ID работы: 9685780

Двадцать

Слэш
NC-17
Завершён
596
автор
Размер:
11 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
596 Нравится 18 Отзывы 102 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Зимы в этом году, похоже, можно не ждать: середина декабря, а не то что снегом не пахнет, даже нормальных заморозков еще не было. Вон, на клумбе до сих пор последние корявые цветы еще теплятся. Головы оранжевые полулысые уже повесили, а все еще не сдаются.              И сыро как на болоте. Влага пробирается под одежду, под кожу заползает. Заполняет легкие. Скоро жабры отрастут. Или что там у лягушек? Тоже легкие? Не важно… Квак!              А еще и ветер с залива. Порывами такими, что чуть с ног не сбивает. Несет запах морской, тепло и туман. И идешь в этом тумане, как лошадка, чуть ли не на ощупь. Вот сейчас как заблудишься и будешь бродить тут между этих дурацких Советских по кругу вечно, как Данте…              А все равно хорошо. Свободно. И радостно. Восемнадцать вчера бахнуло. И пусть без подарков, без торта, а все равно — счастье! Наконец-то свобода. Можно было бы и раньше, да… Что уж теперь...              Чем бы порадовать себя?.. Денег не слишком много, но можно что-нибудь недорогое себе позволить. Выпить что ли? Вон яркая вывеска горит, заманивает: «Рюмочная 24 часа». Нет, не хочется. Ни сейчас, ни вообще. Сладкого? Тоже нет. Шмотку какую? А какая радость от шмоток?              Опа-на! А это что такое? Я и не замечал, что тут у нас такое имеется... Или недавно открылись? Тату-салон «Все краски». Дурацкое название. Хотя мне подходит на все сто. Открыто? Открыто!              Хоть бы лампочку повесили нормальную, не видно же нихрена! Как в жопе! Фух, кончились ступеньки! Опять дверь? А ты открыта? Открыта. О, светло наконец-то!              Чистенько. Стоечка такая аккуратненькая. Эскизы на стенах. Красивые, необычные. Видно, мастер — настоящий художник, а не просто так партаки шлепает.              — Эй, ау! Тут есть кто?..              Выходит на мой зов. Высокий, худой. Темноволосый, челка падает на лоб, смахивает ее назад. Руки в татухах полностью, на лице тоже какой-то рисунок, мелкий, не разобрать. В носу — пирсинг. И глаза подведены черным густо. Охренеть!              Сглатываю, отступаю на шаг невольно. Упираюсь спиной в дверь. Ноги словно желе, руки дрожат. Прячу их в карманы куртки. Усмехается, подходит к стойке.              — Привет, — здоровается. Голос хриплый, до нутра пробирающий. Какой же он!.. — Тату хочешь?              Я могу лишь повести неопределенно плечами в ответ. Я не знаю, что я хочу. Его! Для начала. И для конца. И всегда. Но не говорить же это сразу, с порога, верно? Да и вообще не стоит. Потому осторожно киваю все же. Да, хочу тату.              — Какую?              — Ну... я не думал еще, — выдавливаю из себя, смотрю, как он перебирает какие-то бумажки на ресепшене. Он весь в черном. И свободная не то толстовка, не то накидка какая-то при движении — как крылья. Точно, крылья! — Нет, знаю!              Он откладывает бумаги — понимаю, что это эскизы, — манит меня за собой. На потертый кожаный диван у низкого столика. Словно попадаем в антураж одного известного фильма. Серии фильмов. Невольно усмехаюсь, сажусь на краешек дивана, подальше от искушения, зажимаю ладони коленями.              — Раф! — протягивает руку. Пожимаю ее робко. Пытаюсь понять, от какого имени такое сокращение, хмурю брови. Видимо, не у первого у меня такие мысли, потому он добавляет немного раздраженно: — Рафаэль Иванович Липкин. Раф. Да, у меня не самая умная мамаша!              Фыркаю, киваю:              — Та же херня... — шепчу, а потом представляюсь тоже: — Кирилл.              Раф улыбается одной стороной рта. Теперь он рядом, близко, чувствую его запах: ментола, табака и... медовой акварели. С детства его помню. Вкусно... Облизываюсь непроизвольно.              