*
Первое покушение похоже на нелепую шутку, хотя в жизненной картине Артура стрельба едва ли забавна. Но тогда все случается настолько быстро, глупо и бессмысленно, что слово «покушение» даже не сразу приходит на ум. — Я выйду за сигаретами, — говорит Имс и натягивает парку Артура, потому что на улице холод, а «я же на машине, зачем все это» — ужасно похоже на Имса. Артур улыбается, когда голова Имса целиком скрывается в капюшоне. Он смахивает на какого-нибудь полярника, отважного исследователя севера, хотя в жизни трудно найти человека, настолько далекого от заснеженных просторов, как Имс. — Тебе что-нибудь купить? Нет, Артуру ничего не надо купить, и он думает об этом целых пять секунд, пока Имс выходит и захлопывает за собой дверь, а потом вспоминает, что, действительно, кое-что ему надо. Забрать почту, его просили забрать почту в одиннадцать… — Имс! — орет он, мгновенно разрываясь между «он уже оделся» и «ладно, сам сбегаю», — Имс! Он выскакивает из-за стола, едва не опрокинув кружку, огибает стулья, зачем-то передвинутые Имсом на середину офиса, дергает ручку двери и скатывается по лестнице, ежась от холода. Нижняя дверь хлопает прямо перед его носом. — Имс! — возмущается Артур. Он оказывается на крыльце в тот самый момент, когда звучит первый выстрел. Громкий хлопок, похоже на петарду или забитый глушитель автомобиля, но Артур не спутает этот звук ни с чем мирным и безопасным. Он даже не соображает — просто сталкивает Имса с крыльца под защиту мусорного бака, пока выстрелы грохочут — бах, бах! — но третий он слышит уже из-за того же бака, куда его утягивает Имс. Артур не чувствует холода. — Какого хрена? — говорит Имс ровно, хотя сдержанность напускная, Артур знает. Это спокойная работа, безопасная, почти законная, у Имса даже оружия с собой нет. Зато у Артура оно есть, само собой, и он как раз достает пистолет из кобуры, лихорадочно соображая, где он облажался и как такое вообще могло произойти. В наступившей тишине он наконец-то начинает мерзнуть. — Артур, нет! — Я должен поймать… — стреляли из пистолета, а не из винтовки, значит, нападающий совсем рядом, и у Артура есть шанс. — Нет! — шипит Имс, вцепившись в руку Артуру мертвой хваткой. В конце концов, это голос разума: Артур замерзает, убийца наверняка успел скрыться, а оставлять Имса безоружным нельзя. Они осторожно возвращаются в офис и запирают дверь. — Может, это просто уличная перестрелка, — Имс сосредоточенно просовывает палец в дырку в рукаве парки. Он не ранен, пострадала только куртка Артура и его нервы, и устами Имса говорит логика — для покушения все это чертовски глупо и непрофессионально, — но у Артура предчувствие. Он запоздало начинает дрожать. — Надеюсь, это не ты все устроил, чтобы намекнуть, что мне пора бросать курить… Дорогой, ты как? — Все в порядке, — пытается выдавить Артур. Он никак не может понять, где ошибся, трудно мыслить хладнокровно, когда в Имса только что стреляли. — Я звоню остальным и сваливаем. Никто не знает, что они тут, никто не следил за ними, они никому не переходили дорогу — и все же что-то Артур упустил. Это сводит его с ума. У него есть план эвакуации, естественно, есть, и, пока Имс собирает часть бумаг в ровную стопку, а другую часть сжигает в корзинке, Артур сдирает кусок обоев в углу. Под ним скрывается небольшая дверь. Все это занимает четыре минуты. В переднюю дверь барабанят. — Артур! — голос принадлежит Дому, и Артур солгал бы, если бы сказал, что не чувствует облегчения. Даже если голос слегка паникующий. — Отпирай, это я. Имс открывает дверь. — Козлятушки, ребятушки, — бормочет он едва слышно — возможно, это всего лишь отголосок его мыслей. — Боже, Артур, ты цел?! — Дом преодолевает расстояние между ними в одну секунду, его пальцы бережно ощупывают Артура в поисках возможных смертельных ран. — Я слышал стрельбу! — Ты слышал стрельбу? — подозрительно спрашивает Имс. Он знает о чувствах Дома и терпит их, но это не значит, что он в восторге. Имс не просто так настаивает на переезде. — Это было десять минут назад. Дом пожимает плечами. — А где Мол? — Артур-то уж точно не в настроении для ссоры. Он слегка отступает, отстраняется и делает вид, что не замечает ответного разочарования. — Почему она не с тобой? — Ей надо было кое-куда заехать, — градус паники в голосе Дома повышается, и он начинает терзать мобильный телефон, — алло, милая? Где ты?! Дом любит Мол, и Артур легонько бьет Имса по затылку, проходя мимо. — Думаешь, это случайность? — шепчет Артур ночью, замотавшись в одеяло по самую макушку. Им пришлось поменять гостиницу, и в новой не слишком комфортно. Он не нашел ничего, ни единого намека, что их выследил кто-то из «доброжелателей» или что с делом что-то не так. Только они четверо знали об офисе, и Артур сильно сомневается, что Мол или Дом разболтали адрес посторонним. Артур почти в отчаянии. Если бы он нашел хоть что-то, с этим можно было бы работать. — Ты слишком переживаешь, — пальцы Имса поглаживают его запястье, ласково и осторожно — слова покраснели и слишком чувствительны, особенно «Безопасность». — Арти, тебе надо отдохнуть. Он целует Артура в щеку, нос холодный. Артур тут же двигается, запуская Имса в свое нагретое гнездо из одеял. Он так сильно любит Имса, что иногда ему больно дышать. — Да, — шепчет он, — да.*
