ID работы: 9686840

Платина, шоколад и бриллианты

Гет
PG-13
Завершён
497
Sofi_coffee бета
Размер:
17 страниц, 1 часть
Описание:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
497 Нравится 14 Отзывы 148 В сборник Скачать

———

Настройки текста

You're always aiming paper airplanes at me when you're around Когда ты рядом, постоянно прицеливаешься в меня бумажными самолетиками. You build me up like building blocks just so you can bring me down Ты контролируешь мои эмоции, поэтому можешь легко вывести меня из себя в любой момент.

***

      Сколько она себя помнила, ей всегда нравились красивые вещи. Дорогие фарфоровые куклы в праздничных кружевных нарядах, розовые платья для позднего вечера с пышным подъюбником и завораживающие своим блеском золотистые украшения.       Отец никогда не отказывал в приобретении всех этих «побрякушек», в начале делая это из чувства вины после развода с ее матерью, потом по обыкновенной привычке.       Шарлотта резвилась.       Шарлотта купалась в обилии мелких бриллиантов, роскошных платьев, еще не вошедших в коллекцию, и милых подарков.       И Шарлотта катастрофически быстро теряла ко всему интерес.       Глубоко внутри возрастало желание ненавистного неприятия. Сухой жажды, незримо осевшей на кончике языка. Она понимала, что ей чего-то не хватает, но, чего именно, понять не могла.       Не могла, пока не встретила его.       Мальчик — кукла.       В глазах которого каждый мог окунуться в холодное озеро, его трогательно тонкие пальцы сыграли бы ничем не примечательную обволакивающую мелодию на хрустальном пианино (даже если нет, всегда можно научить), а тонкая кожа, сквозь которую просвечивали линии вен, полностью соответствовала «хрупкому» образу трепетной статуэтки из фарфора.       Дыхание невольно перехватило.       В этой захудалой церкви с обшарпанными высокими стенами, на которых до сих пор застывала высохшая краска, противным запахом хлорки и преувеличенно улыбчивым лицом священника, гнусно подлизывавшимся к державшему вежливую гримасу Роберту, он вызывал иррациональное ощущение оторопи.       Словно бы отринутый всеми.       Никому не нужный.       Несчастный ребенок из нищего приюта.       Она улыбнулась, думая о том, что все же не зря последовала за отцом. В темной шахте нашелся поистине занимательный неограненный алмаз.       Он должен быть ее. — Я хочу его. — Что? — выпучил глаза Роберт, осознавая абсурд всей ситуации.       Шарлотта раздраженно поджала нижнюю губу и, приподняв указательный палец, направила оный на приглянувшийся объект внимания. — Принцесса моя, это невозможно. Мы не можем просто взять и увезти его домой… Он ведь не питомец и не одна из кукол на твоих полках. Это настоящий человек, о котором нужно заботиться, любить и воспитывать.       Девочка удивленно изогнула тонкие светлые брови, искренне теряясь. Неужели он действительно не понимает, кем тот является? Она вновь посмотрела на отточенное жесткое личико, пухлые розовые губки и короткие темные волосы, умилительно доходящие до кончиков ушей.       Кукла. — Я справлюсь. Я смогу позаботиться о нем, — убежденно.       Она постарается не сломать его раньше времени. — Ох, Лотти. — Ты же сделаешь все для меня, папочка? — жалобно вытянув уста и широко распахнув глаза, как поступала всегда при очередной порции сладчайшего каприза, Уильямс требовательно потянула его за край делового пиджака. — Ты ведь понимаешь, как мне плохо и грустно без тебя? Ничто не сможет разбавить мое одиночество. И ты бы согласился с этой маленькой помощью, если только… не ненавидишь меня?       Мужчина подавился воздухом, чувствуя, как оплетают шею невидимые путы чужого контроля, но все же патетически вскрикнул: — Конечно же нет! Как я могу не то что не любить — ненавидеть тебя, принцесса?       Когда дело касалось ее персоны, он становился до неприличия слабым. Шарлотта не удержалась от триумфального блеска в глубине собственного омута, в то же мгновение столкнувшись взглядом с ним.       Темноволосый мальчик обвел ее фигуру остро задумчивым взглядом, сохраняя безупречное хладнокровное выражение лица. Настолько безупречное, что отчаянно хотелось досадить этой тривиальной игре.       Приподняв уголок розовых губ, Шарлотта послала ему воздушный поцелуй, добиваясь изумленно расширившихся глаз, в которых застыло циничное мнение о том, какая же она все-таки дурочка.       Неважно, зато его новая эмоция оказалась на диво миловидной.       Не терпелось развернуть данную обертку до конца.

