Женоненавистничество Джорджа Мартина

Да, будьте уверены, собратья, не для того Природа подарила нам разум и силу, чтобы мы сгнили в оковах столь низменного чувства, как любовь. Слабый и лживый пол предназначен для удовлетворения наших желаний, и мы совершенно забываем о предназначении женщин, когда предоставляем им самую даже малую независимость и позволяем им возвыситься над собой.  — Маркиз де Сад, «Жюльетта, или успехи порока». Речь либертина-женоненавистника Бельмора

      В свое время, анализируя мир «Песни Льда и Пламени» Джорджа Мартина, я отмечал, что он довольно скептически относится к такому чувству, как любовь. Любовь в Вестеросе — причина войн и злодеяний (достаточно вспомнить, с какими словами Джейме Ланнистер выбрасывает из окна Брана Старка): достаточно вспомнить упомянутые в повествовании любовные истории Дункана Таргариена и Дженни из Старых Камней, Рэйгара Таргариена и Лианны Старк, Серсеи и Джейме Ланнистеров, Робба Старка и Жиенны Вестерлинг[1]. И даже Король Ночи из легенд Севера в свое время предал Ночной Дозор и человечество как таковое, одержимый страстью к женщине из народа Иных.       Причем активную роль в этих любовных историях, имевших неизменно трагический финал, сплошь и рядом играют именно женщины (хотя мир Мартина — патриархальный, а точнее, заявлен как таковой, в то время как на практике скорее современно-сексистский). Именно Серсея соблазняет Джейме, обозленная на постоянно изменяющего ей мужа. Именно Жиенна соблазняет Робба Старка по приказу своей матери, работающей на Тайвина Ланнистера. В случае с Рэйгаром и Лианной, опять же, учитывая, что Лианна показывается как самостоятельная и независимая девушка, скорее всего имело место как минимум её согласие на то, чтобы быть «похищенной» Рэйгаром. Да и будущая жена Короля Ночи попалась на глаза тринадцатому Лорду-Командующему Ночного Дозора явно не случайно.       Можно подумать, что Джордж Мартин критически относится к такому чувству, как любовь, из-за того, что оно ведет к забвению долга. В сериале «Игра Престолов» этот принцип прямым текстом сформулирован следующим образом: «Любовь — это смерть долга». Но долгом перед кем руководствуются знатные вестеросцы, если не брать членов отдельных организаций (Ночного Дозора, септоны, мейстеры), вступая в которые, ты отрекаешься от своих титулов? В лучшем случае — перед своей семьей, и то не всегда, ведь среди аристократии Семи Королевств полно людей, которые на родных плевать хотели, конфликтуют с ними за руководство в семействе или вовсе хотят их извести под корень.       Да и вообще люди долга у Мартина нередко показаны не лучшим образом — Нед Старк как глупец, которого каждый столичный интриган играючи обводит вокруг пальца, а Станнис как жестокий, непопулярный, чуждый «радостям жизни» и в чем-то даже (как это ни парадоксально) беспринципный человек. Опять же, высмеивается следование «долгу» через отказ от страсти и на уровне организаций — его концентрированным выражением в мире Мартина являются боевые рабы-кастраты Безупречные, у которых сексуальное желание подавляется, чтобы они всецело посвящали себя войне, лишенные привязанностей и готовые убить любого, на кого им покажет нынешний хозяин (в том числе бывшего хозяина). Пример Безупречных — иллюстрация того, что в мире Мартина «долг» есть в первую очередь инструмент подчинения человека некой внешней силе, ведущий к его отречению от каких бы то ни было собственных желаний и даже личности[2].       