Отражение

      Комната. Обычная спальная комната, разве что создает вид совершенно нежилой. Никаких предметов интерьера, ничего лишнего, как будто и нет хозяина у дома, футон да котацу, вот и вся мебель.       Тобирама лежал на футоне с закрытыми глазами, но не спал. Вставать бы надо, да только не рассвело даже. С другой стороны, бесполезного лежания Тобирама никогда не понимал и не ценил, так что пора вставать.       Пока Сенджу выполнял свои обычные утренние процедуры, его мысли плавали где-то далеко. Впрочем, так всегда было — Тобирама просто не умел не думать. Он думал всегда. Анализировал, докапывался, рассматривал. Планы деревни, теории чакры, его разработки, Учиха…       Да, Учиха. У того всегда было его внимания чуть больше, чем у всех остальных. Слишком близко тот был к Хашираме, чтобы не обращать на него внимания. Тобирама ни за что бы не признался никому, даже Хашираме, но он ревновал. Вот так глупо и банально. Мадара был и уже одним этим притягивал к себе все внимание Хаширамы, а Тобирама… Тобирама отступал сам. Мадара был другом его брата. Он заставлял Хашираму улыбаться, смеяться и радоваться, так какое право Тобирама имеет вести себя настолько эгоистично? Он уже не ребенок. Да и тем более, Тобирама отлично понимал, что он не хорош в общении.       Он отлично воспринимал сигналы тела противника в битвах, ничего сложного: просто проследи за его мышлением, пойми его стратегию и уничтожь ее. В разговоре… Это не работает. Нужно учитывать чувства, эмоции, настроение — просто чтобы не задеть человека правдой. Муторно. Бесполезно. Что с того, что его считают угрюмым и нелюдимым хамом? Ну, в какой-то мере это так и есть. Тобираме не были интересны все эти длинные заковыристые разговоры с множеством подводных камней, он ненавидел, когда к нему лезли в душу и никогда не лез в душу другим. Общение утомляло. Общение с теми, кто не поймет и половину того, о чем ты говоришь — бесило.       Хаширама, конечно, всегда был вне всех этих категорий. Его старший брат. Последний брат вообще — единственный оставшийся родственник. Надо ли вообще говорить, что Тобирама был привязан? Хаширама… Был одним из немногих, ради кого Тобирама бы сделал все. Ругался бы, бесился, плевался, может, называл бы «идиотом» или чем похуже, но — сделал.       Он и делал. Хочешь, братец, мир с Учиха заключить? Бесперспективно. Невозможно. Наивно. Да, конечно, старейшин убедить помогу и с договором тоже помогу, какие вопросы вообще, идиотина, не на тебя же это оставлять? …Глупости вроде «хочу броню в цветочек» в это не входили. Не-а. У Тобирамы есть разум и чувство собственного достоинства. На двоих хватит, если понадобится.       У них были хорошие отношения. Хаширама всегда проверял его состояние после битвы, Тобирама всегда проверял его снаряжение, Хаширама всегда был готов выслушать, Тобирама всегда был готов помочь. Просто… Просто в последнее время…       Хаширама стал отдаляться. Перестал нападать с объятиями, перестал врываться к нему в лабораторию. Тобирама заметил сразу, но поначалу не придавал этому большого значение, пока не почувствовал колючие льдинки в груди при взгляде на объятия Хаширамы и Мадары. Позор. Он завидует Учиха. Из груди сам собой вырвался тяжелый вздох.       Глупости все это. Тобирама просто должен делать свою работу, вот и все, без всяких сантиментов и чувств. Он ведь шиноби, в конце концов, а отец всегда говорил, что для шиноби эмоции — дело ненужное.       Из мыслей Тобирама вынырнул уже в башне Хокаге. Привычный кабинет, привычное отжатое у Хаширамы и Мадары место у окна. Шесть часов утра — башня почти пуста, брат придет через часа два, Мадара через час или около того, смотря как его мизинец правой ноги захочет. Есть время подготовить все, что ему нужно для продуктивного дня.       