***

You can crush my candy cane but you'll never catch me cry Ты можешь раскрошить мою конфету, но никогда не застанешь меня плачущей. If you dangle that diploma and I deck you, don't be surprised Не удивляйся, что, если будешь хвастаться своим дипломом, я не буду восхищаться.

***

      Том не раз размышлял о том, насколько сильно ему бы хотелось покинуть приют.       Но, во-первых, у него не было денег, достаточного запаса еды и требуемых документов. Притом вышеперечисленное лишь для того, чтобы продержаться первые месяцы, а не целую оставшуюся жизнь. Во-вторых, вряд ли приходившие посетители после тщательной промывки мозгов от милейшей миссис Коул выскажут желание выбрать именно его.       Такого мрачного, сумасшедшего и невзрачного.       Кроме того, научный журнал интересных фактов мистера Коллинза ясно говорил о том, что только тридцать процентов сирот от одного года до семи лет забирают из нищебродского приюта.       Ему было четыре.       И когда его встретил многоуважаемый мистер Уильямс, представляющий из себя настолько нерушимый авторитет, что даже директриса приюта святого Вула смиренно сохраняла молчание, у него предательски не получилось сказать «нет».       Его знаниями восхищались, не считали каким-либо проявлением праздного высокомерия, как остальные воспитанники. Его не считали опасным диким зверем, которого непременно нужно посадить в вольер. И его надломанные, пыльные розовые очки уже привычным образом разбили об сладкую улыбку расположившейся за бархатным белоснежным диваном девочки.       Риддл бросил мимолетный взгляд на наблюдавшего за ними из конца узкого коридора поместья (названного «дома») Роберта и натужно выдохнул потяжелевший воздух, медленно протянув неестественно прямую ладонь вперед: — Меня зовут Том…       Вежливость.       На первом месте стояла воспитанная путем множества наказаний вежливость. — Мне все равно, Томми, с этого дня ты моя игрушка и я сама решаю, как тебя звать. Хоть Чарльзом или Поппи, здесь все решаю я, ясно? — Шарлотта ласково провела розовым ноготком по его щеке, чуть надавив на нежную кожу, и обаятельно улыбнулась.       Том сцепил зубы и понял, что они не поладят.       Но богатая платиновая выскочка имела совсем другое мнение на этот счет.

***

I know my ABC's, yet you keep teaching me Я знаю свои буквы, пока ты продолжаешь учить меня. I say, fuck your degree, alphabet boy Я говорю, иди нах*й со своей степенью, алфавитный мальчик.