— Бедный котенок, — Мол стоит спиной к Артуру, ее слова еле слышны. Она никогда не называет Артура котенком, ничего настолько фамильярного — но сейчас в его голове так много мыслей, он мог и ослышаться. Ему кажется, половина мыслей не его, чувство такое знакомое, что Артур зажимает уши руками. Мол оборачивается, что-то говорит, слова в голове не совпадают с движением губ. — …Дом сходит с ума. — Дом переживет, — Артур проводит пальцем по обложке телефонного справочника. Сбоку от названия рукой Имса накарябано несколько цифр. До восьми осталось десять минут. — Артур… — Мол подходит и садится рядом, в глазах искренняя боль, брови тревожно сведены. Пальцы отдают прохладой, когда она легко проводит по волосам Артура и берет его за руку. — Что нам сделать, Артур? Чем тебе помочь? Хочешь пожить у нас? Или мы можем пожить у тебя. Или… — Спасибо, нет. Как будто Артур уедет из дома, где жил с Имсом, или пустит кого-то в их личное пространство. Он не в состоянии убрать даже грязную чашку, даже расправить наволочку на подушке Имса. Несмолкающие голоса в голове звучат совсем как Имс, а рассыпающийся и танцующий вокруг мир поддерживает иллюзию. Артур почти перестает верить тотемам. Если отрезать пару пальцев, убедить себя в том, что он спит, будет совсем не сложно. — Вы собирались переезжать? — Мол не отпускает его руки, Артур замечает и вздрагивает от внезапного отвращения. Он не хочет, чтобы к нему прикасались. Он отодвигается, пальцы Мол задевают татуировку — боль на мгновение ослепляет. Артуру хочется взять нож и срезать этот изуродованный след Имса с себя, хочется отрезать руку совсем. Но он боится, что тогда голос в голове замолчит. — Дом сказал тебе? — выдыхает Артур. Мол кивает. Теперь она смотрит в пол. — Мы боимся за тебя, — признается она тихо. — Боимся, что ты… что ты сделаешь глупость, Артур. Мы очень тебя любим, — она поднимает взгляд, на ресницах дрожат слезы. — И у тебя бессмысленно отбирать ножи и пистолеты, верно? Артур думает, каково это, быть запасной любовью, вторым вариантом, который выбрали из-за невзаимности. Хуже этого только оказаться запасным вариантом, который не выбрали. Мысль слишком сложная для Артура. Он пододвигает справочник и открывает на нужной странице, закладкой служит одна из фальшивых визиток Имса — Артур их коллекционирует. Коллекционировал. — Я не знаю, — беззвучно произносит Мол, и Артуру снова мнится, что это всего лишь голоса в голове, что настоящая Мол молчит, — не знаю, как я бы это пережила… Я не смогла бы. Не понимаю, как ты держишься. В ее словах странная страсть, неясный Артуру контекст, впрочем, в этой искаженной реальности все слова значат совсем не то, что должны. Намеки Мол, ее горечь — все это не ранит Артура, ведь он и так одна сплошная рана, и ему приходится напоминать себе делать каждый новый вздох. — Здравствуйте, — говорит он в трубку, — я звонил вам вчера по поводу тела… Мол сидит рядом все время, что Артур обзванивает морги, делает чай, когда Артур принимается за больницы — раз он пролежал два дня в коме, то и Имс мог, и почему такое бывает только в сериалах? Полиция утверждает, что тело затащило в очистные коллекторы, Артур знает, что они правы, но «пропал без вести» — очередной набор бессмысленных звуков, которых теперь так много в его жизни. — Тебе надо отдохнуть, — говорит Мол, когда со звонками покончено. — Поспать хоть немного. Я принесла кое-что, что поможет. — Она вытаскивает из кармана пузырек, приносит с кухни стакан с водой. Артур терпеливо кивает: он не собирается пить снотворное, но спорить нет сил. Он хотел бы, чтобы Мол ушла — и в то же время не хочет отпускать ее. — Не пей больше двух таблеток, ладно? Пузырек полон. — Значит, Дом сказал тебе, что я уезжаю. Мол вздрагивает, когда кусочки загадки перемещаются в голове у Артура, притираясь друг к другу. — О да, — ее голос, секунду назад нежный, наполняется темной глубиной, оттенком почти что злобы, — он хотел уехать с тобой. Собирался. — Я его не