К любви, основанной на (супружеском) долге, а не противоречащей ему, Мартин относится не менее, а то и более критически. Достаточно вспомнить Кэйтилин Талли, верную и любящую (позднее — вдову) жену Неда Старка, которую автор заставляет совершать глупости на каждом шагу — сперва вовлечь мужа в конфликт с Ланнистерами (поверив письму сестры Лизы), арестовать Тириона Ланнистера по подозрению в организации покушения на её сына Брана (что приводит к началу войны в Речных Землях), а затем — освободить из плена его брата Джейме в надежде на освобождение своих дочерей (и в итоге Робб Старк теряет поддержку собственных вассалов и гибнет). Тут мы можем видеть, что Мартин высмеивает любовь не только как сексуальное влечение, но и лишенную сексуальных коннотаций любовь к собственному потомству, материнский инстинкт — руководствуясь им, Кэйтилин в конечном итоге и сама гибнет (а потом Мартин исчерпывающе демонстрирует отношение к ней, «воскрешая» её в виде отвратительного неупокоенного мертвеца), и приводит к катастрофе дом Старков в целом.       Наоборот, настоящие «игроки в престолы» любви (во всех смыслах слова) чужды. Таков, например, евнух Варис, не имеющий семьи, лишенный способности вожделеть кого-то сексуально — потому что необходимые для этого органы у него давно оттяпали — но изощренный интриган. Таков и пират, авантюрист и черный маг Эурон Грейджой — извращенец и насильник, рассматривающий своих любовниц лишь как минутную потеху — достаточно вспомнить ужасную судьбу одной из них, Фалии Флауэрс. Но «идеала» в этом отношении, безусловно достиг соперник Вариса — абсолютный эгоист Петир Бейлиш, рассматривающий всех людей как орудия в своих замыслах, не имеющий на момент событий книг семьи (кроме супруги Лизы Аррен, от которой он быстро избавляется, получив от неё необходимое) и неспособный никого не любить (а в сериале его губит именно то, что к Сансе он испытывает чувство, являющееся извращенным аналогом любви).       Символично, что «путь к успеху» Бейлиша (после того, как в юности он, влюбленный в Кэйтилин Талли, едва не погиб на дуэли со старшим братом Неда Брандоном) начался, помимо прочего, с того, что он открывает в столице сеть борделей (бордель как место, где продают сексуальные услуги, тут может рассматриваться как антитеза искренней любви), причем в сериале Варис в разговоре с Бейлишем упоминает, что в этом борделе удовлетворяются самые извращенные и преступные наклонности — речь идет не только о несовершеннолетних, но и о телах недавно убитых людей. Символично то, что также, как бордели Бейлиша торгуют продажным сексом, сам Бейлиш выступает в качестве приемного отца для Сансы — но не для того, чтобы заботиться о ней, а из эгоистических соображений (от удовлетворения своего ЧСВ до политических резонов — Санса, как-никак, наследница Севера, да и на Речные Земли некоторые права имеет).       В этом контексте можно обратиться к творчеству автора, которого я считаю идеологическим предтечей Джорджа Мартина — маркиза де Сада[3]. Один из персонажей его произведения «Жюльетта, или успехи порока», Бельмор, произносит следующую речь женоненавистнического содержания, высмеивая характерный для западноевропейской культуры культ куртуазной любви. Он утверждает, что чувство любви мужчины к женщине (как и вообще чувство любви как таковое — он предостерегает от него не только мужчин, но и женщин) — метафизическая иллюзия, что к женщине надо относиться лишь как к потенциальному источнику наслаждений сексуального характера, что большинство народов мира презирают женщин и всеми способами их угнетают, поэтому логичнее всего заточить их в гаремы (хотя речь Бельмора подводит скорее к борделям — потому что он высмеивает, помимо любви, и чувство ревности), заставив служить мужской похоти.       Мир Мартина выглядит так, как будто его создателем был Бельмор — и дело вовсе не в том, что автором в рамки сеттинга введены целые города проституток (Лисс, Юнкай), а при описании Браавоса любовно расписываются сорта местных куртизанок[4]. Дело в том, что в мире «Песни Льда и Пламени» применительно к женщинам (причем не только из низших сословий, но и из высших — хотя речь идет вроде как о домодерновом обществе с сословной моралью) органично сочетаются мотивы секса, насилия и доминирования. Чтобы проиллюстрировать это, пробежимся вкратце по истории Семи Королевств, начиная от Завоевания Эйгона. Уже там мы видим крайне показательный эпизод, где последнюю королеву Штормовых Земель — Аргеллу Дюррандон — выдают Орису, Деснице Эйгона I Завоевателя и основателю династии Баратеонов, обнаженной и закованной в цепи.       