***

      Мальчика-куклу звали Том Риддл.       Шарлотте было, по сути, все равно на эти фамильярности, она окликала его исключительно ласкательными — «милый», «куколка» или «сладкий». Несмотря на то, что забыть по-настоящему, без падких притворств, чужое имя было поистине трудно.       Его словно выжгли в ее памяти, не позволяя забыть и на одну одну десятую часть секунды.       Мальчик-кукла был именно таким, каким она и представляла себе.       С нежной кожей, пушистой россыпью темных ресниц и наигранной сухой улыбкой, неловко склеенной с помощью дешевого клея.       Он никогда не отказывался от предложений (приказов) принять участие в каких-либо играх, какими бы ужасными те ни были. Не протестовал насчет собственного невыгодного положения, казалось радуясь даже тому, что его поселили в обыкновенной серой комнате прислуги. И не воспринимал ее как человека, которого следовало бы бурно отблагодарить.       По правде говоря, чаще всего ей казалось, что он смотрит на нее как на какую-то недавно выпущенную дешевую сумочку от Шанель.       К счастью, она была слишком добрая, чтобы устраивать из-за этого драматичные сцены. Пускай это и было немного… неэтично.       Твои глаза должны быть стеклянными.       Мальчик-кукла почему-то все еще был живым и вовсе не соответствовал данному прозвищу.       Когда Том впервые попробовал горький шоколад из Шотландии, то так же, как и Уильямс недавно, блаженно закатил глаза. Когда Том чинно заучивал ноты для фортепиано, то изредка скучающе зевал, подобно ей на уроках истории у частного репетитора. И когда ему открыли доступ в библиотеку по прихоти находящейся в благодушном расположении духа Шарлотты, то, как заключивший невероятно выгодную сделку Роберт, восторженно выдохнул.       Слишком человечно.       Слишком странно.       Слишком приятно.       Хоть они и были ровесниками, она почувствовала отдаленный привкус ответственности. Стало интересно, какая реакция последует на другие малозначимые радости?       Уильямс скупала целый ряд фасонов дорогой одежды, духов и обуви, отец поддакивал, а прислуга в особняке лишь неодобрительно качала головой, привыкнув к выходкам молодой госпожи. Брала Риддла чуть ли не на каждую поездку в любимый Париж. И с некой маниакальной одержимостью искала любые точки соприкосновений для его улыбки, хотя бы отдаленного намека на нее.       Ну же, Томми.       Улыбнись. — Мне пора в свою комнату, — вставая с насиженного места в виде миниатюрного розового пластмассового стульчика, он облегченно вздохнул, казалось совсем не расстраиваясь от скорой разлуки. До следующего утра. — Прости, Шарлотта, но в этот раз чаепитие не дойдет до конца. — Сколько раз просить? Зови меня Лотти-и-и, — надув губы, притворно захныкала девочка, ухватившись за край чужого бежевого пиджака. — И не уходи. — Я должен. — Нет, пока этого не хочу я, ты никому ничего не должен. Кроме того, ночью мне так сильно становится страшно и холодно…       На выразительный взгляд в свою сторону Том ответил затяжным молчанием, терпеливо дожидаясь окончательного вердикта. Ну что же, очевидно, намеков он не понимает от слова совсем. Ничего удивительного, он же кукла.       А игрушкам, как известно, нужно объяснять абсолютно каждую буковку. — Глупенький, тебе не надо никуда уходить. Сегодня поспишь со мной в одной кровати, она, конечно, не очень просторная, но зато мягкая и удобная. — Я не могу спать с тобой, Шарлотта. Это неприлично для леди. — Глупости, папа всегда заваливается ко мне на кровать, когда выпьет.       Это начинает уже раздражать. — Но я не твой папа. И… — Достаточно, Том! — непререкаемым тоном протянула его имя, ставя точку в этом вопросе, а после благожелательно продолжила. — А теперь давай продолжим пить чай.       Впервые за все эти ночи она больше не чувствовала себя одинокой, сплетая свои пальцы с холодными пальцами кукольного мальчика напротив.

***

You think you're smarter than me with all your bad poetry Ты думаешь, ты умнее меня со всей своей х*ровой поэзией. Fuck all your ABC's, alphabet boy Иди нах*й со всеми своими А-Б-В-Г-Д, алфавитный мальчик. I'm not a little kid now Я больше не маленький ребенок.

