Детройт, штат Мичиган 8 октября 2039 года, 00:46:00
Когда Коннор оставил Эдит в ванной, во всём доме погас свет. Эдит не сомневалась, что это не совпадение — андроид наверняка сделал это одной силой мысли, которая у роботов была мощнее человеческой. В том плане, что их связывала невидимая сеть со всей техникой в доме, и, хотя «умные дома» существовали уже давно, Элайджа Камски с его творениями вывели эту систему на абсолютно новый уровень. Даже андроиды, не предназначенные для хозяйства, обладали этой силой — практически магией, которая человеку никогда не будет подвластна. Ещё недавно Эдит бы испугалась. Она помнила, какие странные чувства распирали её в этой ванной всего несколько дней назад — неуютные, тяжёлые мысли заполняли голову, она хотела убежать и больше никогда не возвращаться. Ей было страшно оставаться одной, но и присутствие андроида загоняло в угол. Единственным, что тогда притупило её панику, была усталость — физическая и моральная. Сейчас эта смесь вернулась — хотя Эдит не была уверена, уходила ли та когда-нибудь — но на замену страху пришло неожиданное спокойствие. Будто эта ванная стала её спасением, куда Коннор — наверняка до этого проанализировав всю ситуацию за секунду — её спрятал, точно зная, что здесь Эдит будет в безопасности. Да и вся ситуация наверняка находилась под его контролем. Изначально же его создали для этого — быть идеальным полицейским, а при необходимости — такой же идеальной машиной для убийства. Возможно, этот факт и успокоил Эдит, но также ей казалось, что она просто уже физически не могла испытывать страх. То, что происходило за пару мгновений до попытки взлома, встряхнуло всю её душу. Она до сих пор чувствовала своё сердце, которое неуютно ворочалось в груди, так и не сумев вернуться в естественный ритм. Дыхание выровнялось, но тяжесть где-то там же, в лёгких, не прошла. И, что самое главное, руки. Они до сих пор были открыты. Невероятная ситуация, с которой она прежде не встречалась: стоять у кого-то в гостях, будучи в обычной одежде, с закатанными рукавами и обнажёнными шрамами. Обычно смелость Эдит распространялась на мимолётные встречи, она была готова на всё перед людьми, которые её никогда не увидят, но только не перед близкими. Даже родители и Калеб с Вики не знали, что скрывает её тело. Такая простая и, казалось бы, всегда открытая кожа. Эдит не помнила себя другой. Не помнила себя первоначальную. Её руки были будто спрятанной картой сокровищ, чьи линии шрамов должны привести к цели, но вместо золота путника бы ждала её главная уязвимость: боль, которую она всю жизнь прятала от чужих глаз. И хотя метафора звучала романтично, Эдит понимала: это что-то ужасное, что никому не нужно. Она никогда не представляла, как бы могла рассказать про подобное своим близким. В какой момент бы показала руки и, что ещё сложнее, рассказала бы их историю любимому человеку? Как другие люди справляются с этой целью, и могут ли они рассчитывать, что их отношения не поменяются?.. «Ну, видимо, сегодня ты об этом и узнала». Получается, что никто, кроме Коннора, не видел её рук. И Эдит не понимала, что им обоим теперь делать с этой информацией. Она не так сильно боялась за свою жизнь и Коннора сейчас, как за то, что будет по возвращении андроида. А он же наверняка вернётся! Кто ещё, кроме местного психа-робофоба, мог бы залезть в дом к андроиду? Эдит знала, что таких людей крайне мало, наверняка, со всеми желающими давно разобрались коллеги из Департамента. Из последних подозрительных визитёров была она, пару дней назад. Возможно, и поэтому она не так сильно переживала — собственный опыт дал понять, что обычный человек просто бессилен перед способностью Коннора охранять свой дом. Он не оставлял и малейших улик, которые бы намекали на что-то морально неоднозначное. А возможно, дело было не только в доверии, но и в вязкой усталости, которая овладела всем телом. Эдит уже было неважно, что происходило в доме и за его пределами, пусть хоть сотня воров и маньяков сейчас ворвётся сюда. Она просто хотела спать. Так бывало всегда после истерик или панических атак — организм расслаблялся неожиданно и слишком быстро, не оставляя времени на новые раздумья. Даже ванна, покрывшаяся слоем пыли, выглядела маняще. Глаза Эдит быстро привыкли к темноте, к тому же, она слишком хорошо запомнила эту ванную. И ту безмятежность, которая пришла с кипятком пару дней назад. Что бы сделал Коннор, если бы увидел, какая цена была у её ненадёжного спокойствия? Попытался бы одёрнуть, выключил бы воду или стоял неподвижно? Селфхарм в понимании андроидов — это опасность для напарника или его личное дело? А в понимании Коннора, который уже практически считал себя девиантом? Эдит хотелось бы проверить. Она не понимала, почему, но её тянуло к очертанию раковины во мраке — словно по привычке её тело везде находило способ повредить себя. Но теперь она ещё и думала о том, спас бы её тот единственный, кто знал о её тяге к самоповреждению. Однако этот импульс не оказался достаточно сильным, чтобы перекричать чувство самосохранения. Такое бывало редко. Она не знала, сколько времени провела так — стоя в темноте, изучая взглядом призрачный силуэт раковины. За дверью будто ничего не происходило, и когда Эдит кое-как выбралась из «гипноза», она подумала, что никакого человека-то и не было, просто Коннор настолько растерялся от вида её рук — это было ожидаемо — что решил таким элегантным образом отправить её куда-то подальше, а сам ушёл в другую комнату, переваривать увиденное. Однако, стоило этой мысли вспыхнуть в голове Эдит, как дверь тихо открылась. В доме по-прежнему было темно, только голубоватое свечение датчика выдавало Коннора. — Как я и ожидал, этот человек ушёл, когда я вышел на улицу. Странно. Подобного давно не было. — Может, какой-то воришка-любитель ошибся домом? — Улыбнулась Эдит. Как она и ожидала, с Коннором можно было не переживать об опасности, какой бы неожиданной и страшной она ни была. Ей показалось, что в темноте она заметила его улыбку. — Не исключено, — мягко сказал он, — у меня здесь нечего красть. Но если серьёзно — я думаю, дело в том, что у меня горел свет. Возможно, кто-то увидел, что я принимаю гостей, и это могло спровоцировать вспышку агрессии у психически нестабильного человека. Я не питаю иллюзий насчёт того, что соседи избавились от робофобии с течением времени. Всякое может быть. Так что, если ты не против, я не буду пока включать свет. Эдит