звал. Гнев Мол тухнет так же быстро, как загорелся. — Дом любит тебя, — шепчет она. Да, не отвечает Артур, да, Дом любит меня, я знаю. — Со мной все будет в порядке, — отвечает он вместо этого, улыбается и обводит пальцем крышку флакона. Ложь — это все, что ему осталось. — Тебе пора домой. На прощанье Мол целует его в висок. — Выпей лекарство, — напоминает она. Артур приносит стакан и таблетки в спальню, ставит их на тумбочку возле кровати. Достает из-под кровати ПЭСИВ — металлическая крышка прибора успокаивает, но Артур не собирается его использовать. Там, внизу, его не ждет утешения. Он ложится и прижимает пальцы к глазам. Веки сухие. Артур не понимает, почему он не может заплакать. Возможно, потому, что тогда боль станет чуть тише, Артур сможет ее осознать — и эта волна просто сметет его с лица земли. Как он может, пока Имс не отомщен и не похоронен? — Не делай глупостей, — шелестит голос в голове, один из оглушающего хора шепотов, и криков, и плача, — пожалуйста… не делай… глупостей. Артур смеется, но даже когда глаза начинают болеть, они остаются сухими.*
— Имс, у тебя есть сомнацин? — Артур вытягивает ногу и несильно толкает Имса в бедро. Красный вязаный носок кажется на фоне серых джинсов еще ярче. Имс делает вид, что продолжает читать, но на губах появляется улыбка. — Имс, у тебя есть сомнацин? Имс, у тебя… — Господи, Артур! — Имс смеется. — Я прямо как дилер. Да, детка, у меня есть сомнацин, — сладострастно произносит он, — если ты готов заплатить подходящую цену. Его щеки слегка розовеют, а глаза блестят озорством — и откровенным приглашением. Артур поспешно отдергивает ногу. — Ну, я не знаю, — с притворным сомнением тянет он и перелистывает блокнот, — я думал поработать… Проверить пару макетов для Мол, она просила сегодня, — он старается не улыбаться. — Провести вечер с пользой. — А тебе точно нечем больше занять вечер? — Имс изображает разочарование и даже прижимает руки к груди, но надутые губы то и дело растягиваются в ухмылке. — Ты сам забыл купить, значит, я могу ставить свои условия. Нет? — он шевелит бровями. Он так очарователен, что Артур готов забить на работу до следующей пятницы. — Может, я не забыл, — он встает на сидении кресла, перешагивает на диван и усаживается Имсу на колени, отпихивая книжку подальше, — может, я решил положиться на тебя? Может, мне нравится, когда ты решаешь проблемы. Теперь Имс краснеет по-настоящему, дыхание прерывается, а легкомысленный блеск в глазах сменяется вожделением. Имсу нравится, когда Артуру нравится, как Имс решает проблемы. — Тебе трудно отказать, — начинает Имс и прерывается, когда Артур целует его в шею, прямо в татуировку, оставляя темный засос на слове «Огонь», — и еще как. Артур выпрямляется. — Я сказал Дому, — говорит он. — Еще в Атланте. Имс несколько мгновений хмурится, словно не понимая, — а потом хмурится еще сильнее. Его пальцы машинально находят татуировку, прижимаются к черной надписи жестом наполовину раздраженным, наполовину защитным. У Имса много татуировок, но эта сразу выделяется — и расположена на видном месте. — Ты не должен ничего ему объяснять, — недовольно говорит он. — Дом взрослый мужчина, он женат, он не развалится на куски, если ты переедешь в другой город. — В другую страну, — поправляет Артур, — на другой континент. И ты не прав, я должен объяснить ему, потому что мы друзья и потому что мы работаем вместе. — Он захочет поехать с тобой! Артур, я не ревную, честно, не ревную, но сколько раз такое уже было… — Имс сжимает губы, он так очевидно расстроен, что Артур жалеет, что начал этот разговор. Имс, конечно, ревнует. — Не в этот раз, — твердо отвечает Артур. Он говорит чистую правду и хочет, чтобы Имс это видел. Осторожно отведя пальцы Имса, он снова целует татуировку, на этот раз гораздо нежнее, кается губами «Одержимости». Он искренне любит Дома — как друга, лучшего друга. Но все, что между ними было и могло быть в будущем, умерло в тот миг, как Артур увидел Имса. Имс его все. — Мы будем только вдвоем. Как ты смеешь во мне сомневаться? У Дома есть Мол, они любят друг друга, пора Дому отпустить прежние планы и привязанности. А Имсу пора перестать воображать невозможное после шести лет вместе. Секс ничуть не хуже после шести лет. Они занимаются любовью на диване, Имс ласков и немного тороплив, а потом еще раз — на кровати, и долго целуются, потому что Имс любит поцелуи, а Артур любит Имса. Выровняв дыхание, Артур начинает думать про макеты. Он сердито стонет. Нет, ему не уснуть, пока он не сделает обещанное. Дом разозлится, а Мол будет старательно делать обиженное лицо и молчать, потому что «конечно, она все