***

      Том искренне, всем черствым сердцем ненавидел Шарлотту Уильямс.       С ее нежной спешной манерой речи, как будто бы драгоценна каждая минута, сумасшедшей жаждой одеваться по последнему писку моды, добавляя вездесущие цветочные клипсы к каждому непрошеному наряду, и капризным нравом избалованного мерзкого ребенка.       Последнее выводило из себя больше всего, потому что она буквально не давала ему жить, вставая поперек горла.       Если Том начинал засиживаться в библиотеке, увлекшись какой-нибудь редкой исследовательской работой древнего ученого, Шарлотта непременно уделяла ему внимание, взволнованно воркуя о том, что много учебы вредит его здоровью. Если Том позволял себе отдохнуть за чашкой горячего какао, то только под ее пристальным присмотром. Если Том собирался сыграть на фортепиано, она обязательно должна присутствовать в роли зрителя.       Каждое действие исполнялось лишь благодаря ее благосклонному разрешению.       И как бы досадно ни было это признавать, но она имела над ним власть. Большую неприятную власть, приковавшую все его тело к кандалам ужасной участи покорного раба.       А он терпеть не мог быть ведомым.       Тем не менее приходилось подыгрывать, строя из себя учтивого джентльмена, как учил мсье Гюго, так называемый преподаватель этики, предпочитавший по большему счету опустошить очередную бутылку виски.       Память еще не забыла куда более дискомфортные условия в приюте Святого Вула, где каждое воскресное утро приходилось коротать не за поглощением горького швейцарского шоколада, а за раздраженной из-за бессонницы молитвой в милосердной церкви.       Порой ему было даже жаль Роберта за «такую» иррациональную дочь, что являла собой воплощение всех неудач и ошибок аристократического общества. Все-таки под руководством ее руки все его акции, компании и счета попросту развалятся.       Пожалуй, все, что сейчас интересовало семилетнюю Уильямс, — это получение «Оскара» для американской актрисы Кэрол Ло́мбард.       И бог будет свидетель, насколько же сильно порой ему хотелось обхватить чужую шею, сжав пальцы на порядок жестче.       Его жизнь определенно стала бы во много раз лучше, исчезни эта глупая раздражающая девчонка с лица земли.       Просто оставила его в покое, не доставая надоедливыми докучливыми вопросами. — Томми, а ты когда-нибудь целовался? — объект его размышлений игриво подается вперед, беззастенчиво изучая его поджатые в кратком недовольстве уста.       Риддл раздраженно закатывает глаза, натыкаясь взглядом на страстно целующуюся пару по телевизору, кажется, из «Унесенных ветром». Нужно не забыть выкинуть эту кассету прочь, а еще лучше уничтожить само понятие видеомагнифотона. — Нет. — Но… хотел бы попробовать? — Н-нет, — стараясь держать лицо спокойным, он предательски запнулся из-за проскользнувшей в воздухе ноты интимности.       Шарлотта придвигается на четвереньках еще ближе, настолько близко, что щекочет собственным свежим дыханием щеку и, мерзко хихикая, называет его плохим лгуном, затыкая последующие возмущения своими мягкими, нежными губами.       Прикосновение длится несколько десятков секунд, в течение которых он смотрит на нее изумленным взглядом, не удержав глухо упавшую на колени книгу, и теряется перед смущенным, но от этого не менее любопытным взором. — У тебя губы сухие, — хмурясь, замечает Шарлотта, быстро отворачиваясь спиной. — Я принесу бальзам для них. — Да… — рефлекторно облизнув их, Том коротко кивнул.       На языке осел вкус сладкой клубники.

***

Watch me get big now Смотри, как я взрослею. Spell my name on the fridge now Пишу свое имя на холодильнике With all your alphabet toys Твоими алфавитными игрушками. You won the spelling bee now Ты обошел меня сейчас в орфографии