услышала, что последнюю фразу он произнёс с осторожностью. Неужели думал, что она боится темноты?.. Хотя, наверное, Коннор был о ней странного мнения. Не исключено, что на самом деле он считал Эдит именно такой, какой она себя не хотела видеть — испуганной девочкой, слабой и взбалмошной. Но кого в этом теперь винить? Она сама, шаг за шагом, вела его к этой части своей личности, и уже не чувствовала злости — ни на себя, ни на андроида. Они были в расчёте, потому что она, в свою очередь, знала его слабости. И у неё до сих пор не укладывалось в голове, как этот идеальный робот мог хранить внутри себя девиацию, как он мог держаться с актёрским профессионализмом, не выдавая этого ни во взглядах, ни в словах? Эдит знала, что коллеги мечтали найти хоть какой-то признак девиации, но каждый раз упирались в тупик — при них, в Департаменте, он оставался ледяной машиной. Профессионалы своего дела, которые раскалывали лжецов на раз-два, не видели в Конноре ничего подозрительного. А значит, он держался мастерски. Может, и не было никакой девиации на самом деле? Может, он её так проверял?.. — Я была права, мне не стоило сюда приходить, — мрачно заметила Эдит и сделала шаг в сторону дверного проёма, но Коннор вновь её остановил. Их взгляды встретились, хотя в темноте это было не так заметно, но тело Эдит всё почувствовало — и по спине пролился холод. — Нет, Эдит, — он замолчал на мгновение, будто взвешивая следующую фразу в уме, — даже если это так, то и уходить отсюда тебе сейчас не стоит. Этот человек, кем бы он ни был, может причинить тебе вред, если увидит на улице. А так как ты приехала сюда без сумки, то могу предположить, что и электрошокера у тебя с собой нет. Его ум всё ещё поражал Эдит. Хоть и не так явно, как в первые недели работы, но стабильно. Она и впрямь приехала сюда, поддавшись дикому импульсу. Обычно с этой же торопливостью люди сбегают из горящего дома, не беря с собой ничего. Удивительно, что при такой нервозности она не приехала в пижаме и тапочках. — Но опыт обучения в полицейской Академии у меня всегда с собой. Не волнуйся, в обиду себя не дам, — Эдит сделала ещё шаг. Но зачем? Ноги слабели от усталости, да и уходить она на самом деле не хотела. Внутри свербело ощущение недоговорённости. Она не могла просто так уйти после всего того, что произошло. Она не могла просто показать свои руки, послушать его почти отчаянный монолог о возможной девиации, а потом сказать: «Ну ладно, Коннор, до завтра!» и уйти спать к себе. Эта ночь не могла пройти без следа. Эдит всё точнее ощущала, что они вдвоём идут куда-то не туда, и, как бы они ни старались — а старались ли они?.. — свернуть не получалось. Их рабочие отношения уже не были пресными и поверхностными. Каждое событие притягивало их друг к другу, судьба словно хохотала, наблюдая, как неизбежно они узнают друг друга ближе, пока разум продолжал отрицать это. Хотя это уже было невозможно. — Ты так хочешь уйти? — произнёс Коннор, не отпуская её руки. Он не держал крепко, Эдит в любой момент могла вырваться, но вместо этого продолжала слушать его. — Я думал, что мы обсудим… увиденное. Но нас прервали. Это «нас» прозвучало для Эдит так странно, будто Коннор сказал это слово на другом языке. Но он был прав. Она не хотела уходить — она хотела сбежать. Сбежать и избежать. Избежать последствий своего поступка и разговоров о том, чего она прежде ни с кем не обсуждала. Избежать новой уязвимости и реакции Коннора, которая неизбежно её смутит или приведёт к чему-то новому. И то, что этот разговор им не обойти, тоже было правдой. — Я… На самом деле, ты прав, но мне пора домой в любом случае. «Идиотка, да он же тебя как открытую книгу читает, что ты несёшь! У тебя даже дома-то нет, куда ты собралась? Опять убегаешь от ответственности. Какой же стыд…» — Эдит, останься, — его голос одновременно звучал и заботливо, и настойчиво, — тебе не стоит сейчас оставаться одной. Я понимаю, что эта тема для тебя болезненна, но… Помнишь мои слова про лейтенанта Андерсона? Это может быть опасно. Да и к тому же, так поступают напарники. Они защищают друг друга. Эдит хотела поспорить, честное слово, хотела. В иной ситуации бы обязательно поспорила. Вскрикнула бы, что она не этот чёртов лейтенант Андерсон, и Коннору стоит перестать проводить эти дурацкие параллели, которые всё только усложняют. И что без него она разберётся, что ей делать. Эдит знала это и верила, потому что жажда поступить по-другому ассоциировалась с позором. Но если подумать, что во всём виновата усталость и излишняя откровенность, которую она себе позволила из-за приступа тревоги, то это воспринималось легче. И поэтому она вздохнула. И поэтому она приняла это нежное и приятное тепло в груди, которое почувствовала на слове «останься». Она и вправду хотела остаться, она хотела, чтобы хотя бы раз в жизни она попыталась уйти, а кто-то её остановил и произнёс это. «Эдит, останься…» Она была безоружна. Да и бежать уже было поздно. Она сама сделала этот выбор, хотя ничего не должна была показывать. Коннор не требовал её секрета в обмен на свой, а теперь лишь хотел помочь. Может, подсознательно Эдит знала, что он именно так и отреагирует. Андроид же говорил и показывал, что переживает за её моральное состояние, и теперь эта забота была обоснована. А она даже готова была её принять. К тому же, Эдит всё ещё помнила, как неожиданно отреагировало её тело, когда Коннор взял её запястья и прижал к щеке… — Ладно… О чём ты хочешь поговорить? Она скрестила руки на груди, словно обороняясь. Стоять так и дальше в дверном проёме было странно, да уже и не было необходимости, поэтому Коннор пошёл обратно в гостиную, а Эдит — за ним. — О чём угодно. Что ты сама хочешь рассказать? Как ты себя чувствуешь? А хотела ли она? Раньше, ещё лет десять назад, Эдит мечтала о подобной ситуации. Ей всю жизнь так сильно хотелось внимания и сострадания, чтобы хотя бы один человек увидел её шрамы так, как она видела их сама — как уродливое свидетельство её не менее уродливой боли. Чтобы хоть один человек понял это правильно и принял, не пытался пожалеть, как ребёнка, но и не осудил. Каждый раз, влюбляясь в нового парня, она мысленно представляла эту ситуацию: как он бы увидел эти шрамы и сказал… Что? Эдит не знала. Эта тема одновременно была частью её личности, но при этом никогда не имела права на обсуждение. У неё просто не было слов и терминов для своей зависимости, для всего этого процесса. И Эдит не