понимает, любовь важнее любых обещаний»… — Имс, дай сомнацин, — не выдерживает он. Имс тяжело, протяжно вздыхает. — В самом деле, надо было заключать пари с самим собой. Моя оптимистичная половина утверждала, что это произойдет через семь минут, а пессимистичная — что через две. Артур, ох, Артур. — Ну все-таки победила оптимистичная? — неуверенно вставляет Артур. — Я только взгляну на эти чертовы макеты, десять минут, Имс. Зато потом, — самым своим соблазнительным тоном добавляет он, — могу помочь твоей пессимистичной половине с выплатой долга. Имс беззвучно смеется, поднимаясь с постели и появляясь минуту спустя с картонной коробочкой и ПЭСИВом. В коробочке две ампулы, Артур узнает отметку Джалика на стекле — Имс всегда покупает самые лучшие препараты. Это последнее, что Артур помнит. Он открывает глаза и чувствует ужасную боль, но не может понять, что болит. Кто он и где находится. Что происходит. Он видит лицо Имса, голубовато-бледное, как вареное яйцо, и лицо еще одного человека, которого он знает, но не знает, но… Человек светит ему в глаза фонариком — прямо в мозг, и это не делает мысли ни на йоту яснее. Имс что-то говорит — или, скорее, кричит. — Артур… — слышит Артур. — Ты… В палате отвратительно, но у Артура нет сил думать об этом. — Я убью Джалика, — голос у Имса ровный и сдержанный, но — судя по лицу — он месяц не спал. Артур не знает, сколько он тут. — Просто убью. Да к черту Джалика. — Твой сомнацин… — говорить не так уж просто, когда тебя отравили. Еще сложнее, когда отравить собирались твое все. — Имс, тебя пытаются убить. Имс странно смотрит на него. Сколько, думает Артур, сколько еще покушений им предстоит? Оказывается, только одно.*
— Я позвоню вам завтра, — любезно прощается Артур. Он понятия не имеет, откуда в нем столько вежливости. Должно быть, это какая-то автоматическая программа. — До свидания. — Артур, — Дом звучит очень терпеливо, очень, и лицо его похоже на киношного падре, день и ночь отмаливающего грехи прихожан. И даже готовящего им кофе в свободное от молитв время. Сегодня они сидят на кухне, и Дом старается быть полезным. — Я понимаю, что ты чувствуешь… но пора назначить день похорон. Это не может продолжаться… Артур перестает слушать. Бережно закрыв справочник — он все еще не нашел другую закладку, да и не искал, — он тянется и достает из подставки нож. Упирает кончик в стол и раскручивает, как волчок, придерживая рукоятку пальцами. Блики на лезвии завораживают. Ему нужен новый тотем — тот, который будет говорить то, что Артура устраивает. Не то чтобы этот новый замечательный тотем потребуется надолго. — Артур! — голос Дома повышается на октаву, а глаза смотрят на нож, а не на Артура. Артур подумывает приставить лезвие к нему и посмотреть, что будет. — Перестань это делать, перестань. — Кажется, он не о ноже. — Прекрати себя истязать, нужно назначить похороны и… — Нет, — Артур одним движением втыкает нож в подставку и поднимается. — Что?.. — Нет, ты не понимаешь, что я чувствую, и нет, я не собираюсь хоронить Имса. — Имс мертв! — срывается Дом. — Артур, Имс погиб, а ты сходишь с ума! Ты очень болен, ты понимаешь это? У тебя сотрясение мозга, ты едва не утонул, и это еще не считая сомнацина! Зачем Имс вообще забрал тебя из больницы в понедельник, зачем ты поехал с ним — ты сказал мне, что не поедешь, ты сказал мне! — он обхватывает голову руками и, похоже, вот-вот разрыдается. — Господи, я не могу тебя потерять. Я… я просто не могу. Это просто смешно, что он хочет от Артура сочувствия. — Нет, ты не можешь меня потерять, — соглашается Артур, — потому что я тебе не принадлежу. Ты сказал, кто-то позвонил в службу спасения? Дом падает на стул, опускает голову на стол и стонет. — Так сказала полиция — что свидетель позвонил, кто-то, кто услышал взрыв и нашел тебя, но он не назвался… Господи боже, что я несу — прости меня. Артур, прости меня… Я просто не могу поверить, что все это происходит. Аноним позвонил в службу спасения, чтобы спасти Артура. Сразу после взрыва. Артур снова тянется за ножом. — Я сказал тебе, что не поеду… — …еще и Мол сходит с ума. Ей кажется, что за нами следят! Безумие какое-то. Артур проводит кончиком ножа по коже под татуировкой, пересекая «Равновесие» — оно все равно практически утратило форму. Боль совершенно не чувствуется, тонкая полоска крови вызывает, скорее, облегчение. — Сказал, что не поеду, — шепчет он заворожено. — Артур! — Дом почти орет, истерические ноты в его голосе выводят Артура из транса. Целую секунду Артур верит: один хороший удар разрешит его сомнения, просто уничтожит их источник. — Что ты творишь? Что ты?.. Он срывается с