А еще можно, наконец, рассмотреть его тату. На правой щеке почти под глазом две буквы: LA. Мечтает об Америке? Или это инициалы любимой девушки? На висках что-то, прикрытое волосами. Непонятное. На шее — он поворачивается, тянется к столу за пухлой папкой, — крылья. Похоже, какая-то птица раскинула их, пытается прямо с горла взлететь. Еще больше убеждаюсь, что моя задумка насчет тату хороша будет...              Выдергивает из мыслей, открывает папку, кладет мне на колени:              — Смотри, я так понимаю, ты первый раз? Могу предложить на пробу что-то небольшое. И простенькое. Если по уже готовым эскизам, то это будет три штуки стоить. Если не в цвете… — показывает мне примеры. Какие-то узоры, знаки, разводы. Красиво, но не то. Закусываю губу. — Или ты говорил, что уже придумал, что хочешь. Тогда с разработкой или редакцией готового эскиза маленькая — от пяти.              У меня всего две с половиной. Говорить об этом неудобно, но все же придется:              — У меня нет трех. Извини, я… Отвлек только. Да и я просто так мимо шел, — пытаюсь встать. Но он не дает мне этого сделать, надавливает на бедро. Да так и оставляет на нем руку. Кошусь на нее — вся тыльная сторона покрыта рисунком: портрет девушки, похожей на Фриду Кало.              — Сидеть! — командует, и внутри все в узел тут же завязывается. — Мимо шел, но зашел. Не просто так, значит. Потом решим с оплатой… Так чего ты хочешь?..              Я повожу плечом. Мне ужасно неудобно. Но раз уж я и правда зашел…              — Птицу. Хочу птицу. Как знак свободы… Пусть совсем маленькую…              Он смотрит на меня внимательно, потом кивает. Забирает у меня папку, шелестит листами молча. Потом встает, отходит к стойке. Там перебирает рисунки. Возвращается с чистой бумагой и карандашом. Садится обратно.              — Рассказывай…              Я не могу его понять. О чем я должен рассказывать? А он уже на меня не смотрит, намечает что-то на листе.              — О чем?.. — вижу силуэт крыла, пугаюсь. — Слушай, ты ж говорил, что по новому эскизу — пять. У меня правда нет... Я...              Вскидывается, смотрит на меня. Глаза серые, светлые. И зрачок черный-черный. И подводка чуть размазана. Рука тянется поправить, стереть лишнее, но я сдерживаюсь.              — Вот я тебя про деньги спрашиваю? Нет. Так че ты начинаешь? Рассказывай про освобождение. От чего избавляешься…              — С чего ты взял?..              — С того. Так ты будешь говорить — нет? — злится, вижу. Но откуда-то понимаю, что он это не всерьез. Киваю. И начинаю вываливать ему все.              Про то, что отца я не знал. Что всю жизнь под гнетом матери и бабки прожил. Не всю, большую часть. До пятнадцати. Что всегда делал, что они скажут. Носил, что покупали. Дружил, с кем говорили: соседи по площадке, по даче. Девочка первая — и та дочка маминой подруги.              Про то, как выгнали меня. Едва мне пятнаха стукнула. Мать меня усекла с пацаном. И не просто с пацаном, а...              — Целовались мы с ним. Юрка. В одну секцию ходили по футболу... — говорю, смотрю на Рафа. Даже не дернулся, хотя я только что признался в том, что гей. Он рисует. Птицу. Очень красиво. Мне нравится… А я продолжаю.              Ничего не утаиваю. Ни то, как ушел из дома. Как слонялся полгода по знакомым да по впискам, на школу забил. Как мать даже не искала меня. Врала всем, что я уехал к тетке в Москву. Как потом я поступил в путягу с общагой. На сварщика. И на работу устроился. Сначала разнорабочим, потом — помощником. Теперь вот уже мастер.              Как хотел получить дееспособность. Но мать не дала. Сказала, что из принципа не даст. А если пойду по суду — то брата мелкого со свету сживет. Ради него, конечно, и не пошел. Побоялся. Жил, страшась, что в любой момент за бродяжничество цапнут. И пофигу всем бы было, что я учусь и работаю. Мать-то у меня...              — Депутатша, мать ее. Муниципальная, но все равно… Тварь! — хочется сплюнуть. Едва сдерживаюсь.              