Тобирама никогда не понимал проблемы встать вовремя. Обычно он встает с рассветом, а вот ложится, ну, когда как. Может не лечь вообще. Сон для шиноби… Спать раз в три дня — нормально. Организм вполне поддерживает такой режим: чакра подстегивает процессы. Тем и опасно чакроистощение, что организм шиноби полностью зависим от чакры и чем сильнее шиноби, тем сильнее это проявляется. Поэтому опоздания он осуждал и за работниками строго следил: в восемь в башне должны быть все, если не хотите получить выговор.       Мадара вошел молча, недружелюбно зыркнул на Сенджу и уткнулся в свои документы, конечно же, как же без этого, бросив ''язвительный'' комментарий. — Эй, Сенджу, ты скоро в свой стул врастешь, как не приду — уже на месте, аж тошнит.       Тобирама царственно проигнорировал.       Хаширама в кабинет скорее влетел, чем вошел. Как всегда искрится энергией и улыбка на все лицо. Хорошо еще Тобирама местность не мониторит — сейчас бы как шибануло чакрой по темечку и все. Как-то раз он от чакры Хаширамы натурально опьянел, хорошо еще в бою так случиться не может — не те эмоции. — Доброе утречко, Мадара! — он плюхнулся за свой стол — Утро, Тобирама! В ответ ему раздался унисон голосов «Отвратительное/Утро», недовольное ворчание Мадары и нечитаемый взгляд Тобирамы. Совершенно обычное утро, совершенно обычный день. Был. Пока на обеденном перерыве из облака белого дыма не появился… Он сам. И Хаширама. Чакра была абсолютно идентичная. — Анидзя. — голос его двойника был спокойным, можно сказать, даже нежно-мурлыкающим, сулящим большие проблемы. — Сколько. Раз. Я. Тебе. Говорил, чтобы ты не смел врываться в мою лабораторию и отвлекать меня от экспериментов? — Эээ… Много? Но, отото! Я ведь соскучился, ты ушел и бросил меня одного! — Хаширама. Точная копия Хаширамы… Надулся и скрестил руки на груди. — Меня не было всего два часа! Хаширама, серьезно, неужели ты не мог пойти к Мадаре? — Тебя не было целых два часа, я проснулся один в холодной постели и мне стало грустно! Мадара взрывается первым. — Что, блять, тут происходит?! — он резко поворачивает голову к Тобираме. К Тобираме, который не появился из дыма. — Это твоих рук дело, ублюдок? Тобирама рефлекторно скрестил руки на груди, собираясь огрызнуться. Он… Довольно болезненно реагировал на «ублюдок» в свой адрес, учитывая, сколько раз его так называли в детстве, намекая, что вовсе он не Сенджу. Его перебил двойной хор голосов: Хаширамы и Хаширамы. — Мадара! — Синхронно. Потом удивленно переглянулись и одобрительно друг другу кивнули. Тобирама сошел с ума? Его двойник, кстати, тоже со скрещенными руками, закатил глаза. — Это вина Хаширамы. — Он помолчал, а потом добавил. — Это всегда вина Хаширамы. Я исследовал возможность улучшения хирайшина, когда этот идиот ворвался ко мне и отвлек меня, из-за чего произошел необратимый процесс запуска экспериментальной печати, из-за которой мы и здесь. Надеюсь, на недолгое время. — Моя лаборатория к твоим услугам, — кивает Тобирама самому себе, тоже получая в ответ благодарный кивок. — Эй! — не-его-Хаширама возмущенно восклицает, — Тобира-а, неужели тебе совсем неинтересно? Мы могли бы пообщаться хоть немного, прежде чем ты запрешься в лаборатории! Хотя бы один день? — Вы можете оставаться, сколько хотите! — с энтузиазмом отзывается его-Хаширама. Тобирама сам не заметил, как из груди вырвался тяжелый вздох, точнее, два тяжелых вздоха, потому что другой-он был с ним явно солидарен. Они понимающе переглянулись.       Между тем другой-Хаширама смотрел на них как-то… Странно. — Два… Два Тобирамы… — он бормотал, его глаза постепенно загорались все ярче и ярче — Два Тобирамы! Два милых отото, которых можно обнимать! — было в его голосе что-то хищное. Тобираму бесцеремонно выдернули из-за стола, прижали к себе с одного бока и к другому-Тобираме с другого. Ему оставалось лишь беспомощно моргать и… Наслаждаться долгожданными объятиями. — Анидзя, — голос другого звучал осуждающе, — тебе нужно было спросить его, прежде чем обнимать. — Ой. — голос другого-Хаширамы звучал виновато — Ты в порядке, Тоби-чан? Тоби-чан. Хаширама не звал его так с детства. — Я- — Он прокашлялся, — Да, я в порядке.       