В принципе уже этой картинки, напоминающей о «горианских» опусах Джона Нормана, хватит для характеристики общей тенденции, но я, поборов брезгливость, продолжу. Принцессу Дерию Дорнийскую, когда та прибыла в Королевскую Гавань вести с Эйгоном I мирные переговоры, враждебные Дорну лорды предложили отправить в бордель, чтобы та ублажала там всех желающих. Во время Танца Драконов, согласно «Свидетельствам Грибка», взявшая столицу королева Рейнира приказала поместить в бордель свою мачеху Алисенту Хайтауэр и её дочь Хелейну. Леди Серале Дарклин, вдохновительнице Восстания Сумеречного Дола, по приказу Эйриса II вырезали язык и половые органы, которыми она «поработила своего мужа», лорда Дениса Дарклина. Жену Тириона Тишу вместо того, чтобы просто убить, по приказу Тайвина насиловали толпой.       Итак, мы видим четкую и чисто патологическую связку недобровольного секса (прямого или метафорического изнасилования) с «наказанием» — хотя в реальном христианском Средневековье никому не пришло бы в голову делать изнасилование уголовным наказанием. Вообще в мире Мартина является нормой изуверское насилие над женщинами, даже самыми высокопоставленными — скажем, последнюю королеву Сестер Марлу Сандерленд отдали в орден Молчаливых Сестер, предварительно вырезав ей язык. Мисарию, мастера над шептунами Рейниры, во время Танца Драконов после поражения её партии обнаженной забили кнутом до смерти. Саму же Рейниру собственный брат, Эйгон II, скормил дракону — а перед этим агенты Рейниры, Кровь и Сыр, свели с ума сестру-жену Эйгона, Хелейну, заставив её выбирать, кого из её детей они убьют, а кого оставят в живых.       Иными словами, мы видим, что когда Мартин утверждает, что насилие, особенно сексуальное, над женщинами, в его вымышленной вселенной — это дань некому реализму, он лукавит. Потому что жестокость по отношению к простым людям в Средневековье вполне себе непротиворечиво сочеталась с соблюдением определенных правил по отношению к противникам из высших классов. Не потому, что средневековая аристократия была так уж благородна, а потому, что в обществе, основанном на открыто декларируемом неравенстве людей, для высших классов были принципиально иные стандарты обращения. Из чего можно сделать вывод, что когда Мартин смакует сексуальное насилие в отношении женских персонажей, в действительности он руководствуется ненавистью к женскому полу. Можно, конечно, сказать, что мужские персонажи у него тоже страдают, но их не подвергают такому сексуальному насилию (если не брать теорию о том, что Рамси Сноу / Болтон не только подвергал пыткам, но и насиловал Теона Грейджоя / «Вонючку»), акцентирующему внимания читателя именно на половых характеристиках жертвы.       Читатель, желающий вступиться за Мартина, может возразить — как можно называть его женоненавистником, ведь есть у Мартина и ярко-выраженно положительные женские персонажи, такие как, например, Добрая Королева Алисанна, сестра-жена Джейхейриса I Миротворца? Ну как сказать… человеком она действительно была неплохим (по общим меркам династии Таргариенов, как любой более-менее адекватный человек уже смотрится настоящей манной небесной), и даже с удачными идеями (скажем, система «фонтанов королевы», обеспечивавшая столицу чистой водой — её задумка), но есть основания полагать, что её образ — особенно в контексте сюжетов о отмене королем Джейхейрисом права первой ночи под её влиянием и введения т.н. «вдовьего закона», гарантирующего права вдов и детей от второго брака, это, конечно, попытка Мартина подлизаться к SJW и феминисткам (примерно как откровенно фантастически «феминистический» строй Дорна).       