знала, что могли бы сказать другие, увидев шрамы. Не знала, поэтому и не показывала — боялась, что любая реакция может оказаться неправильной. — Не знаю. Я никогда не обсуждала это с другими людьми. Это просто… Ну, всегда было. Лет с тринадцати. Уже не помню, как жить по-другому. Поэтому мне странно это обсуждать, я не знаю, что говорить, — Эдит потупила взгляд. Зреющие в уме слова обжигали изнутри, и она произнесла их быстро, словно выплюнула: — Пожалуйста, просто обними меня. Даже пара очевидных фактов о шрамах заставили её душу сжаться и зажмуриться. Это было больно и унизительно, каждое слово давалось с трудом — теперь и Эдит заговорила на незнакомом языке, мучительно подбирая фразы. Этот язык она использовала только с Коннором, он давался ей с трудом — и понимать его, и общаться на нём было больно, но хотелось изучать его и дальше. На нём говорил Коннор, когда между делом произносил почти ласковое «мы» или «нас», когда пытался понять её и спросить про что-то личное. На нём она же ему отвечала. И язык этот невозможен был без тактильности, которая до этого Эдит была совсем не свойственна. Хотя, может, и была, но раньше она знала только один способ утолить эту жажду — бездумно заниматься сексом с кем попало, порой не спрашивая имени. Но тем людям она не позволяла себя обнимать или держать за руки. Она бы никогда не решилась заговорить с ними на этом языке. В темноте всё было проще. В Эдит жила уверенность, что Коннор наверняка обладал и ночным видением, но ей было все равно — темнота накрыла их двоих, как тёплый плед. Мир исказился, отступил на второй план, напоминая о себе только далёким свистом ветра за окном. Сейчас они с Коннором были только вдвоём, даже потревоживший их ночной сталкер исчез, как и память о нём. Эдит не хотела думать, кто это был и что ему было нужно. Её уставшее тело и такая же уставшая душа хотели вернуться в привычные объятия. И по тому, как быстро Коннор обнял её, Эдит показалось, что он ждал этого. Глупость, но, если он был девиантом, то почему бы и нет?.. Она почувствовала, какими тёплыми были его руки. Как уютно и безмятежно стало вокруг, в тревожном сознании рассеялись все мысли, и она замерла в прозрачной тишине. За последние сутки они слишком часто обнимались и держались за руки, но с каждым разом это становилось всё привычнее — просто вид взаимодействия, и что такого? К тому же, Эдит казалось, что в нём даже была своя необходимость: объятия Коннора заземляли, позволяли Эдит мыслить быстрее и свободнее, убирали ослепляющую ярость и обиды. Так что, можно сказать, что это вынужденная мера?.. Хотя какая, к чёрту, вынужденная мера. Она просто хотела обнимать его. Она хотела быть ближе и наконец не стесняться этого. И эта правда, которую подкинула умиротворяющая темнота и тепло, звучала слишком правильно. Расставляла всё на места. Эдит осторожно вытащила руки и обняла Коннора, притягивая к себе ближе. Её сердце вдруг забилось быстрее обычного, будто напомнило, как странно это выглядит. К щекам вновь прилила краска, и Коннор, почувствовав это, осторожно погладил её по голове и прошептал на ухо: — Всё в порядке? Мне показалось, ты дрож… — Да, тебе показалось, — пробормотала Эдит, прижимая его ближе, — всё более, чем в порядке. Это было непривычно. Странно. Возможно, противоестественно. Но, тем не менее, всё было в порядке. Хотя Эдит действительно мелко задрожала, ощутив его тёплое — не отличимое от человеческого! — дыхание прямо на коже. Неужели и Коннор чувствовал себя свободнее в темноте? Иначе в какой ситуации она могла бы почувствовать его губы чуть ли не на мочке уха?.. Она хотела вернуться к теме шрамов. Пресловутый внутренний ребёнок, наконец дорвавшийся до главной цели жизни — быть замеченным — не утихал, просил показать руки вновь, просил запомнить реакцию Коннора. Пусть что-нибудь скажет! Пусть выслушает историю, хотя бы одну! Пусть узнает, как она сделала первые пять порезов, про унижения детства и канцелярский нож. Пусть узнает про кипяток, выкрученные лезвия точилки и тайну на дне коробки из-под тампонов. Пусть, пусть, пусть… Но слов всё ещё не было. А тем временем голос в голове, точнее, неисполнимое желание, давил всё больше. Эдит нехотя отстранилась, сама не до конца понимая, что делает. Но она расстегнула толстовку, сняла и положила рядом — вдруг она вот-вот придёт в себя, и ей захочется спрятаться? Но пока что такого и близко не было. Она осталась в майке — даже если бы захотела, не смогла скрыть все свои порезы — и медленно протянула обнажённые руки навстречу Коннору. — Можешь потрогать, — прошептала она. И поняла, что никогда не произносила ничего интимнее. Глаза привыкли к темноте, но девушка так и не могла понять, какие эмоции отразились на лице Коннора. Да и были ли они?.. Всё происходящее напоминало сон. Или фантазию, совершенно неисполнимую в реальной жизни. И если так, то уже нечего стесняться или отступать. Да, руки Эдит подрагивали, но она доверяла андроиду. И доверяла темноте, которая бережно сглаживала все эмоции, притупляла чувства. Коннор так же осторожно, будто боясь спугнуть Эдит, взял её за руки. Повернул ладонями кверху и погладил, нежно проведя большим пальцем по невидимым в темноте линиям. Она едва заметно улыбнулась, думая, что всё это со стороны напоминает эзотерический сеанс — они сидят в темноте, а он изучает её линии жизни, судьбы и прочие небылицы. Это сравнение успокоило девушку и немного развеселило, а Коннор тем временем продолжал гладить её ладони. Расслабляющий, простой жест. Никто до этого так не делал. Он обогнул её большие пальцы и продолжил гладить руки выше, натыкаясь на первые шрамы на запястьях. Эдит машинально попыталась отдёрнуть руки, но остановила себя. — Продолжай, я просто… Не привыкла. Никто так не делал, — она подалась вперёд, и Коннор едва заметно кивнул. Он действительно изучал её. Гладил каждый шрам, неровность и выпуклые полоски. И чувствуя, как напряжение не покидает её тело, не задавал ни одного вопроса — никаких историй и триггеров. Даже если он хотел знать, почему и в каких ситуациях появились эти порезы и ожоги, он решал тактично промолчать. «Спасибо». Время замерло. Пока Коннор внимательно и медленно проводил по каждому шраму пальцами, гладя и при этом успокаивая Эдит, той было всё равно. Всё равно на наступающий день и сколько часов она могла бы поспать до будильника. Всё равно, сколько ей завтра предстоит выпить кофе, чтобы не заснуть за рабочим столом. И