места, несомненно, за полотенцем или пластырем или прочей чушью, но Артур не собирается ждать. — Мне нужно по делам, — произносит он. И не обращает внимания на попытки его остановить. Находиться в одной комнате с Домом — слишком большое искушение. Артур ждет, пока Дом выйдет на крыльцо, тщательно запирает дверь и включает сигнализацию. Он надеется, Имс не убил Джалика. Артур возвращается почти ночью, в доме тепло и уютно, и это так странно, что Артуру хочется открыть окно пошире или что-нибудь разбить, чтобы уничтожить неуместное чувство комфорта. Он проверяет все тотемы один за другим, достает и убирает ПЭСИВ, кладет на место оставленный днем нож. Наконец-то относит в раковину грязную чашку Имса. Он пока не готов ее помыть. Может, и не будет готов. Дышать трудно. Артур ложится на кровать в спальне, прямо в одежде, поднимает руки, рассматривая пальцы на просвет. Он мертвец, хотя его кожа все еще теплая и розовая, — что-то внутри сломалось, умерло и уже начало гнить. Как тело Имса где-то в коллекторе глубоко под землей, в холодной грязной воде, сгинувшее навеки без похорон и оплакивания. Артур не хочет видеть факты, но факты безжалостно видят его, факты не оставляют ему выбора, кроме правды — и он не верит, не верит, не верит, что некто настолько близкий мог совершить такое с ним. Только они вчетвером знали про офис в Атланте. Джалик продавал качественный товар, всегда, и только на работе Имс мог оставить сомнацин до того, как принес его домой. Артур забрал ящик с инструментами — чертов ящик с чертовыми инструментами, потому что это именно он взорвался, а вовсе не двигатель! — у Дома. После того, как сказал ему, что не поедет с Имсом. Невозможно верить в это — и невозможно не верить. Артур думает, насколько ужасна была смерть Имса. Артур ненавидит себя. Установку камер для текущей работы придумал он. Поставить их в месте, доступном только с воды, тоже его идея. Шум моторной лодки должны были заглушить коллекторы неподалеку, с грохотом всасывающие воду. Пустячное дело, на полчаса. Имс не хотел его брать — конечно, не хотел, он считал, что Артуру еще рано выписываться и уж тем более работать. Дом, старательно не поднимающий тему переезда и от того необычно молчаливый, тоже так считал. Но в сон спускаться было все еще опасно, Артур зверел от скуки и запретов, Артур хотел работать… Артур согласился бы не работать больше никогда, лишь бы вернуть тот день, он собрал бы чемодан и уехал вместе с Имсом в Австралию, не оставив контактного телефона. Но тогда он всего лишь взял у Кобба ящик с инструментами, пообещав остаться дома, потом поспорил с Имсом, потом забрался в лодку и завел мотор. Артур не помнит, почему ящик упал. Зато отлично помнит, что мир взорвался сразу после этого. Он протягивает руку и шарит по тумбочке возле кровати, потому что желание что-нибудь разбить ненадолго заслоняет все другие мысли, а там стоял пузырек со снотворным, оставленный Мол. Пузырька нет. Артур растерянно оборачивается: тумбочка пуста, ни пузырька, ни стакана с водой. Чувство тревоги, почти отмершее, все же дает о себе знать и поднимает волосы на затылке. Все вокруг такое же, как он оставил днем, но Артур знает — в его спальне кто-то был. Кто-то приходил, пока его не было. Как он мог пробыть дома час и не заметить? Это странно и дико, Артур всегда был наблюдательным — но мысль приходит и уходит. Какая разница, кто тут был и зачем? Какая теперь разница? Пистолета в тумбочке тоже больше нет, но у Артура есть запасной, несколько запасных, на самом деле, и два тайника по-прежнему не пустуют. Артур проверяет патроны, все на месте. Ему кажется, он сюда больше не вернется. Ведь он знает, кто убил Имса.*
— Артур? — Дом открывает дверь, лицо бледное от усталости, и Артур подавляет секундный порыв пустить ему пулю прямо в лоб. Он не пускает — не потому что убивать плохо или он боится попасть в тюрьму, стреляя на улице при возможных свидетелях, нет. Он хочет, чтобы Дом страдал. — Я зайду, — говорит он. Это не вопрос, и Артур не дожидается приглашения, отодвигая Дома плечом и заходя внутрь. В гостиной светло, Мол в очаровательном домашнем платье расставляет фишки для Монополии, картинка мирной семейной жизни ранит Артура тысячей разных способов. Мол поворачивает голову к нему, ее глаза округляются, а губы приоткрываются в удивлении. — Артур?! — Дом тоже появляется в поле зрения. Футболку с Ханом Соло ему подарил Артур, и мысль внезапно шокирует, потрясает до самых основ, когда Артур и не думал, что его что-то еще может потрясти. Он любил Дома больше, чем любил бы брата. — Что случилось, Артур? Господи, это тело? — голос Дома опускается почти