Тобирама не мог этого видеть, зато вот другой-Хаширама видел ясно, что у его здешнего двойника во взгляде промелькнула зависть. Интересно…       Они простояли так около минуты, прежде чем Тобираме стало слишком неловко, чтобы продолжать и он решил напомнить о дальнейших планах. Сошлись в итоге на двух днях без лаборатории и без документов. Оба Тобирамы были не в восторге, хмурились и напоминали про залежи работы, которая накопится за время их отсутствия. Хаширамы разбивали их аргументы своим энтузиазмом, нашедшие в друг друге незаменимого союзника. Хаширама предложил себе-другому пройтись по Конохе, чтобы посмотреть, есть ли отличия. Он с радостью согласился, вопросительно посмотрев на другого-Тобираму, тот едва заметно покачал головой в отрицании.       Мадара все еще агрессивно просматривал на них обоих, явно не доверяя ни копии Хаширамы, ни, тем более копии самого Тобирамы. Вообще-то, Тобирама одобрял такую бдительность — мало ли кто и мало ли что, но чакра не врала: абсолютно идентична, так что сомнений быть не может, это — они сами, просто другие.       Кстати, об этом. Смотреть на себя самого, разве что в другой одежде, было… довольно неловко. — Мы можем пойти ко мне? — предложил он, старательно лишая себя возможности скосить глаза в сторону или на пол. — К тебе? — Голос другого звучал любопытно. — Живешь отдельно? — С основания Конохи, да. — Хорошо, — было видно, у того остались вопросы, но не при Мадаре же их задавать, верно?       Тогда Тобирама положил руку на плечо другому и они исчезли во вспышке хирайшина, чтобы оказаться на кухне его дома.       Другой Тобирама с любопытством осматривался, отмечая про себя, что дом не выглядит жилым или хотя бы часто посещаемым, это было довольно любопытно. Он жил с Хаширамой и до, и после основания Конохи, анидзя просто не позволил бы ему съехать. Этот он оказался упрямее? Более нелюдимым? Непохоже, учитывая, как он отреагировал на простые объятия, которые должны быть ему привычны, с таким-то братом, как Хаширама. Поссорились?       Тобирама не представлял себе ссору, способную отдалить их с Хаширамой двойников настолько, чтобы они разъехались по разным домам. Может, в этой вселенной у них просто другие отношения? Впрочем, к чему гадать, если можно спросить. — Почему ты живешь здесь, а не с Хаширамой? — этот вопрос заставил Тобираму из этого мира замереть с чашкой чая в руках. Они оба любили чай — и предпочитали проводить время за чашкой чая, чем без нее. — Почему я должен жить с ним, мы ведь не дети уже, чтобы… — Бред. — Другой категорично отрезал. — Здесь нет ничего от Хаширамы, а это значит, он не приходит, ты реагируешь на прикосновения так, как будто до тебя редко дотрагиваются, что невозможно, потому что Хаширама — самый тактильный человек в любом из миров, и я просто не понимаю, что должно было случиться, чтобы это все произошло. — Ничего не случилось, — Тобирама неопределенно мотнул головой, сжимая чашку в руках и смотря на чай, — просто я… Просто Мадара лучший собеседник, чем я. Все нормально.  — Что. — это было странно. Хаширама не мог просто взять и остыть к своему отото, будь он хоть сто раз из другого мира. — Скажи мне, что они не спят. Тобирама вспыхнул тут же, поперхнувшись чаем. — С-спят? Я н-не знаю! Его отражение напротив склонило голову набок. — Но ты ведь скучаешь, не так ли? Можешь не отвечать, я и так знаю, что да. Почему ты просто не поговоришь с ним? — Я просто не хочу мешать. — Тобирама сам знал, насколько жалко это звучит, но… Он боялся. Узнать, что ты не нужен… Страшно.       Он все еще не поднимал взгляд от давно остывшего чая, так что не мог заметить, что другой встал из-за стола и подошел к нему. Зато он чуть не разлил чай, когда со спины его обвили чужие руки. — Эй, — голос был совсем близко, а чужой подбородок, кажется, был помещен на его макушку, — я помогу тебе разобраться со всем этим, хорошо? Тобираме оставалось лишь согласиться.       