***

— Это правда? — Луиза Глиффул, с темными косичками и невзрачным лицом, широко распахивает глаза и возбужденно подается вперед, не скрывая охватившего все тело интереса. — У тебя появилась новая куколка?       Шарлотта вздрагивает и стреляет в нее недовольным взглядом из-под ресниц, прежде чем растянуть уголки намазанных малиновой помадой губ в милой улыбке. Все эти любопытные девочки, окружающие ее персону, так называемые сливки общества, с которыми нужно не ссориться, полностью зависели от ее мнения.       Однако это все равно не отменяло появления таких казусов.       Говорят, что однажды любопытство погубит женщин.       Данная фраза определенно про нескладную надоедливую Луизу. — Не кукла, моя милая, а Том Риддл. Можешь обращаться к нему «мистер Риддл», — мурлыкающим голосом произнесла она через мгновение. — Риддл? Тот самый Риддл, который вечно ходит за тобой хвостом в академии? — включается в беседу Бриана с пунцовыми щеками. Ах да, она же влюблена в ее куклу. — Хотя он же… он такой красивый. Неудивительно, что достался тебе…       Зависть.       В глазах каждой из них зажегся зеленый огонек гнусности, к чему Шарлотта уже была привычна. Сколько она себя помнила, зависть незнакомых людей преследовала ее всю жизнь. — Да-а, я люблю красивые вещи, — небрежно поведя плечом, она снисходительно ухмыльнулась, мол, а как же иначе. — Иногда даже интересно, где ты находишь таких экземпляров, — задумчиво прищуривается светловолосая Персефона, отпив глоток гранатового сока. — Покажешь его? Конечно, если не жалко поделиться столь занимательной игрушкой.       «Ведь ты всегда так поступала», — незримо повисло в воздухе, вынуждая непозволительно крепко сжать фарфоровую чашку в своих руках. Ее «подруги» — настоящие пираньи, которые и рады будут загрызть ее до смерти.       Уильямс знает, что все жаждут спихнуть ее с нынешнего пьедестала.       Малейшая ошибка — и хрусталь разобьется.       К их сожалению, она еще никогда не поддавалась. — Марлин, — обратившись к стоящей в углу горничной, девочка нехотя проговорила. — Приведи сюда Тома, мои подруги желают встретиться с ним лично.       Женщина покорно кивнула и, аккуратно прикрыв за собой двери, ушла в направлении библиотеки. Обычно мальчик проводил все свое время именно в данном зале редчайших знаний.       Милый умник. — Добрый день, леди, — неслышно подойдя к ней со спины и едва заметно дотронувшись до ее спинки стула, Риддл обаятельно улыбнулся. — Рад видеть вас всех сегодня в этом доме. — Том, ты, как всегда, такой вежливый! — восхитилась Бриана. — Мальчикам бы поучиться у тебя, — наморщив нос, поддакнула ей Персефона. — Откуда ты родом? Из приюта, не так ли? Интересно, какую сумму вручил Ро…       Этой болтливой Глиффул все больше хочется укоротить длинный отвратительный язык.       В этом мире никто не смеет осквернять ее вещи, кем бы эти люди ни были. Просто не имеют права. В особенности данное правило распространяется на полюбившегося Тома, который был дорогой жемчужиной в коллекции накопленных побрякушек. — Очаровательно, — неожиданно сказала Уильямс, помешивая чайной ложкой красную жидкость в чашке. — Ты такая очаровательная, Лиззи. — Что? Ах да, с-спасибо, Лотти, — глуповато улыбнулась та в ответ. — Том, спасибо за твое приветствие, можешь быть свободен, — и дождавшись приглушения его шагов, перевела опасно загоревшийся взор на сжавшихся девочек. — Ну, а теперь, девочки, давайте… по-го-во-рим?

***

But are you smarter than me now? Но разве это показатель того, что ты умнее? You're the prince of the playground Ты принц игровой площадки, Little alphabet boy Маленький алфавитный мальчик.