Но если приглядеться, то можно заметить, что на самом деле образ Алисанны — карикатурный: даже не говоря о том, что родившиеся у неё и Джейхейриса дочери стали настоящим «педагогическим провалом», достаточно вспомнить хотя бы её одержимость сделать наследницей женщину (сперва — свою дочь Дэйнерис, потом — внучку Рейнис). Схожие идеи при её правнучке Рейнире в итоге привели Семь Королевств к Танцу Драконов, развившейся из конфликта Рейниры с другой женщиной, её мачехой Алисентой. Из той же серии — Рейнис, сестра-жена Эйгона I, показанная как королева, добрая к простым людям и защищающая права женщин (введшая т.н. «правило шести ударов»). Но при этом она же изображена как легкомысленная особа, по-видимому, изменявшая мужу с придворными певцами — не говоря уже о её глупейшей гибели в битве с дорнийцами, а также о намеках, что она попала к дорнийцам в плен и была ими замучена до смерти.       Другой пример «сильных независимых женщин» в мире Мартина — это женщины, связанные с магией, вроде Мирри Маз Дуур, Мелисандры, Куэйты или — если брать прошлое Вестероса — Алис Риверс, любовницы принца Эймонда Таргариена. Но магия в Вестеросе и Эссосе это сплошь какая-то опасная для людей чертовщина с непредсказуемыми последствиями, и это не добавляет вышеназванным женским персонажам положительности — благо они и сами по себе в большинстве своем, мягко говоря, не самые приятные личности. Арья Старк, учащаяся на Безликого (которые тоже не обычные убийцы, а колдуны), тоже эволюционирует в не самом лучшем направлении. В этой связи интересно, что в вышеупомянутой «Жюльетте» Бельмор, пытаясь объяснить «противоестественное» благоговение мужского пола перед женским, предполагал, что оно связано исключительно с тем, что женщинам приписывали колдовские способности.       Если же смотреть на тех женских персонажей, что действуют непосредственно в книгах, то тут всё совсем плохо. Дорвавшись до власти или пытаясь до неё дорваться, они не просто идут на различные преступления, как мужские персонажи Мартина — они ведут себя нарочито тупо, как Серсея, которая, завладев властью в государстве, начала копать под важнейшего союзника (Тиреллов), предаваться беспорядочным половым связям, партнеры по которым её в итоге сдали с потрохами, и назначать на высшие должности откровенных дегенератов и жополизов. Опять же, женские персонажи у Мартина (та же Серсея или дорнийская принцесса Арианна) не знают никакого способа переманить кого-то стратегически важного на свою сторону, кроме как предложить ему себя любимую. Те же женские персонажи, что чужды этому modus operandi (Санса), становятся жертвами разного рода Бейлишей (а наиболее адекватные, как Кэйтилин — оглупляются и сливаются).       Также обратим внимание на отношение Мартина к супружеству и продолжению рода. В мире Мартина любая свадьба — это или трагедия, по итогам которой страдают непричастные (Красная свадьба с массовой резней гостей и Пурпурная свадьба, обернувшаяся обвинением невиновных), или фарс (браки Тириона с Сансой и Дэйнерис с Хиздаром зо Лорах), или оба-двое в одном флаконе (брак Рамси Сноу-Болтона с Джейни Пуль, выданной за Арью Старк). Свадебные обычаи дотракийцев, сопровождающихся кровавым разнузданным насилием вплоть до убийств участников, тоже показательны.       Женщины с развитым материнским чувством — Кэйтилин и Лиза Талли, а также Серсея Ланнистер — в мире Мартина чаще всего автором выставляются или просто как дуры (Кэйтилин), или психопатки (Лиза), или властолюбивые потаскухи (Серсея). Их автор систематически уничтожает и унижает — как Кэйтилин, вероломно убитую Фреями из-за ошибок её сына, а затем воскрешенную в виде отвратительной и злобной нежити («Бессердечной»), как Лизу, убитую мужчиной, которого она любила и ради которого пошла на все свои преступления (Бейлишем), как Серсею (вообще без комментариев). Ужасна судьба и других многодетных матерей – Алисенты Хайтауэр (пережившей всех своих детей и обоих внуков) и Хелейны Таргариен, обезумевшей в итоге покончившей с собой (при том, что она, в отличии от Алисенты, даже не участвовала в интригах). Алиссу Веларион именно частые роды в конечном итоге и свели в могилу (при том, что в мире Мартина гораздо лучше с медициной, чем в реально-историческом Средневековье).       