на коллег, обсуждающих увольнение Гэвина, всё равно. Ни времени, ни реальности уже не существовало. Были они вдвоём. И их тайны, встретившиеся в этой ситуации — возможная девиация Коннора, изучающая тёмное прошлое Эдит. Она прикрыла глаза. Когда Коннор гладил её предплечья, она захотела потянуться навстречу, но что-то останавливало — что-то настолько сильное и неподвластное ей, что даже темнота не помогала. Но когда Эдит приоткрыла глаза, то увидела, что желтоватое мигание датчика было совсем рядом — Коннор подался вперёд, будто разглядывая её руки, внимательный взгляд анализировал и составлял в его голове неизвестные выводы. И как же он отличался при этом от привычного Коннора! Что-то тёплое и действительно почти человечное появилось в серьёзных карих глазах — ещё в первую встречу она подметила, что они такого же цвета, как у неё. На плечах шрамов не было, но, когда Коннор опустил на них руки, Эдит была не против. И когда он продолжил их гладить, не отводя внимательного и близкого взгляда, тоже. Ей стало жарко от того, как долго румянились её щёки, как ощутимо бежала кровь по всему организму, учащая дыхание. А что чувствовал он? Слышал ли он биение сердца, которое оглушало Эдит? Электрическое напряжение сковало всё её тело, требовало разрядки, практически не давая вздохнуть спокойно, тем более, пока его лицо находилось в такой странной близости. Свечения датчика оказалось достаточно, чтобы разглядеть искусственные родинки. Почувствовать, как ей опять хочется обнять его, хотя Эдит понимала, что уже не сможет насытиться одним лишь объятием. Это была противоестественная, мучительная страсть, которая заставляла руки дрожать сильнее. От неё пересыхало в горле и тянуло внизу живота. От неё хотелось сократить дистанцию и проверить, какой температуры сейчас губы и кожа шеи у Коннора. Но она хотела, чтобы он довёл своё задуманное до конца. Руки Коннора с плеч перешли на шею — там и намёка на шрамы не было, но и её он вдруг захотел изучить. Гладил внимательно, не пропуская ни миллиметра, изучая пальцами изгибы и едва заметные вены. И когда Эдит слегла запрокинула шею, облегчая задачу Коннору, он помешал ей это сделать и притянул к себе. Наконец, накрыл её губы своими. Всё так же осторожно. Нежно, словно пробуя на вкус новые ощущения. Словно спрашивая — можно ли? К этому ли всё шло? И она подалась вперёд, без слов отвечая «да». Эдит только сейчас поняла, что ждала этого. В ту самую секунду, когда губы Коннора соприкоснулись с её. Его руки так и остались на её шее, контрастно мягкой по сравнению с огрубевшими от порезов руками. Большие пальцы — под скулами, он притягивал её к себе, будто ощущая ту же нарастающую страсть, которая затмевала Эдит мысли. А будто ли?.. Губы Коннора были тёплыми. Она боялась наткнуться на холод, но с другой стороны — разве что-то в этой ситуации могло хотя бы намекать на холод? А ещё она боялась, что андроиды не умеют целоваться. О, как она ошибалась. Он притянул её ближе, скользнув языком по губам, мягко раздвинув их, и она поддалась. Спокойная пустота в мыслях тут же развеялась, запульсировали неожиданные желания. Ближе. Глубже. Пожалуйста, только не останавливайся и ничего не спрашивай. Боже, неужели Камски и талант к поцелуям всем в программу зашил?! Она скучала по поцелуям, но о таких даже и не мечтала. Ей не хватало воздуха, но и отрываться она не хотела — впилась в его нижнюю губу, посасывая и оттягивая, будто играясь, и весёлая лёгкость ударила в голову. Ей хотелось улыбаться. Ей хотелось смеяться и почему-то плакать. Залезть к нему на колени, уронить на этот старый диван, сжать его щёки, целуя так до утра. Если им теперь доступна эта форма близости — пусть она напьётся ей, пока вновь не накрыла тревога. Эдит углубила поцелуй, провела своим языком по его, вновь прижалась к влажным от её слюны губам. Он был настоящим. Его кожа. Его губы — тоже. И то, как он кусал её губы, целовал то верхнюю, то нижнюю, и гладил по шее — нет, это не могло быть вшитой программой. Да, он девиант. Она счастлива, едва сдерживает и смех, и постыдные стоны. Но счастье это было только её, личным, не относящимся к работе и этим идиотским заданиям. Когда Коннор опустился к шее, кусая нежную кожу, Эдит поддалась. Слишком быстро осторожная нежность сменилась на жадность. Она села на его бёдра, мягко толкнула на диван. Голова шла кругом от вседозволенности и жара. Напряжение, которое незаметно росло всё это время, наконец могло выплеснуться, и она прижалась сильнее, чувствуя, как от этого движения внизу сладко потянуло. Есть ли у андроидов мнение о сексе на первом свидании и всей этой бредятине типа «нельзя-давать-сразу»? Что будет, если она разденется перед ним прямо сейчас, пока голова заблокировала стыд и неловкость, и ей управляет лишь возбуждение?.. Руки не хотели ждать ответа — они стянули рабочий пиджак и откинули за диван. Коннор не торопился её раздевать, но и его руки жили отдельной, более свободной, жизнью, и уже гладили её бёдра сквозь джинсы. И он тоже хотел отдышаться. И он тоже не мог оторваться от её кожи, целуя под скулами, в самом чувствительном месте, опаляя дыханием уши. Она дышала так громко, и когда в первый раз сорвалась на тонкий стон, он улыбнулся. Боже, она точно почувствовала, как он улыбнулся! Единственное, что связывало с реальностью, это вернувшиеся призраком воспоминания о ночном сталкере. И, наверное, даже в темноте им не стоило целоваться — тем более лёжа друг на друге — в доме, куда пытался проникнуть сумасшедший. Эдит на мгновение оторвалась и прошептала: — А если… Если нас увидят? — И поняла, как глупо это звучало. Но её тревожность, видимо, не могла отдаться процессу до конца. Хотя тело, да и разум, сдались. И после этой короткой передышки ей хотелось вернуться в объятия, вновь накрыть его губы своими. Коннор разморено улыбнулся и погладил её по плечу, умиляясь знакомым эмоциям. — Сейчас темно, Эдит. И к тому же, я закрыл все шторы. Или это такой предлог, чтобы прекратить? — его голос перешёл на шёпот. — Разве тебе не нравится? В этом низком, флиртующем шёпоте невозможно было узнать идеально приличного Коннора. Он точно знал её лучше, чем она думала. И если уже даже тревога бессильно пожала плечами и растворилась в жаркой темноте, то ей стесняться нечего — и она прижалась к губам Коннора, расстегнув первые пуговицы рубашки. Уж слишком тесно они сжимали его шею. И слишком мало возможностей оставляли. — У тебя… У тебя хорошо