Любовь к природе

Он долго не открывал. Я ходила туда-сюда по лестничной площадке, время от времени нервно выдавливая кнопку звонка. Потом возвращалась к окну и там отскребала с подола засохшие тёмно-зелёные комочки ряски, прислушиваясь вполуха к тому, что происходило внутри квартиры. Наконец дверь отворилась медленно, явив миру заспанную Ланкмиллерскую морду. – Ничего себе, – глубокомысленно изрёк он, оценив то ли моё появление, то ли внешний вид и лужи на полу. – Вот, – я с порога, прямо без приветствий, сунула ему под нос жёлтое ведёрко. Там, на дне, бултыхалась маленькая черепашка, ей и года от роду не было ещё. И даже с невнушительной высоты своих прожитых дней она смотрела на Ланкмиллера с презрением. Она на всех смотрела с презрением. Но всё равно как-то умудрилась завоевать место в моём сердце. Из-за сочувствия к ней я даже пожертвовала новыми шлёпанцами – они увязли в трясине, встретив там свою безвременную кончину. – Кто-то выпустил её в пруд около дома, – поспешила объяснить, пока Кэри ещё больше не ошалел от происходящего. – И я поймала её. Сачком. – А… чем пруд её не устроил? – Ланкмиллер, видимо, представил себе процесс, потому что, судя по голосу, искренне веселился и явно сдерживал смех. Черепаха ловиться никак не хотела и с невероятным упорством всё уныривала куда-то. Так что да, картина и правда была эпичная. – Но ведь она же умрёт, она домашняя! – воспротестовала я, взывая к остаткам его человечности. – Я помню, ты рассказывал, что у тебя в детстве была такая. Я подумала… ты знаешь, как о ней заботиться. – Поражаюсь на тебя, Майер, – Кэри покачал головой, как столетний дед, наконец пуская меня в дом и закрывая дверь. – Нормальные девушки котят бездомных с улицы таскают, а ты полезла в пруд за черепахой. Ты с ума меня сведёшь! Я сердечник! – Хочешь сказать, у тебя будет инфаркт жопы от одной маленькой черепашки? – мрачно уточнила я, порываясь забрать ведёрко обратно, но он не дал. – Зачем сразу так радикально? Я рад, что ты доверяешь мне, – на лице у Кэри появилась какая-то нехорошая полу-издевательская усмешка. – Хотя бы жизнь этой черепашки. Ланкмиллер поставил на тумбочку ведёрко и вытащил оттуда бестолковое несчастное существо, разглядывая его на свет. Хотелось попросить его, чтоб был аккуратнее. – Это замечательная хорошая черепашка, и, если с ней что-то случится, я очень расстроюсь. Я испытываю к ней глубокую эмоциональную привязанность. Как и к тебе. – Что? – Что? – Смотрит, как мой батя, – Ланкмиллер поднял на меня взгляд, хитро сверкнув глазами. – Назовём её Вестон? – Я откажусь от родительских прав на неё, если ты назовёшь её Вестон! Хоть вид у неё и правда был какой-то… осуждающий. – Это самец красноухой черепахи. Они агрессивные. – наконец подытожил Ланкмиллер свою тщательную инспекцию, усаживая черепаху на барную стойку. Черепаха, видимо, тоже не хотела называться Вестон, поэтому немедленно выразила ему свой протест. – Ай! – Что такое? – Цапнула меня, – пожаловался Кэри, дуя на укушенный палец. – Мне она уже нравится, – довольно пробурчала я себе под нос, сатанически ухмыляясь. Ланкмиллер, кажется, был принципиально не симпатичен всем черепашкам. И хотела бы я их железную волю в этом вопросе, а то аж не по себе.