Тем временем два Хаширамы тоже разговаривали. Все началось вполне мирно: они гуляли по Конохе, болтали о том, о сем, вот и зашла речь о доме. Там и выяснилось, что живут Хаширама и Тобирама порознь. Другой Хаширама этого не оценил и задал, по его мнению, вполне логичный вопрос: «Ты дурак или что?» Ну, и пошло поехало.       К чести другого, ему удалось вытянуть причину всего этого ''вопиющего безобразия'' без драки, и он не был впечатлен, знаете. Хашираме был поставлен ультиматум: ''Сейчас мы с Тобирой все разрулим, но если ты облажаешься и обидишь Тоби-чана, тебе конец''. Хаширамы, они такие, знаете… Хаширамы. Общаются междометиями, восклицаниями и вообще, другим языком, потому что их разговор выглядел примерно как разговор двух иностранцев, которые общаются с помощью тычков в нужный предмет или сторону, эмоциональной окраски слов и прочим интернациональным способом.       Они перешли с кухни в спальню, потому что лишь эти две комнаты были хоть как-то обжиты. Тобирама чувствовал себя неловко, потому что другому хотелось доверять. Рассказать все, что когда-либо тревожило, попросить совета, обнять и положить голову на плечо. Он чувствовался родным.       Другой же… Странно, но ему хотелось себя из этого мира обнять. Потому что он видел тоску. Одиночество. Страх. И понимал, что если бы… Если бы одно-единственное событие пошло не так, то он бы был точно таким же. Тоскующим. И он не хотел для себя — любого себя — такого. Тобирамы не сомневался в любви Хаширамы. И он собирался убедить в этом и этого себя — тоже.       Ну, а уж в своей любви к Хашираме, он совершенно точно не сомневался. — Ты любишь его? — Тобирама не ожидал этого вопроса, как не ожидал руки на своем затылке, что массировала кожу головы. Ну да, кто же лучше его самого знает его самые уязвимые точки? Затылок был чувствительным, как и шея — но массаж был просто великолепным, поэтому… Чем это повредит? Не в битве же они и драться вроде не собираются. Тем более, вопрос был смешным и донельзя нелепым. — Как я могу не любить его? Конечно, я люблю. Это ведь… — Хаширама, да? — Совсем рядом раздался понимающий хмык. — Невозможно его не любить, да? Все равно, что дышать. Так же естественно и легко. Тобирама лишь промычал утвердительно, тая от массажа. — А его чакра это отдельный разговор, верно? Теплая и яркая… Хочется прикоснуться поближе. Ближе и ближе… Знаешь, — голос другого стал приобретать мурлычущие нотки, — во время поцелуя это становится еще ярче. Глаза Тобирамы расширились от удивления. — Его чакра как будто обтекает тебя, обволакивает и ты можешь чувствовать его так, как никогда не чувствовал раньше… Эй, Тоби-чан, ты бы хотел… почувствовать это? Горячее дыхание обожгло кожу под ухом — другой шептал эту часть ему на ухо. Тобирама… Тобирама как будто был в трансе. Он был расслаблен, ему было хорошо и- Он не мог не — хотя бы на минуточку — не представить, какого это и- С губ просто сорвалось тихое «Да».       Другой он ухмылялся. Тобираме не нужно было смотреть, чтобы это знать, он чувствовал эту ухмылку на своей коже. Когда он успел оказаться в кольце рук, сидя между ног второго? Тобирама не в курсе, но… Это хорошо. Это не… Плохо, так зачем сопротивляться? — Мм, да, поцелуи это хорошо. Я бы сказал, очень хорошо. Но… Знаешь, когда Хаширама внутри тебя, это совершенно особенное чувство. Когда ты принимаешь его, когда вы становитесь одним целым… Потрясающее чувство единства. Принадлежности. Его чакра переплетается с твоей, весь мир перестает иметь значение, только ты… Он… И его член, который движется в тебе, заставляя терять голову от наслаждения.       