Раф кивает, я даже не знаю, слушает ли он меня или пропускает рассказ мой мимо. Но это, наверное, даже и не важно. Мне самому нужно выговориться. Даже если и не...              — И вот вчера мне стукнуло восемнадцать наконец. Свободен. Срать теперь могу на нее. И так с ней ничего не имел общего давно уже, а теперь вот финал! Можно спокойно спать, — договариваю, сглатываю. Раф протягивает мне рисунок. Но взять не дает, просто показывает. И руку мне кладет на плечо.              — Сюда делать будем. Тут хорошо будет…              Я согласно киваю. Расплачусь с ним как-нибудь. У начальника займу до зарплаты…              Раф предлагает мне воды, чаю. Показывает, где туалет. Разрешает даже выбрать музыку. У него старый проигрыватель и куча винилов в шкафчике за ресепшеном. Рок в основном. Я стараюсь не дышать, когда ставлю пластинку. Queen. «Don`t Stop Me Now» начинает играть на всю студию. Раф улыбается. Заматывает быстро кушетку пленкой, гремит баночками, шелестит чехлами...              — Раздевайся, ложись. Разрешаю материться, если будет больно, — усмехается. Покорно укладываюсь, он вертит мою руку, чтобы ему было удобнее, почти наваливается на меня. — Не люблю делать это сидя. Руки на весу устают. И клиент тоже... — объясняет. Я согласен на все. Ему виднее, как лучше.              Показывает мне все инструменты, чтобы я убедился, что все стерильно. Рассказывает, как проходит процесс. Интересно. И видно, что он правда не просто татуировщик. А творец. С таким жаром обо всем. Переводит мне мою птицу. Еще только синий контур, а я уже в восторге.              — Все, расслабляйся. Поехали… — начинает жужжать машинка. Первый укол, словно комар укусил. Закрываю глаза...              Раф работает молча. Я тоже молчу, хотя хотел бы поболтать с ним. И чтобы от боли немного отвлечься — если поначалу совсем ничего не чувствовалось, то потом стало куда как неприятнее, — и чтобы просто узнать его получше. Хотя, зачем? Я сделаю тату, расплачусь и…              Кажется, я даже умудряюсь отключиться. Или уснуть. Но Раф касается моего лица, и я вздрагиваю. Тут же шиплю. Все тело затекло, а плечо горит адским огнем.              — Садись осторожно. Сейчас пленку принесу… — помогает мне подняться. Все кружится, и я благодарен, что Раф держит меня за плечи, пока мир встает на свое место. — Норм?              Киваю. Раф отпускает меня, отходит. Возвращается с пленкой…              — Этого хватит дней на пять. Потом сфоткаешь, пришлешь мне ВК. Я скажу, можно снимать или нет. Не чесать. Не отковыривать ничего. Ясно? — клеит защитку, осторожно гладит пальцами. По спине мурашки табуном. Я опять киваю. Ясно. И улыбаюсь. ВК… Смогу написать ему.              — Все! — хлопает по другому плечу, начинает сгребать инструменты, выбрасывает салфетки. Встаю, откашливаюсь.              — Насчет оплаты... Я сейчас позвоню начальнику, он переведет мне, наверное…              Раф кидает комок пленки в мусорку, туда же летят его перчатки. Тянет меня обратно к дивану за запястье. Не садимся, останавливаемся рядом.              — Две с половиной. И… — почти касается губами моих губ, — поцелуй. Не в щечку...              Замираю с открытым ртом. Он улыбается лукаво. Прихватывает меня за шею, тянет к себе ближе. Чувствую его дыхание. Замираю. Да, я как бы ему признался в том, кто я. Но он… Тоже что ли? Или…              Блядь! Да я не шалава, чтобы поцелуями расплачиваться!              Кладу руку ему на грудь, чтобы оттолкнуть. Чувствую, как бьется сердце под ладонью. Сжимаю ткань его кофты, тяну к себе ближе. И касаюсь губами его губ. Горчат немного. Табак...              Он сгребает меня в объятия — руке больно, я рычу, — почти швыряет к стене. Вжимает в нее спиной. И целует. Жадно, мокро. На языке у него, оказывается, тоже пирсинг, ловлю сережку губами. Он урчит, притирается пахом ко мне…              Между прочим, это первый раз, когда меня вот так вот засасывают!..       

