Сон и явь

      Жарко становится, будто в печи, хотя перед глазами лишь густой холодный мрак. Ничего не видно, но тело горит изнутри огнем. Хочется молиться своему новому распятому на кресте богу, чтобы это прекратилось. Трудно. Слишком трудно ведь из тьмы, словно лебедь чистая, выплывает его жена. Красивая, с локонами золотистыми и чертами лица мягкими, покорными. От неё так теплом веет, она и есть тот пожар под кожей. Любимая...       Груди касается осторожно, нежно, а та готова сойти кожей и мясом с костей. Улыбается девушка, ласкает губами и глазами нежит. Лютоборг сам к ней тянется, ладонями большими гладит спину узкую и худую, жмет к себе, целует шею бледную. Он осторожен и нежен сам, обнимает, пытается поймать каждую секунду рядом с ней.       Слышит её тихий смех, как она зовет к себе, как говорит, что приласкает, что скучала и ждала. Мужчина в слепую находит её губы, мягкие и пухленькие. Гладит пальцем большим, еле надавливает и не может поверить что это она. Смотрит в глаза и целует наконец.       Не чувствует ничего. Ни тепла, ни холода. Глаза открывает резко, испугавшись снова потерять любимую, но видит лишь небо яркое и звезды на нем россыпью раскиданные. Мохнатые и темные ветки еловые, что прячут ночной небосвод. Под телом наконец ощущаются камни, упиравшиеся в кожу через ткани.       Сон. Лик его любимой лишь горячий, липкий и жаркий сон. Она пропала, растворившись в темноте, но жажда осталась. Грубая и резкая. И не воды совсем, а ласки и тепла женского. Влаги той, что только женщина способна дать. Мужчина трет глаза, приподнимаясь с лежака, морщась сразу от подувшего холодного ветерка.       — Чего не весел, барин? — Голос чуть ли не над ухом слышится, крадущийся такой, хищный. Лютоборг оборачивается на него и хмурится, смотря на Куницу неподалеку.       Глаза у него яркие, желтые и кажется светятся даже. И в правду, звереныш самый настоящий. На камнях сидит, кинжал точит и щурится лукаво. Не к добру с волками водится, но выбирать союзников не приходится.       — Не твоего ума дело, — грубо роняет мужчина, поднимаясь полностью.       Отдергивает рубаху льняную, чтобы прикрыла все непотребства и сплевывает на землю холодную. Он кожей чувствует взгляд чужой на теле, что пробираясь под неё так же горячит. Совсем как у любимой. Воин отмахивается от этого, дергая плечом, и взяв с собой меч спускается к реке.       Лес вокруг тихо поет и шумит. Птицы даже ночные общаются, а значит вряд ли враг рядом, вряд ли идут уже на пятки наступают. Вода ледяная, сладкая, журчит в русле, течет по рукам и подбородку. От неё легче становится, особенно если зачерпнуть в ладони и лицо умыть, пытаясь скинуть с себя прилипший жар и усмирить пыл. Не получается. Не все так просто, когда перед глазами лик женский, любимый, самый красивый. А за ликом и тело хрупкое, мягкое и плавное.       Мужчина закрывает глаза и, тряхнув головой в попытке настроится на нужный лад, осторожно рукой к штанам своим спускается. Ткань сминает и плоть под ней горячую, отзывающуюся ярко и немного болезненно, тягуче. Взрослый уже совсем мужик, но туго без женщины, а руки у самого холодные и грубые, в рубцах, порезах, мозолях. Мало в таких удовольствия.       Его это немного сбивает, и он отходит от реки, по мелким камушкам к давно упавшей и засохшей ели. Ствол старый, массивный и покрытый мхом, но это неважно, русич только опирается на него и пытается дыхание свое усмирить. Прикрывает глаза и расслабляет плечи. Ворот рубахи тянет, шею свою трогает и не перестает видеть свою жену ненаглядную под закрытыми веками. Вот бы была тут, вот бы просто коснутся, погладить, почувствовать.       Что-то тёплое бедра касается, едва ощутимо, но настойчиво, и дыхание горячее в руку тычется. Рефлексы сразу срабатывают и вот уже для удара рука занесена и... Замирает мужчина, смотря на Куницу рядом. В глаза его эти наглые и на губы, растянутые в ухмылке из-под которых клыки острые виднеются.       Не бьет Лютоборг, только за волосы крепко хватает. Сжимает пряди толстые, тянет в сторону медленно, взгляд не отводя. Парень откидывается назад, скалится, но довольно одним дыханием смеется. А глаза блестят, пока кадык дергается нервно, а рука упирается в живот.       — Наглеешь, зверёныш? Убить вздумал? Клятву нарушить?       Цедит мужчина приглушенно, рассматривая в который раз и рисунки под кожей и шрамы, и сломанный давно нос. Удивляется, не видя в его руках ножа, с которым тот обычно никогда не расстаётся, всегда в руках держит, готовый к сватке. Настоящий волк. Дикий, необузданный.       — Брось, помочь лишь хочу, — рукой Куница осторожно гладит мужчину, сминая рубаху и поднимая её выше. Оголяет живот и уже его касается пальцами теплыми, шершавыми. Пожар снова под кожей Лютоборга. Сильный, поглощающий абсолютно всё в своей прожорливой пасти. Сжирает и недоверие, и злость неясную сейчас к скифу. Прикосновения собственный голод раззадоривают, но смысл где-то здравый ещё сдерживает.       