Тобирама пылал. Кончики ушей были ярко-красные, внизу живота как огнем хлестануло, а сердце стало биться часто-часто. И… Он искренне надеялся, что выскользнувший из губ стон ему показался. Пожалуйста? Вспыхнуть еще сильнее, только от смущения и стыда, ему помешало только то, что руки другого взяли его за подбородок и притянули к себе, втягивая в поцелуй. — Разве они не потрясающие? — наполненный любовью, восхищением и гордостью голос другого-Хаширамы раздался неожиданно для Тобирамы, но явно не для его отражения. Еще большей неожиданностью оказался ответ его Хаширамы. — Восхитительные. — и было в его голосе что-то… Такое, что Тобирама вспыхнул еще ярче: хотя казалось бы, куда? А потом он понял. Хаширама. Если бы его не придерживали за талию, пока целовали, он бы отшатнулся. Другой-он улыбнулся в поцелуй и успокаивающе провел пальцем по щеке, а потом — отстранился, дав повиснуть ниточке слюны между ними. Тобирама никогда не чувствовал такой дикой смеси возбуждения и смущения. Он никогда не думал, что его привлекают такие вещи. Он никогда не думал, что его привлекает Хаширама! «— И кому ты врешь? — ехидно поинтересовался голос в голове, — забыл, как просыпался по утрам с одним-единственным именем на губах?» — А-а-анидзя-а, не пугай ты так Тоби-чана, не видишь, совсем непривычный к ласке? Спугне-е-ем, а нам бы ведь этого не хотелось, так? — Его двойник по-кошачьи жмурился, смотря с ехидством и чертиками в глазах, и явно специально тянул слова: ему нравилось впечатление, которое они произвели. — Совсем не хотелось, — согласился другой-Хаширама, а потом повернул голову к Хашираме этого мира, — ты не хочешь обнять его и извиниться, м? Тобирама запутался. Тобирама не понимал совершенно ничего. Извиниться? За что? Он все еще сидел между ног второго на фуутоне и не знал, что ему вообще сейчас делать и как реагировать, кроме пылающих ушей. Тем временем, Хаширама приближался к нему с решительно-виноватым лицом, а потом — сел на колени перед ним и обнял. — Прости меня, отото, — Хаширама шептал виновато, — я такой дурак; я плохой старший брат, я знаю. — Хашира- — Тобирама собирался возразить, потому что это было не так. Хаширама был лучшим старшим братом, о каком только можно мечтать и это была чистейшая правда. — Тчшш. — Хаширама кладет палец ему на губы, заставляя замолчать. — Не спорь, Тобирама, я был. Иначе бы не позволил тебе жить отдельно, не перестал бы обнимать по поводу и без и уж тем более не заставил бы тебя думать, что я стал любить тебя меньше. О, Тобирама, я люблю тебя. Мне так жаль, что я был слишком напуган этим, чтобы сказать. А потом он его поцеловал. И это было потрясающе.       Потому что все, что говорило его отражение — было правдой, и даже лучше, потому что нельзя словами передать весь тот поток нескончаемых чувств, который был между ними двоими. Когда Хаширама закончил поцелуй, Тобирама расстроенно хныкнул. Он. Расстроенно. Хныкнул. Это был конец. Его конец.       Над ухом хихикнули — он почти забыл, что его держит не только Хаширама — и вокруг талии обвилась вторая пара рук — Хорошо, правда? Будет еще лучше. — Другой говорил уверенно, совершенно не сомневаясь, скорее, обещая.       Лучше? Тобирама слабо представлял, что может быть лучше этого. Разве что… Ах. Они собираются сделать это, не так ли? Тобирама умрет сегодня. Его отражение потянуло черную водолазку, что была на нем, вверх. — Это совершенно не нужная сейчас вещь, согласен, Тоби-чан? Он был согласен и послушно поднял руки вверх тоже, чтобы водолазка могла быть беспрепятственно снята. Две пары темно-коричневых, почти черных, глаз жадно за этим следили: хотя другой-Хаширама не собирался участвовать сегодня, отказаться от столь красивого зрелища? Ни за что.       Хаширама же сходил с ума точно так же, как и Тобирама: не мог поверить, что это происходит, что это Тобирама, который отвечает на его поцелуй, что это Тобирама, который не против отвечать — и не только! — на его поцелуй. Тобирама делал потрясающее зрелище. Покрасневший — уши, шея, плечи, спина, но не лицо — то и дело облизывавший губы, возбужденный, нуждающийся и прекрасный.       Он провел руками по крепким бедрам, наслаждаясь резким выдохом, который Тобирама ему дал, и вернулся к резинке штанов, начиная стягивать их. Тобирама приподнялся, чтобы анидзя смог сделать то, что собирался и освободить его ноги вместе со стояком: нижнее белье Тобирама сегодня не надевал, что было еще одним пунктом вещей, которые заставили его вспыхнуть.       