до шепота. — Они нашли тело? Артур… зачем тебе оружие?.. — вдруг замечает он. Сама наблюдательность. Артур не поднимает пистолет, не кладет палец на спусковой крючок: он стреляет лучше Дома и гораздо, гораздо лучше Мол, они ничего не успеют сделать. — Чтобы убить тебя, Доминик. Нет, нет, Мол, — он качает головой, когда Мол вскакивает на ноги, — не надо делать резких движений. Он совсем не чувствует себя сумасшедшим. Напротив, в голове ясно, как никогда. Возможно, близость смерти делает оставшиеся минуты жизни такими контрастными. — Артур, — выдыхает Дом, как будто забыл все остальные слова. Он похож на фигуру из Помпей, застывший, остолбеневший, словно вдруг придавленный тоннами раскаленного пепла. — Артур, о чем ты говоришь? Ты не в себе, Артур, боже, ты сошел с ума… — Ну конечно я сошел с ума, Дом, — терпеливо объясняет Артур, — ведь ты убил моего мужа. Дом сереет и прижимает руки к груди защитным жестом, открывает рот и закрывает, не находя слов, пока Артур ждет — ждет, сам не зная чего. Кровь стекает с татуировки вниз, на пальцы, капельки противно щекочут кожу, рукоять пистолета медленно становится скользкой. Это не помешает Артуру стрелять, но дискомфорт раздражает: стоило взять пистолет в левую руку. — Артур, одумайся, ты не должен этого делать, ты не понимаешь, что творишь, — у Мол, наоборот, слишком много слов, и они обгоняют друг друга, голос неприятно высокий. Артур точно знает, что она сейчас чувствует. — Дом никого не убивал, как ты мог придумать такое… Воздух кончается в ее легких, и на несколько мгновений наступает тишина. Голоса в голове у Артура тоже замолкают, это одиночество пугает его сильнее, чем следует, и он делает несколько шагов к Дому. — Так трудно было поверить в очевидное, — выдыхает он, глядя в глаза своему лучшему другу, — так трудно представить, что ты способен сделать это со мной. Я не хотел видеть доказательства, а теперь Имса нет. Будь ты проклят, — в собственном голосе Артур не слышит ни жара, ни ненависти. Он как говорящий мертвец. — Это переезд, да? Все дело в переезде? Дом издает невнятный звук, не похожий на слова, пальцы сжимают рубашку на груди, и целую секунду Артуру кажется, что у него сердечный приступ. Но потом Дом все же выдавливает: — Я никогда бы не убил Имса. Никогда. — Там, в Атланте — ты не опаздываешь на работу, Дом, и Имс всегда выходит за сигаретами в одно и то же время, — Артур говорит тихо, но они оба смотрят на него, как завороженные. — И только тебе он говорил, что купил сомнацин, и ты знал, что он в его сумке — пока Имс ходил за сигаретами, какая ирония, — Артур усмехается. Ему кажется, у него трескается лицо. — И я сказал тебе, что не поеду, — его голос падет до шепота, — не сяду в лодку с чертовой бомбой, которую ты мне дал. — Что? — ахает Мол. — Он не собирался… Она осекается, но Артур уже переводит на нее взгляд. — Знаешь, что я сделаю, Дом? — спрашивает он спокойно. — Я не буду тебя убивать. Лучше, — он поднимает пистолет, — я убью ее. А потом я убью себя. Уверен, ты сможешь доказать полиции, что я сошел с ума от горя и совершил бессмысленное преступление, — зрачки Мол расширяются, но рука Артура остается твердой, хотя пальцы липкие от крови. — Но ты-то будешь знать, почему я это сделал. — Нет, — Дом дергается вперед, резко замирает и только сжимает руки в кулаки, — нет, Артур. Я не переживу, ты же знаешь, я не переживу! Я люблю ее, ты знаешь, как я ее люблю — и тебя… — В этом весь смысл, — кивает Артур. — Прости меня, Мол. — Нет! — Дом вытягивает руки, словно надеется отнять у Артура оружие. — Я не смогу без нее, не смогу! Послушай, Артур — послушай, только не Мол, только не она… Я люблю тебя, я бы пальцем не тронул Имса, клянусь… — Тогда почему же он мертв? — шипит Артур. Голоса возвращаются, они гудят на задворках разума: обрывки своих и чужих мыслей, бессвязные слова и предложения, голые эмоции — паника, боль, страх. — Потому что это не меня хотели убить. Безумие взрывается в голове Артура, как огромный цветок. Его пальцы разжимаются, и пистолет падает на пол, — потому что он чувствует присутствие за спиной и не чувствует угрозы, слишком поздно понимая, что это может значить. Что могут значить распахнутые глаза Дома и шок на его лице, и ужас на лице Мол — и его собственный ужас. Артур опускает взгляд, поворачивает руки ладонями к себе, растопыривая пальцы, но он больше не уверен, что умеет считать до пяти. Он в коме. Он не вышел из комы. — Это ты был жертвой, Артур — с самого начала, — голос из его мыслей звучит громко и ясно, словно во плоти, и в мыслях он никогда не дрожал, как сейчас, и прикосновение к спине тоже совсем как