***

      Много потом у меня с Рафом первого раза. Помимо первой тату и первого такого вот охрененного поцелуя...              Первый минет — это я плачу ему за тату на запястьях. Две по цене одного. Хотя, получается, что он сработал в ноль, потому что отсасывает мне в подсобке студии. Усадив на колченогий со сломанной спинкой стул, откуда я чуть не падаю, когда кончаю.              Первый анал. У него дома, на шелковых простынях. Этот хренов эстет снимает малюсенькую студию где-то в Мурино (читай — Новоебенево, от маршрутки еще двадцать минут ходу). И даже кровати у него нет, надувной матрас. Но зато простыни — шелковые. Это за тату на предплечье.              За то, что я трахаю языком его задницу — минут тридцать, язык потом онемевший полдня, — он забивает мне ключицы.              Восемнадцать татух. Восемнадцать раз — секс. У него обычно. У меня было всего один раз: я снимаю комнату в коммуналке на Лиговке на пару с Михалычем, нашим мастером, там не уединишься.              Восемнадцать прекрасных эпизодов. Не то чтобы мне было с чем сравнивать — Раф у меня первый и единственный. Единственный! Хоть мы и не говорим об этом. И он меня об этом не просил. А я все равно храню ему верность.              Мне кажется, я люблю его. Хоть это и глупо. Мы почти не общаемся. Иногда списываемся в ВК. Пару раз ходили в бар. С его друзьями. Татуировщики, модели, художники. Какие-то сумасшедшие музыканты. Парни и девушки. Они куда больше подходят ему, чем я, простой сварщик. И я в их компании чувствую себя жутко неуютно. И все, ничего больше.              Иногда меня накрывает. И я иду в студию. Говорю, что бы хотел сделать. Раф рисует... Сначала на бумаге, потом — на мне. А потом мы трахаемся. Чем сложнее тату — тем изощренней наша случка. Какая тут может быть любовь? Никакой. Но все же я хочу...              Я хочу, чтобы он выдрал меня по полной программе. А потом я все же скажу ему, что его люблю. И будь что будет...       

***

      — Привет, — вхожу в знакомую студию, киваю Рафу. Он делает тату какой-то девушке. Склонился низко, почти уткнулся носом между ее грудей. Жужжит машинка. Он молча мне кивает, а она взвизгивает, пытается прикрыться. Сучка! С ним-то не смущалась! Раф ее удерживает на месте. — Ты долго еще? Кофе сварить?              Не обращаю никакого внимания на эту шалаву. Иду варить нам кофе в подсобку. По его движению плеч понял, что они уже заканчивают. Так что…              Возвращаюсь с двумя стаканчиками. Она уже одетая. Морщится. Да, место болезненное, понимаю.              — Через неделю приходи, будем заканчивать, — Раф делает пометку в книге записей, выпроваживает клиентку. Запирает за ней дверь студии.              Остаемся вдвоем. Протягиваю ему кофе, пакет с пирожками. Купил неподалеку в булочной. Едим молча. Наконец Раф отряхивает руки, сминает пакет. Грохает кружкой о стол.              — Как на этот раз? — да, даже не пытается предположить, что я к нему так зашел. В гости, к примеру. По-дружески. Как? Раком! И выдрать меня, как сучку. Облизываю губы, отставляю тоже чашку.              — Спину хочу... Целиком. Премию получил, — с того, первого, раза прошло уже два с половиной года. И я зарабатываю теперь прилично, хватит на большую работу. Раф кивает, тянется за бумагой и карандашами.              — В цвете?              Теперь уже киваю я.              — Да. И деталей побольше. Я хочу, знаешь… Что-то образное. Любовь. И страсть. Признание... — заканчиваю остальное уже про себя: «чтобы ты меня трахать начал — и сразу все понял».              — Ок, — склоняет голову к плечу, смотрит на меня. Долго, пристально. Я отвожу взгляд. Не могу смотреть ему в глаза. Стесняюсь. — Сегодня порисуем тогда немножко. А набивать будем потом.              Секса сегодня можно не ждать, понятно. Ну потом так потом. Я перетерплю. Порно в сети, чтобы вздрочнуть, еще много. Да и, сказать по правде, иногда мне хватает просто Рафовой фотки на мобилке...              Рисует долго. Берет один карандаш сначала, затем другой. Облизывает губы, ругается под нос тихо. Сосредоточенный. Я молчу, даже стараюсь не шевелиться. И дышать тихо-тихо, чтобы не спугнуть волшебство. Наконец заканчивает, откладывает рисунок лицом вниз, встает. Подходит к кулеру, наливает воды. Жадно пьет. Второй стакан. Шумно выдыхает, возвращается обратно.              — Вот! — поворачивает ко мне эскиз...              Я не знаю, что это. Да там и нет ничего, что можно было бы назвать каким-то словом. Это... действительно образ. Страсти, любви. Эти завитки, эти линии. Одна в другую, под третью. Оплетают, заманивают, как лабиринт. Или эти штуки для гипноза. Несколько цветов всего: красный, синий, черный. А так красочно…              — Тебе нравится? — хмурится, глядя на меня. Я не могу найти слов. Лишь медленно киваю, тяну руки к рисунку, хоть и знаю: не даст.              — Да, очень… — едва выдыхаю. Представляю, как это будет смотреться на коже. Жаль, что я этого не буду видеть. Если только иногда в зеркале.              — Ну ок, я рад, — Раф смотрит на часы. Уже десять. Студия час как закрыта. Мы могли бы поработать, конечно, это же его студия. Но пока доберемся до Восстания, пока он проедет половину красной ветки, пока доберется до маршрутки… Успеть бы домой до полуночи. Не вариант сегодня начать.              — Мне правда очень нравится, — улыбаюсь. Встаю нехотя. — Когда сеанс?              Он берет ежедневник, листает страницы:              — В пятницу. В семь сможешь?..              Я могу. Конечно же, я могу. Киваю. Прощаюсь. Хоть и не хочу, да он выразительно на меня смотрит, и приходится повиноваться. До пятницы три дня...       