А потом — И Хаширама, и его собственный двойник — начали действовать. Руки Хаширамы опять пробежались по его ногам, только в этот раз по внутренней стороне, поглаживая и сжимая, губы его отражения обнаружились на шее.       Тобирама никогда не знал, почему все, казалось, были помешаны на сексе; он пробовал пару раз в разных вариантах и позициях в юности, но не нашел ничего, что стоило бы дальнейшего внимания, но сейчас… Сейчас он определенно понимал.       Он определенно издал несколько донельзя смущающих его стонов, прежде чем Хаширама вновь втянул его в поцелуй, одновременно с этим заключая его член в кольцо своих пальцев и проведя по нему пару раз, чтобы потом руками потянуться в карманы своей одежды и вытащить из нее бутылку, предположительно, смазки — и это было верно.       Но прежде чем использовать смазку, Хаширама зажег на своей руке нечто, похожее на ирьё-чакру, чтобы поднести ладонь ко входу Тобирамы и послать чакру внутрь.       Тобираму как током шибануло. Он выгнулся и он стонал, черт побери, Тобирама никогда не думал до этого дня, что вообще может издавать такие звуки! Это было хорошо, это было очень-очень хорошо. Ко всему прочему его отражение оставило на его шее укус, и это тоже было хорошо, несмотря на боль и пульсацию, потому что она была приятной, Тобирама хотел бы еще один, а может еще несколько, укусов, да.       Его определенно раздражает, что раздетый здесь лишь он один. Так что прежде, чем Хаширама окунает свои пальцы в смазку, он, немного задыхаясь, бормочет «разденьтесь», что приводит к небольшой паузе между ними тремя, но зато теперь Тобирама может чувствовать жар, точно такого же, как его, тела позади и видеть потрясающее тело Хаширамы впереди.       Стоит у всех четверых, хотя в акте участвуют только трое: другой-Хаширама сегодня наблюдатель в этом, но он определенно не против, потому что эти трое делают прекрасное шоу и у него будет еще два дня впереди, чтобы попробовать все, что ему захочется.       Между тем поза Тобирамы меняется. Теперь он стоит на четвереньках, что позволяет увидеть, насколько покраснела его спина, а также дает ему посмотреть на свое отражение. Должно ли это заводить его настолько сильно?       Тобирама не знает, но его рот наполняется слюной, когда он думает о минете, смотря на член напротив его лица, и тогда он наклоняется вперед еще больше и одним движением языка проводит по головке, будто спрашивая разрешения. Белые, как у него самого, руки тянут его за волосы вверх — ему нравится это чувство, чтобы в конце концов втянуть в еще один поцелуй, пока пальцы Хаши все же добрались до его ануса, бережно растягивая.       Но минет он сделать все равно хотел. Хотя, кажется, отражение все же было не против — после поцелуя рука мягко обвела линию скул и на вопросительный взгляд ответом стал кивок и лукавая улыбка, заставившая Тобираму прикусить губу и потупить взгляд, впрочем, ненадолго — определенная часть тела другого все еще притягивала внимание.       Сначала он провел языком по всей длине, пробуя на вкус: это не было сладко или горько, скорее, терпко и солоновато, но Тобирама не был разочарован. Плоть была упругой, с выпирающими венами, по котором было приятно проводить языком. После небольшого сеанса изучения, он взял головку в рот и пососал, обводя языком плоть во рту. Рука двойника легла на голову, одобрительно сжав пряди в поощрение — это здорово отвлекало от процесса растяжки и помогало сосредоточиться на действии, а не на все растущем возбуждении.       Он плавно опустил голову вперед, взяв член глубже, позволив головке упереться в щеку, когда в его заднице было уже три пальца, и кажется, Хаширама, наконец-то решил перейти к более активным действиям, не просто растягивая, а сгибая пальцы, пытаясь найти простату. И у него это получилось, Тобирама прогнулся в пояснице, поджав пальцы ног и простонал, вибрируя вокруг члена у себя во рту, а рука на голове потянула его за волосы назад, заставляя практически выпустить член изо рта, а потом немного подтолкнула вперед, впрочем, давая ему самому устанавливать темп: Тобирама был благодарен, он не был особенно опытен в минете, так что ему требовалось время, чтобы приноровиться.       