настоящее. — Артур… Артур чувствует, какие ледяные у него руки, губы, даже дыхание замерзает в легких и холодит грудь изнутри — как будто он в воде в середине декабря, вот-вот окоченеет и пойдет на дно. Он был жертвой… в этом нет никакого смысла, если он был жертвой, то почему погиб Имс? И почему, если Имс погиб, его пальцы прикасаются к затылку Артура, к его шее, горячие, как огонь — и Артур вдруг чувствует, как слезы текут по его щекам, неожиданные и странные, точно это предсмертное видение оказалось последним ударом, раздавившим остатки его самоконтроля и воли. Такое жуткое чувство. — Пожалуйста, прости меня, — повторяет голос изнутри головы и снаружи, и Артуру хочется сесть на пол и закрыть голову руками, но он не может шевельнуться, он не может даже закрыть глаза, — прости, пожалуйста, прости… — Имс? — хрипит Дом. Мол резко смеется — этот смех полон горечи. — Почему ты не мог просто выпить таблетки? Просто выпить чертовы таблетки? Все встает на свои места, резко и четко, но стеклянная статуя, в которую превратился Артур, все равно не в состоянии ответить Мол. — Что ты?.. — руки Дома трясутся. — Имс, как ты?.. Зачем кому-то убивать Артура? Боже, ты же не думаешь, что я?.. — Не будь идиотом, — голос огибает Артура, но тот не решается поднять взгляда, сделать вдоха, повернуть голову. — Конечно же, это не ты — ты и в Африку готов был ехать за Артуром, спорим, ты бы развелся с ней, чтобы его утешить? Дом резко выдыхает. — Я не понимаю, зачем этот фарс, зачем ты все это устроил, — он словно берет себя в руки, — и я не понимаю, на что ты намекаешь. О, все он понимает. — Все ты понимаешь, — соглашается голос с безжалостностью гробовщика, — прекрасно понимаешь, кто просил Артура забрать почту — там, в Атланте, когда я надел его куртку. Кто просил Артура обязательно проверить макеты и подменил сомнацин, потому что я сказал — сказал вам обоим, Дом, — что у Артура кончился запас и он возьмет у меня. И кто думал, что Артур будет в той лодке, когда и ты, и я считали, что его удастся уговорить не ехать. Все еще не понимаешь, Дом, а? — Она бы не… — Дом откашливается, и тону недостает уверенности, но он все равно пытается, — Мол не сделала бы этого. Безумие, Имс, ты свихнулся и свел с ума Артура, разве ты не видишь, как все это ненормально? Мол любит Артура, она… Мир Артура на мгновение отключается, словно прерывается работа системы, но он не успевает потерять равновесие — свет и звук включаются, оставив его слегка дезориентированным. — Я ненавижу его, — говорит Мол. — Я ненавижу его! — Нет, это неправда, — Дом сжимает ладони. — Нет. — Я принесла ему отраву вчера, — Мол опять смеется, на этот раз с отчаянием. — Надеялась, он убьет себя. Надеялась, его наконец-то не станет! Мир снова прерывается, Артура выкидывает в темноту и возвращает в комнату за доли секунды, но картинка плывет по краям, а звуки искажаются. Это все утопление, никто не может утонуть — и выйти сухим из воды. Имсу шутка показалась бы смешной. — Нет, не говори так… — задыхается Дом. Артур собирался его убить. Разве не странно? — Ты собирался опять бежать за ним! Опять! Как собака на поводке — ну конечно, тебя все устраивало. А как же я? Как насчет того, что это не устраивало меня? Вот только ты не собирался ничего менять, Дом, а он — он тебе позволял! Я не могла больше это терпеть, — ее голос срывается на крик, — я не могла больше терпеть! Он теперь стоит перед Артуром — Артур поднимает руку и прикасается к его предплечью, пятная одежду кровью. Этого свитера он никогда не видел, но мышцы под тканью настоящие. — Я не верю, — твердит Дом. На этот раз черная пауза длиннее, она оставляет Артура растерянным, потерявшим пол и потолок, с назойливым звоном в ушах. Артур задирает руки, прижимает к ушам ладони, даже микроскопическое движение заставляет его пошатнуться — и он оборачивается, Имс оборачивается… Мол за его спиной наклоняется и поднимает пистолет. Артур не пытается ничего сделать. На самом деле, он даже не пугается — он пришел сюда с мыслью о смерти, а мир вокруг настолько иррационален, что не может быть ничем, кроме ночного кошмара или бреда поврежденного мозга. Артур не боится ни за себя — ему конец, — ни за Имса — Имс мертв, — он просто пережидает очередной приступ головокружения. — Мол! — кричит Дом и хватает ее за руки. — Перестань, Мол! Черные вспышки накатывают все чаще, звон давит на уши все сильнее, а потом грохочет выстрел, Артура сбивает с ног, грудь и руки Дома в крови, даже на подбородке кровь… Артур сидит на полу и хватает ртом воздух. Кто-то сжимает его плечи и давит ладонью на грудь, кто-то пахнет Имсом и шепчет Артуру в ухо нечто бессвязное. — Она сказала, что все в порядке, — бормочет Дом. Крови все больше, и он сидит рядом, прижимая Мол к себе и раскачиваясь, — это моя вина, я виноват. Она сказала, что все в порядке, что она не против… Она сказала… Артур больше не хочет тут находиться. Он закрывает глаза.*
