной тенью за спиной своего человека, улыбаясь этому нюансу, ведь Ламаник сказал, что Сайфер теперь – его демон, и Уилл поверил, покорно приняв чужую власть, наконец утвердившуюся морально. И пусть легче телу не стало, душа выпрямилась. Глифулу удалось вышибить клин клином, последний остаток гордости демона, что как воздух из лёгких от страшного удара вылетел со свистом, прорезая стену кислорода, а демону удалось безболезненно склонить голову перед добившимся своего хозяином. Пепел не горит. Демон улыбается, в темноте находя взглядом силуэт мирно спящего Ламаника, обводит цепким взором, представляя что дотрагивается, не в заботливом жесте, которым секундой позже накрывает господина одеялом, а более открыто, обняв, взяв за руку - как тогда, когда Глифул вывел его из состояния неопределённости, уверив демона в том, что является смыслом его существования, и что чудовищные пытки, косые взгляды второй близняшки и иконы по углам, оставшиеся от их дяди – даже слишком маленькая цена, которую демон заплатил, что бы быть с ним рядом. - Пепел – шепчет химера, ласково улыбаясь. – это не всё, что у нас есть, нельзя выжечь без остатка то, что бьётся и трепещет. Однажды корка треснет, и из под неё покажутся цветы. Однажды… - вздыхает Уилл, закрывая глаза, пристраивается на полу, подле кровати Глифула. Что бы создать, порою нужно сжечь дотла. А усугублять положение попытками разжечь огонь на безжизненном пепле вовсе не стоит, можно повредить ростки пробивающихся сквозь золу васильков.