Провести языком по длине еще раз — двинуться плавно вперед, чтобы уткнуться в гладкий лобок — в Клане Сенджу принято было удалять волосы — и медленно выдохнуть через нос, привыкая к ощущениям, а потом назад — не забывая о языке. И, ну, ему определенно нравились звуки, которые его двойник издавал. Слышать результат своих трудов было приятно — и возбуждало — больше, чем он хотел бы признать.       Пока он был сосредоточен на этом процессе, Хаширама признал его подготовку удовлетворяющей, хотя если бы Тобираму спросили, он бы сказал что он был достаточно растянут еще десять минут назад, но его рот был занят более важным делом, чем разговор, а Хаширама бы все равно не послушал. Так вот, к растянутому колечку мышц приставили головку и бедра Хаширамы плавно толкнулись вперед.       Это ощущение наполненности было потрясающим, и он издал очередной за сегодня стон, да, с членом во рту, что приглушило звук, но все еще дало понять Хашираме, чтобы он продолжал идти. Тобирама снова вобрал член другого до конца, пробуя синхронизировать свои движения с движениями Хаширамы. Это было слишком трудно, впрочем — и тогда Другой-Тобирама перехватил контроль над процессом, задавая рукой темп.       Это было горячо, это было шумно: никто и не думал сдерживать стоны и всхлипы, а они были, потому что это было хорошо. Тобирама плавился от чакры Хаширамы, плавился от его рук на бедрах, плавился от его члена внутри, он любил ощущение руки в волосах, он любил ощущение наполненности с двух сторон, он любил все это.       Темп нарастал, движения становились размашистее и одновременно быстрее, неудивительно, что все они были близки к финалу. Первым кончило его отражение, предупреждающе сжав волосы на затылке — но не отодвигая голову Тобирамы, а наоборот, притягивая — и он был ему за это благодарен, потому что он хотел попробовать себя на вкус. Следом за ним движения Хаширамы становились все отрывистее, и он со стоном излился, глубоко вогнав свое естество внутрь Тобирамы, впрочем, утягивая его за собой — они пришли почти одновременно.       Его двойник аккуратно потянул за волосы, снимая — чуть ли не буквально — рот Тобирамы со своего члена, чтобы втянуть в поцелуй. Хаширама вышел тоже — и часть спермы потекла по внутренней части его бедра. Не самое приятное чувство, но Тобирама был слишком расслаблен, счастлив, доволен и удовлетворен, чтобы обращать на это внимание.       Четвертый человек в комнате поблескивал глазами весело, он получил свой оргазм некоторое время назад — руки у него всегда были рядом, так что никаких проблем с этим не было. Хаширама аккуратно притянул Тобираму к себе, втягивая в поцелуй тоже — и он не был против, ему нравилось целоваться. Другой-Хаширама начал первым, разрушая удовлетворенную тишину комнаты. — Итак, нам всем бы не помешали бы горячие источники, верно? — у него на лице была совершенно невинная улыбка, но черта с два Тобирама поверил бы ей. — Почему бы нам не пойти туда сейчас и не привести себя в порядок? Его Хаширама рассмеялся, поглаживая Тобираму по спине своими руками — совсем как кота, и Тобирама многое мог бы сказать ему по этому поводу, если бы хотел, но он не хотел, нет, определенно не сейчас. — Звучит как отличная идея! — Ага, — ехидно отозвалось его отражение. — И главное, совершенно никаких других намерений, правда? Тут же и сам Тобирама промолчать не мог, хрипло смеясь и утыкаясь Хашираме в шею. — Если вы надеетесь отделаться от меня всего одним раундом, то зря, — он провел языком по губам и широко улыбнулся, — мне понравилось и я, должен сказать, настаиваю на продолжении. Все четверо весело рассмеялись, понимая, что уж возражений-то точно ни у кого из них не найдется.