***

      Письму от магического учреждения волшебства и чародейства он не удивляется. Том всегда знал, что он особенный, впрочем, об этой тайне была осведомлена и вездесущая Шарлотта, которая считала все его способности крайне занимательными, даже опустившись до покупки крупного питона и требуемого для него террариума, чтобы наблюдать за их змеиными разговорами.       Риддл умел многое, не только разговаривать со змеями, также ему удавалось причинять вред некоторым людям, стоит лишь припомнить тот неприглядный инцидент с похищением наследницы известного миллионера Роберта Уильямса, к которому ожидаемо была причастна и его персона.       Но факт того, что она тоже оказалась… особенной, волшебницей, был довольно неприятным. Видимо, избавиться от ее влияния хотя бы за дверями особняка — заведомо гиблое дело.       В конце концов, она практически не выказывала никаких проявлений «магии», кроме феноменальной удачи, а если точнее — гнилой интуиции.       Шарлотта никогда не готовилась к учебным экзаменам и контрольным тестам, но по какой-то неизвестной причине обязательно занимала первые места. У нее не было и малейших зачатков совести с эмпатией, но неизвестно каким образом ей с легкостью удавалось найти нужные темы для сближения. Она ненавидела смотреть прогноз погоды, но все равно знала, в какой день можно обойтись без зонта или наоборот взять его с собой.       Череда ничем не примечательных вещей способна сотворить невозможное.       Они заставляют его испытать мимолетный интерес. — Это так мило, Томми, — противно растягивая его имя, Уильямс до безумия радостно улыбнулась сладкой, как патока, улыбкой. — Что мы продолжим быть вместе. Кажется, судьба никогда не разлучит нас, не так ли?       Том с детства ненавидит судьбу.       Потому что в данном случае сиротский выродок вроде него уже давно должен гнить под завалами зданий от пролившихся на Лондон бомбежек. — Возможно, — сказать послушное «да» не позволяют внутренние устои. — Ты такой стеснительный! — смеется воздушно и чуть обиженно, а после спешно чмокает его в нос, вгоняя в состояние обреченного раздражения.       Профессор Дамблдор, пришедший, чтобы просветить оказавшегося не таким уж непросвещенным в магических делах Роберта, что был женат на чистокровной волшебнице, задумчиво прищурился, гипнотизируя их дуэт туманным взглядом. — Смею предположить, что вы являетесь самыми дружными братом и сестрой, которых я встречал.       Риддл не сдерживает циничного смешка, думая, что мысли старика так же логичны и плоски, как неудачные шутки мсье Гюго на подшофе. — Ох, но Том не мой брат, профессор, — притворно удивленно прижимает к лицу ладони Шарлотта, распахивая глаза от суеверного ужаса. — Правда? Тогда кем же этот серьезный молодой человек вам является? — хитро спрашивает тот в ответ. — Том просто мой, — невинно улыбается белокурая девочка, сжимая его дрогнувшую ладонь в своей руке. — Мой Том.       В груди вспыхивает бушующий огонь неприятия.       Он отчаянно надеется, что от всепоглощающей ненависти.

***

Apples aren't an always appropriate apologies Подаренные яблоки не всегда являются достойными извинениями. Butterscotch and bubblegum drops are bittersweet to me Ириски и жевательная резинка такие горько-сладкие для меня.