получается, — осторожно усмехнулся Коннор. — Что именно? Расстегивать пуговицы? — Эдит улыбнулась в ответ. В последнее время флирт мелькал в их разговорах слишком часто. Теперь, кажется, у них была лишь одна ночь — а точнее, пара часов до рассвета — чтобы позволить себе всё, что хотелось. Эдит знала, что вот-вот она очнётся. Стыд, вечный спутник жизни, вернётся. — Не только. Но и это в том числе, — Коннор вновь коснулся губами её уха, — вообще, это удивительно, как много в тебе скрыто талантов. Я поражён, Мисс Уайтхэд. Она рассмеялась, почувствовав, что щёки краснеют ещё сильнее. Это было противозаконно и уж точно негуманно — говорить подобные вещи, пока одна рука находилась у неё на бедре, а другая гладила шею, дразня перед следующим поцелуем. Она точно не спит? Может, всё-таки отключилась прямо в той пыльной ванной, а от усталости её мозг стал сходить с ума?.. Ну даже если так, то Эдит была не против. — О, а как я поражена, что полицейский андроид умеет целоваться! С лица Коннора не сходила улыбка. Неужели так и происходит девиация? Просто в один момент андроид, как по щелчку пальцев, становится совсем другим — более живым, приобретает мимику, улыбку и человеческую ненасытность? Если так, то чего Эдит боялась всё это время?.. Если это девиация, то она ему к лицу. Мягкая улыбка, поблёскивающие в темноте глаза — всё это придавало и без того приятной внешности особый шарм. Ей захотелось застыть и запомнить это выражение — будто всё хорошо, и они другие. Это другая жизнь. Они могли быть вместе, она могла сидеть сверху, их лица разделял лишь жар дыхания, и она могла смотреть на него без смущения и условностей. Да, он был слишком красив. Не просто «приятен» и «создан, чтобы располагать к себе людей», а сексуален. И когда Эдит поняла, что всё это время запрещала себе думать об этом, ей захотелось поцеловать Коннора ещё крепче. — Вряд ли до сих пор ты интересовалась подробностями робототехники, Эдит, раз тебя удивляет мгновенная способность андроидов к обучению, так что тебе следует знать ещё один факт: у всех андроидов изначально одинаковые части тела. «Киберлайфу» невыгодно было разрабатывать отдельные модели для рутинных целей и, к примеру, секс-индустрии, поэтому все андроиды идут в одинаковой комплектации… — Стоп, что?! — Она округлила глаза. «То есть Элайджа Камски решил учесть анатомию абсолютно у всех моделей?! Блять, и после этого они думали, что всё пойдёт как надо?» В этом факте не было ничего странного, да. Эдит понимала — правда, только в контексте людей — что под одеждой все голые. Но почему-то к андроидам, а тем более полицейским андроидам, это знание не применялось. Хотя, конечно, это было очевидно — делать всех одинаковыми и соблюдать реализм, ничего не удаляя и не изменяя, было проще. Но это ведь жутко! Будто обладало странным подтекстом, который не был ясен до конца… — Извини, я смутил тебя? Наверное, не стоило это озвучивать в такой ситуации… — Ну, было бы страннее, если бы ты озвучил это не в такой ситуации, — Эдит усмехнулась. Их не смущало, что весь этот диалог происходил, пока девушка сидела сверху. Они оба — раскрасневшиеся, взъерошенные и улыбающиеся. Ни следа от принятой в Департаменте субординации. На мгновение Эдит ощутила странную свободу. Будто все те неловкие недоговорённости и скомканные жесты приобрели оправдание и смысл. Хотя ещё предстояло пройти проверку временем — а точнее, сном перед рабочим днём. И самим рабочим днём. От этой мысли сердце испуганно застучало. Эдит боялась столкнуться со своим страхом. И боялась, что это удовольствие, которое тянуло её обратно к его коже и хотело расстегнуть оставшиеся пуговицы, уже завтра будет ощущаться пыткой. Нет, пожалуйста! Она бы всё сейчас отдала, чтобы испытать такое хоть раз — и зайти дальше. Все те чувства, которые её охватили и которые она чувствовала в касаниях Коннора, не могли просто так рассеяться или мучить её… Как минимум потому, что она была уверена, что придёт завтра. Неважно, под каким предлогом — она захочет вернуться. И эта мысль, такая настойчивая, неожиданно смутила её. — Я сбил тебя, да? — Коннор всмотрелся в задумчивый взгляд Эдит, остановившийся на расстегнутых пуговицах. Почувствовал, что она замедлилась, словно сомневаясь. И не зря, потому что Эдит становилось не по себе. Чары темноты, как и её сила, медленно отступали, и девушке захотелось убежать. Что происходит? Почему она позволила этому случиться? Её действительно влекло к Коннору, или это было странное помешательство, типа тех, что происходили под алкоголем и тянули её к любому симпатичному мужчине? Но ведь она абсолютно трезвая. И знала, что сейчас произошло нечто неизбежное. Стыд внутри говорил не её словами — это были слова общества, семьи, Фаулера, да и себя из прошлого, в конце концов. Но эти слова были громче и грубее, чем её желание. И несмотря на то, что она вновь хотела наклониться к Коннору, улыбнуться и услышать почти мурлыкающий флирт, голос разума окатил ледяной водой. — Н-нет, просто… Боже, это неправильно. Я сама не понимаю, что делаю, — Эдит неловко слезла и села на диван. Она не видела, какие эмоции испытывал Коннор, но, судя по непривычной тишине с его стороны, он был так же растерян. — Эдит, — знакомая серьёзность быстро вернулась в голос, — но это же я тебя поцеловал. Она прикусила губу. Он был прав. Но это всё равно ощущалось как что-то неправильное. Неправильное, потому что слишком приятно и долгожданно. Потому что уже давно зрело между ними, ожидая подходящего момента. Неправильно, потому что она не должна была так спокойно показывать роботу то, что не показывала ни одному человеку. И если с его стороны это была девиация, то с её — обычная глупость, наивная, совершенно неуместная. — Извини. Наверное, я ещё не до конца понимаю человеческое поведение, чтобы делать правильный выбор в подобных ситуациях. Эдит опустила голову. Коннор положил руку на её плечо, пытаясь приобнять, и девушка не воспротивилась — прильнула ближе. Желание продолжить целоваться, поднять голову и укусить кожу на шее никуда не ушло. Но она понимала, что так нельзя. Хотя знала, что если она так сделает, никто из них не будет против. Тогда в чём же дело?.. Может, Эдит боялась, что в Департаменте все узнают об этом. Заметят её странные взгляды, улыбочки и задумчивость, которые приходили вместе с влюблённостью. Да, она терпеть не могла, когда парни — обычно это они этим грешили, не Эдит — после совместной ночи искали