Лишние люди

Существует огромное количество мнений о том, куда же все-таки попадают души умерших людей. Одни утверждают, что существует целый мир там, за чертой, мало чем отличающийся от обыкновенного, другие — свято верят в строгое разделение грешников и праведников. Но на самом же деле существует лишь пустота, вакуум, ничто. Единственный проблеск света в этом ничего проявляется лишь тогда, когда о человеке вспоминают. Тогда он может ненадолго оказаться в людском мире, навестить родственников и друзей. Однако в тот момент, когда вспоминать о человеке становится не кому, душа остается за чертой навсегда, более не в силах никогда ее переступить. В этом смысле гораздо больше повезло душам людей, внесших какой-то значительный вклад в историю человечества — ученые, исторические деятели, революционеры, правители, актеры, художники… Или, допустим, писатели. Оставившие после себя огромное количество записей и книг, они практически никогда не возвращаются туда, в пустоту, поскольку хоть один человек в мире возьмет да и откроет в какую минуту, скажем, сборник стихотворений или увесистый роман. И никогда они не будут забыты, пока читают их произведения, поскольку читают — значит, помнят. Но знали иль хотя бы предполагали вы хоть раз, что герои этих произведений также имеют души? Никогда не жившие среди людей, порожденные разумом другого человека, они все равно такие же живые души, пусть и неразрывно связанные со своим создателем одной мыслью. И также, как и любой другой человек, имеют абсолютное право прийти туда, где о них на текущий момент говорят…

***

— На сегодняшний урок домашним заданием вам было прочитать «Горе от ума», поэтому сегодня мы посвятим занятие анализу произведения… Молодой человек, доселе подпиравший стену плечом и бесцеремонно зевающий в кулак, от этих слов как-то встрепенулся, можно сказать, подобрался. Отошел от стены, сделал пару шагов вглубь кабинета, поправляя мимоходом весьма и весьма, выражаясь максимально мягко, старомодный костюм, поправил сползшие было на самый кончик носа круглые очки в тонкой оправе и вообще всем своим видом выражал полную готовность слушать. В этом не было ровным счетом никакой необходимости, поскольку его все равно не увидел бы никто из присутствующих даже при возможном горячем желании, но забыть из-за такой досадной мелочи (экая досада) о чувстве собственного достоинства было не в характере этого серьезного молодого человека. Ведь, в конце концов, речь пойдет именно о нем. Александре Андреевиче Чацком. Это было одним из любимых его развлечений в веселом человеческом мире — посещение уроков литературы, скажем, в какой-нибудь общеобразовательной школе какого-нибудь маленького городка на окраине. Уж где-где, а там всегда хватало глубокомысленных изречений от дражайших преподавателей, которые можно смело на анекдоты разбирать. Да, не так, ох не так представлял Александр Андреевич культурное будущее своей страны… Господа литераторы умудрились за эти годы полностью перевернуть с ног на голову первоначальную идею произведения, найти скрытый смысл там, где его нет (игнорируя при этом то, где он есть), и подать возрастающему поколению информацию в столь искаженном виде, что от этого шевелились волосы на голове даже у самых пессимистичных в своих пророчествах относительно будущего писателей. И речь даже не конкретно о «Горе от ума», а вообще обо всей литературе, попавшей в рамки школьной программы. Вот, даже сейчас: немолодая уже преподавательница, ярчайший представитель фамусовского общества, старалась подать Чацкого с максимально негативной стороны, делая упор на вольнодумие, которое, как правило, никого еще не доводило до добра. Александр Андреевич слушал ее с иронией, скрестив руки на груди и глядя даже, кажется, чуть свысока, хотя из них двоих не существовал как раз он. Нет, молодого человека абсолютно не задевали все шпильки в его адрес, он-то их наслушался за сто восемьдесят девять лет более чем достаточно… — К слову, у Фамусова можно найти немало положительных черт характера и благородных поступков… — не согласный ни с единым произнесенным словом Александр Андреевич мысленно пожелал женщине споткнуться, и буквально через десять секунд, преподавательница действительно несколько оступилась, проходя между рядов парт, и даже едва не выронила книгу из рук. … А вот за Грибоедова действительно обидно было. Не для того он писал это произведение, чтобы теперь люди, каких он презирал и высмеивал, давали уроки молодому поколению. Давно уже он перестал слушать занятия, отдавая предпочтение наблюдению за студентами, читающими и перечитывающими его произведения независимо от рамок школьной программы и общественного мнения, заключенного, по обыкновению, в вышеупомянутые шоры. В их понимании произведений и то больше истины, чем во всех школьных учебниках вместе взятых — они хотя бы пытаются. Не сказать, что таких людей становится с каждым годом все меньше и меньше, но и не больше, как бы прискорбно не было этого осознавать. — Чацкий, как и любой другой «лишний» человек… Вынырнув из собственных размышлений, Александр Андреевич поднял глаза, в один миг ставшие похожими на две колючие льдинки. Он вскинул вверх подбородок и прижался спиной к стене, с небывалым, каким-то ядовитым интересом прислушиваясь к дальнейшим словам. Единственная формулировка, которая действительно раздражала молодого человека, задевала самолюбие. То определение, с каким Александр Андреевич мириться не хотел и не собирался. Кто вообще установил эти правила… — Определяющие людей к «лишним» и «правильным»?! Брошенная в крайнем раздражении фраза откуда-то из середины кабинета заставила Чацкого внутренне напрячься — эти слова прозвучали в точности как продолжение его собственной мысли, и было это, по меньшей мере, неожиданно. Он заинтересованно подался вперед, ища глазами того, кто это сказал. И не то чтобы в этой ученице, с вызовом глядящей в глаза преподавательнице в ожидании ответа на свой нехитрый вопрос, было что-то особенное. Можно было бы даже сказать, наоборот — заурядный подросток. Но все же что-то отличалось в ее подсознании от сонных одноклассников, лениво следящих за развитием событий безо всяких мыслей и даже особенного интереса. Вольнодумие. Преподавательница прервала свою вдохновенную речь, заготовленную еще с вечера, недобро взглянула на ученицу и, поколебавшись, ответила: — Не я придумала эти определения, так что не знаю, почему именно так. — Тогда почему постоянно используете их, если не знаете? Потому что так принято, недовольно отметил про себя Чацкий. Наблюдая за этим безумием более ста лет, он тоже так и не смог понять, почему люди безропотно повторяют все, что им не скажут, даже не задумываясь, почему все именно так. Кто-то один, посчитав себя самым умным, сказал, что, к примеру, Печорин или тот же Чацкий, лишний человек и, следовательно, как личность не очень, и все мигом подхватили эту мысль, сосчитав истиной в последней инстанции. Почему этот человек пришел к такому выводу, вникать зачастую никому не хочется. А может быть, вы бы оказались не согласны с ним? Но гораздо проще проглотить это, и оправдать себя тем, что так думают все. — Не все. Поверьте, не все. Но тех, кто пытается дойти до истины, обыкновенно нарекают неудобными, лишними. Мешают разобраться в своем видении произведения, поскольку это вовсе не нужно нынешним преподавателям, загоняют в рамки, не дают сказать… — И слышать ничего не желаю, закрыли тему! Чацкий устало рассмеялся, прикрыв глаза. Ну кто бы сомневался, милая женщина. А на самом деле, только ради таких ситуаций и стоит все еще изредка приходить на эти бессмысленные уроки. Проверить, сколько осталось вольнодумцев: сломали ли, переубедили? Потому что пока они все еще есть, у этого странного человечества есть хоть какой-то призрачный шанс…