***

      Невообразимый магический мир, сперва показавшийся волшебной сказкой, постепенно сменяется настоящим кошмаром. Шляпа не заморачивалась над ее будущим домом, огласив результат, только коснувшись кончиков светлых волос. Впрочем, точно так же, как и новоявленные однокурсники.       Им было плевать на ее статус, деньги и славу, потому что это осталось далеко позади. По большей части их интересовала кровь. Единственный изъян, против которого невозможно пойти при всем своем желании. Ведь такова природа.       Шарлотта, конечно, видела некую схожесть с Малфоем, но упрямо отказывалась ее признавать, возненавидев того с первого знакомства, когда он презрительно наморщил нос, натолкнувшись взглядом на сапфировые сережки из Милана. Слишком «магловские».       Для всего Слизерина она все еще оставалась грязной маглой, вопреки всем законам вселенной.       Потому что «грязь» и «Шарлотта Уильмс» априори не могут состоять вместе в одном предложении.       Разве это не она всегда стояла впереди всех? Разве это не ее фигура восседает на троне, свысока глядя на пресмыкающиеся лица других? Разве это не за движением ее рта следил каждый, жадно ловя любое непрошено брошенное слово?       Так какого, собственно, черта?       Почему все так резко переменилось? Это же не какая-нибудь второсортная комедия о падении зарвавшейся аристократки. Это реальность, где сюжет вовсе не играет под дудку шаблонных фильмов.       Но люди продолжают отсаживаться от нее за столом в Большом зале, как будто бы она заражена вирусным заболеванием, глумливо смеяться за спиной, обсуждая, насколько никчемна ее прогнившая извращенная душа, и не принимать в свой круг.       Это впервые наталкивает на противоречивую мысль о том, что Уильямс лишняя.       «Тебе здесь не место, грязнокровка».       «Катись в свой магловский мир».       «Ты никогда не станешь одной из нас».       Шарлотта глотает невыплаканные слезы и, сохраняя завидное хладнокровие, дрожащими пальцами пишет отцу счастливое письмо неровным почерком. Дорогой отец, у меня все хорошо, я хорошо учусь и все больше узнаю о магии… (Забери меня отсюда)       И что раздражает больше всего, так это ее Том. Милый любимый кукольный мальчик, который все больше отдаляется от нее, предпочитая находиться в высшем свете, а не низшем, в коем она отныне обитала. Подумать только, высокомерная Уильямс наконец оступилась.       Событие века.       Луиза Глиффул, репутация которой после того чаепития разбилась в пух и прах, наверняка сорвалась бы на злорадный смех, сказав, что она получает по заслугам. Шарлотта больше не королева данного бала.       А ее пешка, одна из слабых фигур на шахматной доске, стремительно вырвалась вперед.       Риддл, конечно, всегда был крайне одаренным, особенным ребенком, но она никогда бы не подумала, что глубоко внутри он таит в себе настоящего темного коня, готового вот-вот сорваться вскачь, заставляя глотать сухую терпкую пыль.       Однако ей не хочется отпускать его.       Быть может, это чистой воды безумство, но… — Ты же не бросишь меня, Том?       Шарлотта отчаянно хватается за лацканы его пиджака из ацетатного шелка и, порывисто дыша, упорно растягивает губы в кривой изломанной улыбке, тая в глубине голубых глаз провалившуюся бездну, которая не справится без его помощи.       На миг чужое лицо напротив озаряется удовлетворенной усмешкой.       Она моргает и видит сочувствующий взгляд Тома. — Что за глупости, Чарли? Я всегда рядом.       Внутреннее счастье настолько велико, что она даже не обращает внимания на это ужасное прозвище.

***

You call me a child while you keep counting all your coins Ты называешь меня ребенком, пока считаешь все свои монетки. But you're not my daddy and I'm not your dolly Но ты не мой папочка, а я не твоя куколка, And your dictionary's destroyed И твой словарик разрушен.