Артур просыпается в своей постели, и это сама по себе приятная перемена — он мог бы снова открыть глаза в больнице или не открыть вовсе. Трудно сказать, какой вариант хуже. Артур слишком изможден, чтобы думать об этом, как будто и не спал только что. Он точно знает, что находится в реальности. Кружка Имса, чисто вымытая, стоит на тумбочке рядом, до краев наполненная водой. Артур чувствует себя ужасно больным. Он садится на кровати, спускает ноги на пол — на чистом упрямстве, обнаруживает, что кто-то надел на него пижаму и заново забинтовал руку. С внезапной яростью Артур дергает бинт, пока хлипкие завязки не поддаются. Тонкая полоска марли стекает на пол, как змея. Дверь открывается, и в комнату заходит Имс. Он выглядит кошмарно — не так кошмарно, как мог бы человек, пролежавший пять дней в подземном коллекторе, но все равно плохо. Он двигается и дышит, ссадины на лице начали желтеть, плечи напряжены, как камень: он жив. Артур начинает дрожать. Имс подходит близко-близко, и все же недостаточно близко — и опускается на пол. Его губы сжаты, глаза темные и непрозрачные, татуировка на шее — одна сплошная ссадина, кроме воспаленных, распухших «Одержимости» и «Заботы». Его забота принесла Артуру столько боли, что не описать словами. — Как ты мог? Имс вздрагивает, стискивает губы сильнее, до белизны. — Я запаниковал. После взрыва — я подумал в первую минуту, что ты погиб. Кто-то охотится на меня, и ты погиб! Я вытащил тебя на берег, ты был жив, но я запаниковал. Ты снова пострадал, а что, если убийца не успокоится? — он говорит короткими, отрывистыми фразами, как обычно, когда слишком волнуется. — Я знал, что это кто-то рядом, знал. Но я подумал, если меня не будет, он не тронет тебя… Мне просто надо было немного времени. Немного времени. Артур хочет рассмеяться, но звук, который у него получается, не похож на смех, и глаза начинает жечь совсем не от веселья. — Я хочу ударить тебя, — произносит он. — Это ничего, — Имс осторожно берет его за руки, — это ничего, если ты хочешь — если тебе станет лучше… Я догадался, что все дело в Мол, что не меня она пыталась убить, догадался сегодня, — теперь он говорит все быстрее и быстрее, — но ты пошел прямо к ней. Прямо к ней… Артур, мне было так страшно. Такие признания не в обычае у Имса, но обычно он не выглядит как оживший кошмар и не смотрит такими пустыми, потерявшимися глазами. Артур не знает, что ему ответить. Ему не было страшно, он был за гранью страха все эти дни. — Ты спросишь меня про Дома? — шепотом говорит Имс. Артур качает головой. Он не спросит про Дома. Он хотел убить его, пошел туда, чтобы убить его, — что он может спросить про Дома после этого? — А про Мол? Нет, Артур не спросит и про нее. — Она мертва. Дом считает, это он виноват, — Имс опускает взгляд, — я тоже так считаю. Артур так не считает — он ничем не лучше Мол, он пошел туда, чтобы убить Дома из-за своей разрушенной любви, и разве она не пыталась сделать то же самое? Он ничем не лучше Мол и он не знает, кто виноват. — Дом хочет тебя видеть, но я сказал «нет», — Имс шепчет так тихо, что Артуру почти не слышно. — Артур, ты все еще согласен уехать со мной? — Я готов был с тобой умереть, — отвечает Артур. — Так что да. — А… простить меня? Артур задерживает дыхание, чувствуя укол в сердце. Медленно поворачивает руку: «Доверие» кровоточит, а ведь оно единственное оставалось почти невредимым. — Я не знаю, — признается он и Имсу, и себе. Он дрожит все сильнее, кровать опасно покачивается под ним, и Имс жив, жив, а значит, Артур может выкинуть чертов справочник, поправить наволочку, убрать свитер — он мог бы вымыть чашку, если бы Имс не вымыл ее сам. Он может не умирать. Он рыдает, вцепившись Имсу в футболку, пока не кончаются слезы, и все это время Имс обнимает его, гладит по спине и волосам, повторяя: «больше никогда, клянусь», и «прости меня», и «тебе надо в больницу», и «я люблю тебя», и еще что-то бессвязное, что не задерживается у Артура в памяти. Потом Имс помогает ему лечь и забирается под одеяло рядом, оставляя свет гореть. — Что дальше? — спрашивает Артур. Имс криво улыбается — улыбка увечная, но где-то в глубине его глаз Артур видит тень настоящей радости. Облегчения. — «Не знаю» не означает «нет», — говорит Имс. Артур обдумывает это, старательно отгоняя усталость. — Да, — признает он наконец, — ты прав. Actions