***

      В пятницу я уже с утра не могу найти себе места, все валится из рук. Хорошо, что работы не очень много, и мне удается ничего не запороть. Еле досиживаю смену на заводе. Несусь к Рафу.              Вхожу в студию и замираю: он шепчется с каким-то парнем. Тот похож на Рафа, словно близнец. Тоже красивый, высокий. Тоже весь в тату. Они стоят близко, непростительно близко. Смеются. Я нарочито громко топаю, бодро здороваюсь.              — Привет, — смотрю на часы. Мое время. — Я не рано?              Раф улыбается. Не мне. Поводит плечом.              — Нет, вовремя. Иди, готовься. Я сейчас…              Мне ничего не остается, как пойти к уже готовой кушетке, скинуть куртку, футболку… Слышу, как они прощаются. Шепчутся. Напрягаю слух — кажется, договариваются о встрече. Становится жутко неприятно. Хотя… он может быть другом Рафа, партнером по бизнесу, просто коллегой. И я же сам — никто. Но ревность... Меня всего колотит. Раф запирает дверь, подходит ко мне, на ходу протирая антисептиком руки и натягивая перчатки.              — Не передумал? Работы не на один день. И будет больно…              Отрицательно качаю головой. Эта боль мне нравится. Чертовски. И от иглы, что бороздит кожу. И от того, что происходит потом. Я как наркоман — жажду ее. Молю о ней. Эта боль — знак принадлежности ему. Рафу. Хоть ему и плевать.              Ложусь на живот, устраиваюсь поудобнее. Машинка жужжит над ухом, Раф склоняется ко мне. Поехали... Больно!              Сеанс длится два часа, больше мне не вытерпеть. А Раф только нанес контуры... Что ж, тем лучше! Больше встреч, больше боли. Больше шансов на продолжение. Дожидаюсь, пока он наклеит мне пленку. Встаю. Облизываю губы. Одеваться не спешу. Сижу на краю кушетки и смотрю, как Раф убирает все.              — Поедем к тебе?.. — не выдерживаю, спрашиваю. Он замирает, поводит плечом.              — В другой раз.              Я хочу заплакать. Но лишь молча одеваюсь, благодарю за сеанс и ухожу.       