Как видим, без симпатии Мартин, относится и к женской беременности[5] — беременность в мире Мартина ничем хорошим не заканчивается: достаточно вспомнить сериал, смакующий убийство на Красной Свадьбе беременной жены Робба). Беременность Дэйнерис, которая должна была увенчаться рождением величайшего кхала в дотракийской истории, заканчивается выкидышем. Несчастная Лоллис Стокворт беременеет и рождает после группового изнасилования (хотя в Вестеросе доступны абортивные средства — т.н. «Лунный Чай», например). Беременную Фалию Флауэрс оплодотворивший её Эурон хладнокровно приносит в жертву темным силам. Дикарь-Одичалый Крастер делает беременными собственных дочерей, а рождающихся у них сыновей приносит в жертву Иным (тут сочетаются два любимых мотива маркиза де Сада: вертикальный инцест с родителем как растлителем своего потомства — и уничтожение этого самого потомства). [1] Да и конфликт Эйриса II с его Десницей Тайвином Ланнистером, приведший к пленению короля в Сумеречном Доле (после которого у короля окончательно «поехала крыша») и предательству Таргариенов Ланнистерами во время Восстания Роберта, не в последнюю очередь был связан с домогательствами Эйриса к жене Тайвина, Джоанне. [2] В том же контексте можно вспомнить Королевскую Гвардию и мейстеров — организации, при вступлении в которые человек дает обет безбрачия (снова перед нами тема отказа от секса, хотя обе эти организации носят светский характер) и верного служения: в случае гвардейца королю, а в случае мейстера — лорду. Причем гвардейцы обязаны верно служить королю, даже если тот узурпатор или ведет себя недостойно. Так, король Джейхейрис I наказал гвардейцев, переметнувших к нему от узурпатора Мейгора, а гвардейцы Эйриса II никак не вмешивались, когда тот насиловал и истязал свою жену (хотя гвардейцы должны защищать всё королевское семейство, не только короля). Также и мейстер должен служить любому, кто контролирует замок, даже если это внешний захватчик. Иными словами, «долг» у Мартина — средство подчинения и манипуляции. Точно также от собственного имени (очевидный символ отказа от личности) отказываются Верховный Септон в семибожии, члены ордена Безликих («я — никто») и почитатели лоратийского культа Боаша (которые, вдобавок, не употребляют слова «я» и «мое»). [3] https://ficbook.net/readfic/9101693 [4] «Куртизанки Браавоса были знамениты по всему миру. Барды посвящали им песни, ювелиры осыпали их золотом и драгоценностями, ремесленники на коленях умоляли почтить заказом, торговые воротилы платили астрономические суммы за право идти с ними под руку на балах, пирах и в театре, а уличные головорезы убивали друг друга в их честь. Толкая тележку вдоль каналов, Кошка иногда видела мельком кого-нибудь из них, катающейся по каналу в компании очередного любовника. У каждой куртизанки была своя барка и слуги, которые вели лодку к местам свиданий. Поэтесса всегда держала в руках книгу, Лунная Тень носила только белое и серебряное, а Сардинья Королева нигде не появлялась без своих русалок — четырех юных еще только расцветающих дев, которые несли шлейф ее платья и расчесывали ее волосы. Все куртизанки были одна другой прелестнее. Даже Леди в Вуали была прекрасна, хотя ее лицо видели только те, кого она выбирала в качестве своих любовников». [5] Тут, опять же, вспоминается женоненавистническая речь Бельмора: «Если она уже женщина, я допускаю, что какие-то другие отбросы ее тела могут ненадолго возбудить ваши желания, но что до нашей любви, уж это увольте! Не говоря уже о том, чтобы сделать из нее идола. Стоит только представить эту унавоженную почву, из которой вырастает бесчисленное потомство… Вообразите сокровище вашего сердца в тот момент, когда она рожает, посмотрите на этот бесформенный кусок плоти, грязный, мокрый, вылезающий из раскрытой настежь полости, в которой вы предполагаете найти блаженство»