предлога для повторения, или, что ещё хуже, отношений. И вот, она здесь, на их жалком месте. — Нет, — она слабо улыбнулась, — это был верный выбор. Мне очень понравилось. Слишком, понимаешь? Если кто-то об этом узнает, это будет конец света. — Кто об этом может узнать? — Коннор посмотрел в глаза Эдит, вновь наклонился, нарушая все прежние дистанции, — Я умею хранить секреты, Эдит. И ты тоже, иначе тебя бы не допустили к работе в Департаменте. И тем более, я не выдам тайну, если она связана с чем-то, что мне так дорого. Точнее, с кем-то. Эдит сморгнула влагу в глазах. Мог ли Коннор догадываться, что она и впрямь хранила департаментскую тайну, да так хорошо, что даже он ещё ничего не понял? Или понял, и поэтому шёл во все тяжкие?.. — …Я никому не говорил о проблемах Хэнка, о его суицидальных наклонностях и том масштабе алкогольной зависимости, который был на самом деле. Подозреваю, что всё это не было тайной для остальных сотрудников, но, тем не менее, я не стал усугублять его и без того тяжёлое положение, жалуясь начальнику. Говорят, среди людей ценится такое поведение. Но даже если бы не ценилось, я бы поступил так. И, конечно, я не выдам тебя. Ни словом, ни действием. Двери моего дома всегда открыты для тебя, Эдит, но я прекрасно понимаю, что для остальных это не должно быть очевидно. И она знала, что он прав. Коннор давно хранил их общие тайны — начиная с Интервейл-Стрит и заканчивая тем, что называл её по имени куда чаще, чем «Мисс Уайтхэд». Коннор потянулся к журнальному столику и секунду спустя вложил в ладонь девушки небольшой ключ. — Это ключ от задней двери. Можешь пользоваться им в любое время. Только должен предупредить: когда войдёшь, ты попадёшь в бывшую кладовую. Её дверь никогда не заперта, просто открой — и окажешься в бывшей спальне лейтенанта Андерсона. Эдит осторожно сжала его в ладони, словно принимая ужасно дорогой подарок. — Спасибо, но мне как-то неловко. Вдруг тебя не будет дома или ты будешь чем-то занят? — И чем же я могу быть занят? — Едва заметно улыбнулся Коннор. — Ну да, тоже верно, — Эдит усмехнулась и засунула ключ в карман джинсов, — Спасибо… — Я буду ждать тебя, Эдит. В любое время, что бы тебе ни понадобилось, я постараюсь тебе помочь. Договорились? — А какая моя роль в этой договорённости? — Просто приходи. Даже если сегодняшней ситуации больше не повторится, я всегда буду рад тебя видеть, — он погладил её ладонь, словно приободряя, и медленно встал, — тебе надо поспать, завтра на работу. Спокойной ночи. Коннор неуверенно качнулся вперёд, не решаясь поцеловать на ночь, но Эдит развеяла сомнения и притянула его лицо руками. Последний раз, пообещала она себе, не веря до конца. Это точно будет последний раз.Детройт, штат Мичиган 8 октября 2039 года, 09:57:22
Утром Эдит успела съездить в отель, переодеться и внушить себе, что ночью увидела гиперреалистичный сон, не более. Эта легенда, предназначенная лишь для неё одной, сработала на «ура» — сонный мозг обмануть легче лёгкого. Эта легенда помогла ей прийти на работу вовремя, не создавая ситуацию из ситкомов, где девушка после страстной ночи приходила в рубашке задом наперёд и с гнездом на голове. На её лице не было ни смущённой улыбки, ни затянутого поволокой взгляда — Эдит как Эдит. Никто в Департаменте не увидел признаков того, что при виде Коннора её сердце чуть не пропустило удар. И в его вечно задумчивом, вежливом взгляде никаких изменений тоже не было. Хорошая работа. Особенно хорошая, учитывая, что Эдит чувствовала на себе редкие, странные взгляды. — Доброе утро, Мисс Уайтхэд, — кивнул Коннор, когда она подошла к своему столу. — Доброе утро, Коннор. Дежурные фразы, звучавшие много раз за время их знакомства. Эдит опустила глаза, делая вид, что убирает бардак на своём рабочем столе, хотя на самом деле она хотела найти время, чтобы собраться с мыслями. Легенда о гиперреалистичном сне, конечно, помогла, но вот перед Коннором — как всегда, в рабочем пиджаке, и те проклятые две пуговицы прилично застёгнуты — она начинала меркнуть. Конечно же, это был не сон. И Коннор, хоть и умел сохранять лицо, наверняка обо всём помнил. Всплывали ли у него в голове кадры этой ночи, как вспышки? Хотел ли он найти предлог, чтобы рискнуть и поцеловать её где-нибудь в закоулках Департамента? Тяжело ли ему было?.. Или Эдит просто хотела думать, что она не одна такая? А ещё мысли о Конноре отвлекали о работе. Этом непроходимом, как дикое болото, деле о девиации андроидов. Каждая улика ускользала — самоуничтожившиеся андроиды, зашифрованный дневник, полигон… Кстати, что с полигоном? — Ну, как продвигается наше дело? — Лениво спросила Эдит, вглядываясь в знакомые отчёты. Если честно, она надеялась получить от поддельных отчётов Гэвина что-то стоящее. Да, его перевод в другой отдел был чем-то вроде личной победы, исцелением гордости и всем вот этим вот с вершины пирамиды Маслоу, но при этом — совершенно несвоевременным. Она бы хотела понаблюдать за «падением» Гэвина чуть позже, получить это в качестве бонуса к первому раскрытому делу. Но сейчас она бы хотела променять эти чувства на любую информацию, которая бы дала толчок к разгадке. Эдит знала, что вторую половину вчерашнего дня Коннор провёл на кладбище андроидов. Всё-таки понял, что ни один человек не мог бы опознавать изувеченный пластик с той же скоростью, что и андроид-детектив. Эдит же провела остаток рабочего дня в гуле собственных мыслей, а в пять вечера сразу же ушла домой, не желая проводить ни одной лишней минуты в паноптикуме. Вечером, когда она пришла к Коннору, она не нашла ни минуты, чтобы спросить о результатах его поисков. Да и не особо хотела. — Есть хорошая новость: мне кажется, что у нас появилась зацепка. Я не нашёл Сэма на кладбище андроидов. Сопоставив данные о прибывших на кладбище, я понял, что не хватает только одного. И его модель — та же НК400. Как Вы помните, у Сэма есть отличительные черты — предыдущая хозяйка тушила об него сигареты, значит, на теле должны быть характерные ожоги. Для меня было удивительно, сколько андроидов я увидел со следами систематического насилия, но НК400 среди них не было. К тому же, это одна из первых моделей андроидов для помощи по дому, их покупают всё реже, следовательно, и на полигон завозят не так часто. И те, кого привезли в последний месяц, были в порядке — никаких ожогов. По базе на кладбище должно было быть всего пять НК400, привезённых в сентябре, но на деле их четыре. И ни на