***

      Мы встречаемся еще несколько раз, чтобы сделать спину. И каждый раз он отказывается от продолжения. Кажется, я растерял все свои привилегии, если их можно так назвать. Не понимаю, почему. Хотя… наверное, ему просто надоело. Все приедается, я — тоже.              Последний сеанс. Добьет тени — и все. Раздеваюсь, ложусь. Снимает защиту, проводит кончиками пальцев по спине. Наверное, проверяет рисунок. Касание резиновой перчатки не очень приятно, но это рука Рафа, и я урчу тихонько.              — Немножко осталось, — говорит. Жаль. Не думаю, что я решусь на двадцатую тату. Бессмысленно…              Начинает набивать. Сегодня работает как-то медленно, словно и ему хочется продлить это. Не могу понять, почему. Попискиваю от боли. Очередной раз по уже пробитому месту — не слишком в кайф.              — Не пищи… — шепчет тихо куда-то мне за ухо. Чуть поворачиваю голову — он целует меня в краешек губ. — Ко мне потом…              Я чуть не срываюсь с кушетки. Сердце заходится бешеным ритмом, а член дергается в штанах. Едва удается долежать до конца. Раф фоткает рисунок. Кровь проступает через краску. Очень возбуждающе… Клеит пленку. Помогает мне встать, одеться.              Торопливо убирает машинку, рабочее место. Выходим на улицу, запираем студию. В обнимку идем к метро. Рука Рафа у меня на плечах. Иногда ерзает, задевает рисунок. Тогда я морщусь. А он тормозит и целует меня. Ему плевать на всех, кто видит нас в этот момент.              В вагоне трясемся молча, в маршрутке — тоже. По пути заходим в Пятерочку. Раф берет себе пиво, мне — сок, алкоголь после тату нежелателен. Замороженную пиццу, еще что-то.              Целуемся в лифте, у его двери. В квартире уже. Торопливо раздеваемся. Почти летим к кровати, благо что недалеко. И да, у Рафа теперь кровать. Металлическая. Мы с мужиками на работе варили. Они ржали, говорили, что заказчик, наверное, БДСМщик. Ну… почти угадали, да.              Раф швыряет меня на постель. Спиной. Я рычу, как зверь, поворачиваюсь на живот, выставляю зад и исполосованную иглами спину.              — Любовь, говоришь? Страсть? — Раф шепчет куда-то мне в загривок, хватает за запястья, тянет за них. Словно фокусник откуда-то достает наручники, приковывает меня к спинке моего же изделия. Я вроде как и лежу, нижняя половина на кровати, а вроде и вишу. Хотя если встать на коленки… Ерзаю.              Раф ставит меня, одновременно сдергивая с меня трусы. Трещит ткань. Порвал, зараза. Это ж были мои любимые…              — Признание... — продавливает поясницу. Задевает рисунок, и я опять скулю, провисаю. Металл режет руки. А Раф склоняется ко мне и начинает вылизывать мне задницу. Всю. Ягодицы, потом — разводит их — вход. Толкается туда языком, щекочет. Кусается даже. Прямо за яйца. Больно. Но ужасно приятно… — И в чем же ты хочешь признаться?..              Я молчу. Уже дыхания не хватает, чтобы существовать, не то чтобы говорить. Раф просовывает руку мне между ног, с силой сжимает уже колом стоящий член. Другую руку — на спину. И ногтями впивается в свежую тату. Прямо там, где сегодня работал.              — Хочешь, чтобы я тебя выдрал опять?              — Да… — суть не в этом, но и этого я хочу. Выдыхаю почти не слышно. Перед глазами — мушки. Руки немеют, ноги — тоже. Поясница гудит. Спина горит.              — Ладно. За такую работу и плата должна быть соответствующая…              Я согласен. На все согласен. Киваю, толкаюсь к нему. Он с размаху бьет меня по заду. Больно. Но опять приятно. Чуть не падаю, правда, но он ловит меня за талию. Целует… В шею сзади. Потом поцелуями по спине. Опять к заднице. И исчезает. Знаю, зачем: у него смазка в тумбочке. Угадываю — холодные и влажные пальцы проходят между ягодиц, устремляются ко входу. Расслабляюсь. Хоть я и так уже расслаблен. И утром растягивался…              Легко проникает внутрь. Двумя сразу. Сгибает их. Знает, сволочь, куда надавить и как, чтобы я начал скулить и ногами перебирать, как сучка течная. Что и делаю. Кусаю губу. Ужасно приятно. Три…              Четыре! Блядь! Вот такого еще ни разу не было.              — Больно… — шепчу. Он не останавливается, трахает меня ими, держа за бедро другой рукой. — Раф! Больно!              — Перетерпишь. Спину вытерпел — и это сможешь. Сможешь же? — целует меня в плечо. Киваю. Смогу… Рук только уже не чувствую совсем. Лечь не выходит, запястья выворачивает совсем. А так, полусогнутыми они уже отказали, похоже. Он словно мысли мои читает. — Нихера, не освобожу. Терпи!              Покоряюсь. Мне хочется этого самому. Я жажду. Хотя такие вещи, наверное, должны обсуждаться заранее... Да плевать! Я ему доверяю.              Еще смазки… Что он хочет сделать?              — Раф! — почти кричу, когда он чуть ли не всю руку мне туда засовывает.              — Заткнись! — отпускает мое бедро, переходит на член. И начинает мне надрачивать. Быстро, жестко. Я и так уже на пределе, а еще и это. И пальцы его там. Все уже. Ерзаю, скулю, как пес. Раздирает изнутри. Больно. Сейчас кончу.              — Раф, я… Блядь! — уже почти готов, как он отпускает член и выдергивает из меня руку. Я ору в голос — во мне только что был кулак целиком. — Блядь! Я... Пожалуйста! Я хочу кончить…              Сжимает мне яйца, сдавливает. Отступает, затихает. Меня трясет от того, что разрядки не произошло. Раф поворачивает мою голову, целует висок, щеку.              — Хороший мой… Потерпи. Тебе же нравится…              Мне нравится. Но я, кажется, сойду с ума, если он не...              — Раф... — молю сжалиться. Но нет. Он оставляет меня вовсе. Чуть поворачиваю голову — вижу, что он сидит на краю постели. Смотрит на меня. — Пожалуйста...              Вновь приближается. И опять холодным по заднице. И внутрь… Пропускаю его свободно. Сам толкаюсь к руке. Другая рука опять на члене. Я рычу, закусываю губу. Умоляю себя молчать, не дергаться, чтобы не выдать ничем. Чтобы он не заметил моего предела и дал мне кончить… Нихера! Угадывает как-то: по дыханию, по тому, как замираю, что ли. И опять в последний момент убирает руки.              Я плачу. Как ребенок. Хочу уткнуться лицом в подушку, так хрен. Рук не хватает. Слезы текут по щекам, я их глотаю... А эта сволочь шарит по моему телу. Везде. Ласкает, шепчет что-то успокаивающее. Целует.              — Ненавижу тебя! — рычу на него. Он смеется. Входит в третий раз. Меня опять накрывает. Читал где-то, что мужикам труднее выносить такую вот пытку. Что они перегорают и никакого кайфа. Хер там! Каждый раз, как будто током по всему телу. Чувствую вкус крови во рту. Похоже, все губы в лохмотья сгрыз. Ну и плевать!              — А сейчас ты у меня кончишь, — слышу шепот за спиной. И чувствую, как руки исчезают. А появляется член. После целого кулака он толком и не ощущается, хотя он у Рафа не маленький. И я скулю, требуя большего. Он не отказывает. Как-то умудряется и пальцы туда пропихнуть. Парочку, вроде. Мелко толкается, заваливая меня на постель. Руки выворачиваются из плеч. Сочетание наслаждения и боли — лучшее, что может быть. Трусь членом о кровать, как могу…              Накрывает. Ору на всю квартиру. Просто ору что-то. Как дикий зверь. Трясет так, как никогда раньше. Раф с размаху влетает в меня, дерет, не заботясь о безопасности или осторожности. Ну и насрать! Я кончаю. И, кажется, отключаюсь…              Следующее, что осознаю — задницу опять чем-то мажут. Но уже не смазкой. Запах другой. Мазь что ли?.. И руки уже не скованы. И по ним с чем-то проходят нежные пальцы. Тихо выдыхаю. Горло саднит, похоже, голос сорвал.              Раф обнимает меня, укладывает на бок лицом к себе, обнимает осторожно за талию. Я поджимаю ноги, чтобы спрятать опавший, но жутко ноющий еще член. Плачу снова. Чувствую, как меня целуют в макушку.              — Мой хороший… Мой сладкий. Мой бесстрашный мальчик. Все вытерпел. Молодец… Горжусь тобой! — Раф шепчет это, перемежая с поцелуями. Прячу лицо у него на груди. — Тшшш... Все хорошо. Все хорошо!              Киваю. Да, все отлично. Кроме того, что…              — Я люблю тебя! — говорю это все же. Не зря же все это было. Раф молчит, потом целует меня снова. В висок.              — И я тебя, Кир! Ты не представляешь, как. Просто до не могу... Сдохнуть готов!              Не верю ему. Или верю? Хрен знает. Лишь теснее к нему прижимаюсь. Спина болит. Шиплю. Он осторожно гладит меня по бедру.              — Засыпай. Завтра поговорим…              Киваю. И правда, рубит жутко. Устраиваюсь поудобнее в его руках, затихаю… Перед самым моментом, как проваливаюсь в сон, меня осеняет, какую сделать двадцатую тату. И где…
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.