***

      Любимое слово Тома Риддла — это власть, нелюбимое — Шарлотта, потому что она олицетворяет собой все то, чтобы оспаривать первое. Сломить, разрушить, поработить — ежедневные действия этой платиновой выскочки, и он уверен, если бы не общественные рамки морали, то она бы прицепила на его шею собачий ошейник.       Просто потому, что может.       Имеет на это право.       И порой, вспоминая обыденные серые будни в приюте, Том думает, что было бы лучше, если бы его там и оставили. Это бы отняло множество комфортных условий, наподобие дорогой одежды, сытного завтрака и большой суммы карманных денег, но он уверен, ему бы с легкостью удалось восполнить все вышеперечисленное.       По крайней мере убытки определенно стоили бы того, чтобы не исполнять абсолютно любой каприз, сорвавшийся с ее надутых кукольных уст. Так как он не марионетка, не фарфоровая кукла одной мечтательной богатой девчушки.       Том умеет мыслить и правильно подбирать момент, чтобы сделать следующий ход. Он показывает себя с лучшей стороны перед уставшим от детских выходок безответственной дочери Робертом, добивается уважения на Слизерине терпеливым, жестоким способом и мастерски управляется открытой жизнью раздражающей Уильямс, которая в незнакомой среде быстро утратила всю спесь и лоск.       Это на диво легко позволяет выбраться из устроенной «сладкой» западни.       Роберт считает, что возложить часть ответственности на его плечи — хорошая идея, ведь Том, что за смехотворная мысль, искренне привязан к Шарлотте. Попросту не найдет в себе силы предать ее. Риддл подыгрывает старому маразматику, строя из себя вежливого порядочного юношу и с нетерпением ожидая удобного мгновения, дабы растоптать ту окончательно.       Она никто в доме змей и, видимо, даже не замечает, кто является основным инициатором подобного обращения. Кто натравливает чистокровных на ущербную, не заслуживающую и крохи внимания маглу.       И ему кажется, что он совершенно счастлив, когда видит испачканную в помете гиппогрифа девушку, которая, отплевываясь, жалко пытается привести внешность в должный вид, судорожно вытирая руками пятна с роскошной мантии.       Униженная, беспомощная Шарлотта не вызывает ничего, кроме… злости.       Риддл раздраженно поджимает нижнюю губу и, совершая незаметный маневр волшебной палочкой, вынуждает наиболее громко смеющихся слизеринцев наконец замолчать, покатившись вниз прямо по острым ступеням лестницы.

***

Alphabet boy Алфавитный мальчик, My alphabet boy Мой алфавитный мальчик, Alphabet boy Алфавитный мальчик, Alphabet boy Алфавитный мальчик, My alphabet boy Мой алфавитный мальчик.

***

      Шарлотта нервно кусает губы до крови, до боли впивается ногтями в нежную кожу на внутренней стороне ладони, ломая безупречный маникюр, и, поднимая взгляд, смотрит прямо на Тома. Идеального, одетого с иголочки ее же стараниями Тома, который не видел в ней ничего, кроме средства достижения поставленной цели.       Кто бы что ни говорил, но Шарлотта не полная дура, ей просто удается хорошо играть ее.       Поэтому она понимает, предельно четко осознает нынешнее положение вещей, где партию ведет явно не ее персона. И с будущим поражением можно даже смириться, только… только если ее кукла не бросит бедную хозяйку одну. — Я люблю тебя, Томми, ты знаешь? — дрожащим голосом выдавливает из себя, сильнее вгрызаясь в образовавшуюся ранку на нижней губе, окрашивая розовый цвет алыми пятнами крови. — Очень люблю.       Риддл задумчиво прищуривается, сканируя ее уменьшающуюся от такого несвойственного для него темного мрачного взгляда фигуру, и медленно кивает, думая, что она еще полезна. Уильямс богата, влюблена и зависима. Идеальный микс для полного контроля над ситуацией.       А еще у нее сладкая на вкус кожа, податливое на прикосновения возбужденное тело и мягкие, малиновые губы, но это не учитывается. Потому что, Мерлин, такая мелочь никогда не заставит его задуматься над дальнейшим.       Возможно. — Я тоже, Шарлотта.       Том не говорит «люблю», но ей многого не надо.       Пока они оба удобны друг для друга.

***

Примечание.

Коктейльное платье или платье-коктейль (англ. Cocktail dress) — укороченное женское платье для торжественных случаев без воротника и рукавов. Изначально появилось в США в разгар «сухого закона» в процессе демократизации вечернего платья. Волье́р — участок, огороженная площадка с присоединяющимися к ней клетками или домиками для содержания мелких животных в звероводческих хозяйствах, зоопарках, на выставках. Вольер служит для защиты животных от непогоды. При этом в вольере должно быть удобно работать человеку. Это может быть «dress-clips», «dress clip», «dressclip» или «double clips», а по-русски их называют «брошь-зажим», «брошь-клипса», «дуэт» или просто «дресс-клипса». Все эти названия указывают на украшения одинакового типа — своеобразные броши, которые держатся на ткани при помощи зажимов Кэрол Ло́мбард — американская актриса, номинантка на премию «Оскар».
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.