Пальцы степняка ловко развязывают тесемки, и ныряют чуть ниже, поглаживая кожу с короткими жесткими волосками, но не стремятся дальше. Зато вот мужчина дергает кулаком, в котором чужие волосы зажаты, заставляя больше выгнуться и даже зашипеть от боли тянущейся.       — Разума уже лишился к мужику в штаны лезть?       — Ты лишишься, если ласки не получишь, — Куница тянет шипяще и увертливо, но по своему ласково. А рука парня ниже опускается, накрывая горячую плоть, — возлюбленная твоя тебя не отпускает, с ума сводит. Совсем озвереешь, и зверь этот страшнее того, что в бою.       Неправильно это. Новый бог не одобряет, называет грехом, карает за это. У него жена, ребенок... Мужчина сжимает челюсть и толкается в руку машинально, на инстинктах животных. Пальцы отпускают волосы жесткие чужие, но ладонь ложится на плечо. Сдается, позволяет дальше свои игры странные вести.       Скиф шаг вперед делает, ближе становясь. Гипнотизирует своими глазенками и медленно к уху русича тянется. Ниже на голову, но сейчас они почти равны, когда мужчина осел на поваленное дерево, ведь ноги больше стоять не хотели, будто ослабели в миг.       Горячие дыхание на шее и Лютоборг сглатывает шумно, когда почти полностью окрепший член сжимают уверенно. Ладони у спеного волка ничуть не мягче, такие же грубые, с порезами поперек от постоянных клятв и ритуалов. Но руки Куницу куда более ловкие и быстрые.       Мужчина чуть дергается, чувствуя влажный язык на мочке уха, а после и острый резец.       — Представь, что это она, будет легче, — шепчет парень, сплевывая на вторую руку и опуская ее ниже. Слюну по крупной головке растирают пальцы, а после обвившись вокруг члена скользят на пробу вниз вверх.       Лютоборг выдыхает рвано и шумно, сжимает чужое плечо до тихого скрежета кожаного нагрудника. Закрывает глаза, чтобы представить, чтобы снова увидеть любимую женщину, но пока лишь видит черноту и слышит, как Куница шумно тянет воздух носом.       Парень ведь почти касается кончиком носа чужой шеи от которой пахнет потом, кровью и похотью. Он любил вдыхать запахи полной грудью, особенно запах смерти и ран, но этот... этот был интереснее, вкуснее. Терпкий и грубоватый, но после такой манящий.       Пока одна рука неспешно двигается, лаская мужчину, вторая упирается в его бок снова. Оглаживает голую кожу под рубахой со свежим рубцом, двигается выше к сильной и крепкой груди. Он едва задевает сосок, но тут же чувствует плечом ответную реакцию. Язык касается кожи, мажет по виску, а следом по скуле. Скиф доволен, что сильный воин перед ним сейчас такой раскрытый, уязвимый и разгорячённый.       Тихую победную усмешку ловит ухо русича, когда он снова дергается неровно от прибавившей темп руки. То и дело звереныш игрался с ним. Ослаблял хватку, а после сжимал почти до боли, но ласкал умело. Менял скорость и иногда совсем замирал, надавливал большим пальцем на головку и другими щекотал кожу на лобке. Он издевался, чтобы услышать чужой тихий рык, а после снова всё возобновлялось.       Парень уже почти полностью прижимается к мужчине, покусывая кожу на шее и царапая её ногтями короткими на груди и боках. Сжимал, мял, пробывал не боясь, просто исследовал смело, пока барин с ума сходил. Ему интересна чужая реакция, губы, что изгибаются в довольном оскале, напряженные под кожей мышцы и дикий жар, рвущийся наружу.       Жена никак не представлялась, а этот мелкий сученыш даже в темноту пробрался, смотрел так же нахально и уверенно. С прищуром, ухмылкой и ножом в руках. На яву он пока неплохо выглядел и с его членом в руках. Эта странная мысль замерла где-то на грани важного, пока ласки становились всё увереннее.       Лютоборг глаза открывает, смотря на менее крупное тело парня, на бритый висок и тёмную птицу на черепе. Ладонь с измятого плеча слишком резко спускается на незаметную талию и тут же тянет к себе. Прижимает полностью и отпускать не хочет. Словно зверь внутри прорыкивает «моё».       Дышит рвано в ухо Кунице, рычит периодически и просит быстрее. Даже не просит, а приказывает, и удивляется, что слушаются. Ускоряются, пуская ток по телу и заставляя сгорать изнутри. Не так девушки и женщины делают, скиф действует иначе как будто. Мнет по-другому, неровно двигая рукой и иногда сбиваясь с ритма.       Гортанный почти звериный рык, и с последним толчком, мужчина скалится довольно в висок парня, прижимаясь к нему, вдыхая запах. Запах стали, степи и крови. Он пах ими всегда и ярко, просто сейчас в нос это било особенно сильно.       Волк тихо хмыкает куда-то в плечо мужчине, мажет его семенем опадающий член, лобок и живот. Вытирает его рубахой свою руку и клацает зубами над самым ухом. Лютоборг не держит его больше, опускает руки на бревно и опускает голову вниз. Не знает, как смотреть в глаза жене, когда спасет, но знает, как будет смотреть в глаза своего попутчика теперь.