одном не было тех увечий, о которых говорили Джонсоны. — Боже, это прозвучит ужасно, но я уже готова молиться, чтобы это оказалось правдой! — Я бы не спешил радоваться, Мисс Уайтхэд. Это значит, что он может быть где угодно, и искать его на улицах Детройта намного сложнее, чем на полигоне с базой данных. — А ты думаешь, что он жив? — Эдит задумчиво подняла глаза к потолку, — Потому что мне кажется более вероятной другая версия… — Какая? — Коннор подпёр голову рукой и внимательно посмотрел на Эдит. И этот знакомый взгляд почти смутил её. Хотя со стороны их диалог выглядел, как прежде, Эдит чувствовала, что это всё — имитация. Внимательный взгляд Коннора уже не был изучающим. Наоборот, он знал её, и ждал, что же она ответит. Едва заметная разница, заключающаяся лишь в том, что теперь она могла распознать теплоту в карих глазах напротив. — Джонсоны похоронили его у себя. Где-нибудь на заднем дворе. Мы же не осматривали всю их территорию, откуда нам знать наверняка, что это не так? Они явно относились к нему более лично, чем следовало бы. Не думаю, что они бы позволили его просто выкинуть на свалку. К тому же, всё то время, пока мы были там, они нервничали — вдруг боялись, что мы осмотрим всё? В комнату они нас пустили, потому что знали — в ней меньше всего улик. Только зашифрованный дневник и барахло. Коннор поднял брови. — Браво, Мисс Уайтхэд. Это действительно хорошая теория, — и улыбнулся одним уголком губ. Вот чёрт. Теперь улыбки Коннора вели её в воспоминания, которым не место во время работы. Которые слишком легко могли вызвать румянец и глупую улыбку в ответ. Она пожала плечами и быстро отвела взгляд. — Даже если я скажу, что ради её подтверждения нам придётся поехать к дому Джонсонов и нелегально проникнуть на их территорию? — Мисс Уайтхэд, я работаю с Вами не первый день. На самом деле, я ожидал, что рано или поздно Вы, со своей тягой к риску и нестандартному ведению дел, предложите нечто подобное. Он действительно слишком хорошо её знал. Но что входило в это знание? Понимал ли, что она осматривала его дом, когда он выгуливал Сумо? Может, заметил следы от подошвы в тот день, когда она пыталась изучить его дом — практически так же, как и хотела сделать это с домом Джонсонов? А если он это всё знал, то мог ли закрыть глаза и списать на ту самую «тягу к риску»? Может, он считал её настолько взбалмошной и непонятной, что не связывал такое поведение с двойной игрой — скорее, с личными странностями?.. И как жаль, что сколько бы она ему ни доверяла, как бы ближе они ни становились, Эдит бы никогда не смогла у него это спросить. Хотя, с другой стороны, это успокаивало. Будто хотя бы ненадолго создавало иллюзию, что последствий её личного задания не существует. — …Но это не значит, что я считаю это хорошей идеей. Или что я не удивлён, как после ситуации с Гэвином Ваша тяга к подобному не утихла. Эдит захотелось закатить глаза. Хоть что-то в её жизни неизменно даже при условии их общих тайн — Коннор оставался Коннором. И хотя его тяга к правилам имела кучу нюансов и исключений, на работе он был стабилен. — И что ты предлагаешь? Если что, я могу съездить одна. — Мисс Уайтхэд, без ордера на обыск мы не имеем права… — Подожди, ордер на обыск нужен лишь в тех случаях, когда предполагается, что мы найдём вещдоки. Могила или тайное захоронение — не то, что можно унести с собой в участок для досмотра, ничего конфисковать мы не собираемся. Тогда в чём проблема? А если мы увидим нечто подозрительное, то потом у нас будут основания для допроса Джонсонов. Что-то мне подсказывает, что их нужно допросить. И в тех условиях, когда их речь и возможные противоречия будут записаны. В такие моменты Эдит будто переносилась в прошлое — туда, где она была одной из лучших студентов Академии. Да, работа в Департаменте поумерила пыл, но когда в голове появлялись выученные наизусть статьи, лазейки в законах и правовая логика, Эдит понимала, что какие-то навыки всё же остались с ней. Но, судя по выражению лица Коннора, это его не впечатлило. — Я не думаю, что нам стоит это делать. Нужно найти другой способ подтвердить эти подозрения — если что-то случится и Джонсоны доложат об этом в полицию, Джеффри Фаулер уже не пойдёт Вам навстречу. Она понимала, что Коннор заботился. Видел же, что Эдит постоянно чего-то не хватает, чтобы рисковать без последствий — и, наверное, был прав. Стоило бы выждать хотя бы немного после вчерашнего. «Хоть Ваша ложь и кажется Вам убедительной, но поверьте, не так просто обмануть детективов, которые всю жизнь работают в Департаменте полиции…» — Коннор, — Эдит встала и посмотрела ему в глаза, слишком пристально и будто жестоко, — я ценю твою заботу. И аналитические способности, в которых не сомневаюсь. Но я чувствую, что иного выхода у нас нет. Прости, но я должна буду туда поехать. Хоть мы и напарники, но это же не значит, что мы всегда должны быть вместе. Но ей хотелось. Так же сильно, как и показать, что она и сама по себе на что-то способна — без андроидовской идеальности, ума и силы. Что она бы могла работать одна, и успешно. С другой стороны, думая о возможности побыть вдвоём, она радовалась, что могла бы почувствовать уже знакомую нежность. Нашла бы повод взять его за руки или улыбнуться мягче положенного. Эта странная, совсем неуместная потребность, душила. Тревожила. Была такой явной, что, казалось, непременно проявится и в Департаменте. И поэтому Эдит рассчитывала, что до этого сможет утолить её где-то вдалеке от коллег. Неужели Коннор не чувствовал того же самого? Не понимал, что даже если этот полулегальный обыск ни к чему не приведёт, то, по крайней мере, у них появится шанс побыть вдвоём снова? Или же он, в отличие от человека, был более совершенен, и в рабочее время абсолютно не нуждался во внимании Эдит? Это обижало. Так глупо, совершенно по-человечески, как обижала невзаимность в школе или Академии. Как обижал Калеб со своей девушкой. Как обижали все те парни, которые не видели в Эдит её личность. Но винить Коннора было бы глупо — в конце концов, он вёл себя правильно. А вот она — нет. И тогда возможность побыть одной — в знакомой ситуации, всё-таки, не первая её слежка на чужой территории — выглядела особенно маняще. Поэтому, не дождавшись ответа андроида, Эдит пошла к выходу. А сердце, с каждым шагом, ныло всё сильнее. Она же могла задеть Коннора внезапной грубостью. И тогда кто более жестоко себя сейчас вёл, помня, что было ночью?..Детройт, штат Мичиган 8 октября 2039 года, 10:44:13
Джонсоны сразу вызвали у Эдит подозрения, а вмести с ними — злость. Анализируя свои чувства постфактум, она понимала, что дело было не только в их упёртом желании обелить потенциального преступника. И даже не в том, что те выбрали приютить робота вместо ребёнка или животного из приюта. Дело было ещё и в их лёгкости — да, поверхностной. Противоречащей суетной и странной агрессии. Но всё-таки, они будто действительно жили в другом мире, где Эдит не было места. Они жили в своём доме, вдвоём. Там царил какой-никакой уют, а вместе эта пара выглядела гармонично, почти одинаково. Эдит было тяжело встречать напоминания о реальности везде, куда бы она ни ходила — кафе, дома подозреваемых, улицы… Всё напоминало ей о том, что она могла сделать другой выбор. И, что самое страшное, быть счастлива. Пока что это ощущение у неё создавалось лишь искусственно. Самое яркое — вчера. Ей действительно на мгновение показалось, что она перенеслась в другую реальность — где Коннор не андроид, а она не работает в Департаменте. И они живут вместе — ключ от задней двери отлично лжесвидетельствовал — и в этом нет ничего плохого. И ничего, что они могли бы скрывать, пряча чувства под деловым общением. Эдит было больно от осознания, что на первом же шаге к их отношениям она знала, что будет в конце. А точнее, чего там не будет. Счастья. Однако сейчас было не время для этих мыслей. Где они — там и тяжесть в груди, комок в горле и слишком влажные глаза. Не с этим набором надо идти на очередную «шпионскую разведку». Видимо, это действительно была судьба Эдит — исследовать чужие дома. Иначе почему её туда так тянуло? Может, Джеффри Фаулер сразу увидел в ней этот талант и раскрыл его? «Очень смешно, Эдит, а теперь иди работай». Такси остановилось на одной из соседних улиц, оттуда Эдит уже видела свою цель: красный дом, обвитый плющом. Задний двор был огорожен, но лишь номинально — простенький невысокий забор из металлической сетки. Если кто-то и захочет залезть к Джонсонам, то сделает это за пару секунд. Подойдя к соседнему дому, Эдит всмотрелась в окна. Ни движений, ни звуков — он точно был пуст, и от удачного совпадения сердце застучало сильнее. «Ну почему каждый раз, когда я оказываюсь права, никого нет рядом?!» Хотя имели ли значения свидетели, если Эдит найдёт прямое подтверждение своей теории — захоронение андроида на заднем дворе? Она была уверена, что Джонсоны, так трогательно говорившие о «добром, как ребёнке, Сэме» не могли отправить его на полигон. Да и закопать на заднем дворе без какого-либо памятника — тоже. Их реакция была главной уликой. Если Сэм и впрямь мёртв — о чём свидетельствовала база полигона — то его могила была бы на их заднем дворе. Ни одно кладбище в Детройте бы не дало согласие на захоронение андроида среди людей, как бы ни бились робоактивисты. И хотя смерть Сэма обозначала, что дело всё-таки зашло в тупик, Эдит очень хотела оказаться права. Этот образ — импровизированный крест и лежащий букет цветов на бугорке земли — она представила так явно, будто видела, и не раз. Она не могла ошибиться. Уже слишком много раз ошибалась. На самом деле, чтобы разглядеть задний двор Джонсонов, ей бы даже не пришлось проникать на территорию. Когда Эдит приблизилась к дому, она поняла, что забор вообще не закрывал обзор. Но радость от этого осознания — она не навлечёт на себя никаких проблем! — перемешалась с грустью. Значит, всё-таки Коннор мог бы пойти с ней. И чего он так воспротивился? Может, у девиантов привязанность работает по-другому, и он не хотел оставаться с ней наедине без повода? А если девиация очеловечивает андроидов, то могла ли она сделать из Коннора мудака, который бы отрицал их связь до последнего?.. Произошедшее точно было ошибкой. Подобные мысли, вперемешку с переживаниями, только подтверждали это. День только начался, а вина уже разгрызала мозг, сбивала с мыслей о деле и мешала. Как и воспоминания, какими бы они ни ощущались — радостными или постыдными. Эдит закусила губу, не решаясь сделать шаг в сторону забора Джонсонов. Она не должна была приходить сегодня к Коннору. И верить его добрым словам, ищущим предлог встретиться с ней ночью — тоже. С чего она вообще взяла, что ему нужно было что-то ещё? Из-за пары милых слов и навыков останавливать паническую атаку? Да и это «приходи», которое он сказал, когда дал ключ… Если она и людям-то не была нужна без возможности полапать тело, то почему надеялась, что с Коннором получится что-то другое?.. — Признаюсь, я удивлён, Мисс Уайтхэд, что Вы ещё не перелезаете через этот забор. Чего же ждёте? Насмешливый голос раздался прямо над ухом, и Эдит вздрогнула. Неужели настолько привязалась, что теперь слышит его голос в голове?! Она отдёрнулась и обернулась. Не показалось. Коннор стоял рядом, чуть наклонившись, и едва сдерживал улыбку. — Что здесь делаешь?! — Проанализировав возможные исходы ситуации, я пришёл к выводу, что тебе может понадобиться помощь, — он посмотрел за спину Эдит, меряя взглядом забор, — хотя, признаюсь, не учёл, что забор у Джонсонов настолько низкий. Задний двор можно осмотреть и без проникновения на частную территорию. Но если хочешь… Эдит цокнула, но мысленно посмеялась. Неужто научился шутить? Это тоже какой-то побочный эффект девиации? По крайней мере, наблюдательности ему не занимать — перелезть забор без надобности было бы в духе Эдит. Но сейчас, конечно, она не собиралась этого делать. — Я очень рада, что ты научился шутить, Коннор, но лучше смотри, не придёт ли сейчас кто-нибудь домой. Он сдвинул брови, и шутливый тон сменился на озадаченный. — Придёт? Вообще-то я только что видел чей-то силуэт в окне. Думал, и ты тоже. — Ещё лучше. Ладно, это не займёт много времени, и мы уйдём так же тихо, как пришли. Эдит вытянула голову и осмотрела задний двор. Мало того, что забор не ограничивал обзор, так и территория была как на ладони — маленькая, под стать дому. И поэтому, не увидев там ни могилы, ни её подобие, Эдит сначала не поверила глазам. Нет. Там не было ничего. И даже места, где потенциально она могла бы быть спрятана. — Странно… Она отошла от забора и посмотрела в окна дома, пытаясь понять, кого же увидел Коннор. — Там ничего нет. А где же тогда андроид? — Эдит снова вгляделась во двор, будто ожидая, что могила материализуется на её глазах. И Коннор, окончательно посерьёзнев, направился к двери дома. — Полагаю, стоит спросить у того, кто сейчас дома.