Поговорить бы

— Тёмыч, поговорить бы. Тёма покосился на хмурое лицо Руса, смолившего невесть какую по счёту сигарету, пожал плечами, сам затягиваясь. — Ну, говори, чё стряслось. — Да тут такая хуйня… — Рус потёр бритый затылок, повернулся через плечо. — Жень, давай ты. Ты взбаламутил — тебе и разгребать. — Да чё я-то? — Женька дёрнул головой, соломенные патлы мотнулись надо лбом. — Можно подумать, я эту кашу заварил! Я просто увидел! Чё я, молчать должен был, ждать, пока Тёму на зону упекут? — На зону? — Тёма недоуменно повернулся к нему. — С какой радости? Он быстро прикинул про себя: последнее, за что ему в теории могли пришить статью — мусора обматерил возле гастронома, но это уж месяца три назад было, вряд ли доблестная полиция настолько глубоко копает. Последние недели он, Тёма, и вовсе был паинькой, даже административный протокол шить не из чего. — Жека говорит, у тебя неприятности с военными, — Питон прочистил горло. — Ты это, не молчи, если помощь нужна. Пусть не думает полковник, что у нас на районе он может залупаться безнаказанно. У нас, может, пушек-танков нет, зато морду начистим влёгкую. — Какой полковник? — Тёма поскрёб пальцами лоб, чувствуя, как голове становится жарко. — Кому вы собрались морду чистить? Питон неуверенно качнулся с ноги на ногу: — Ну, Лебедеву. Это же он тебя достаёт? — Так, блять, — Тёма щелчком отправил сигарету в урну. — Вопрос номер раз: с какого перепугу вы решили, что он меня достаёт? Вопрос номер два: вы хоть понимаете, что с вами будет, если вы не то что в морду — слово скажете в его сторону какое-нибудь не то? — Понимают, — с нажимом сказал Рус, зло косясь на парней. — Только, блять, Тёмыч, лучше объясни, что за хуйня творится, пока кто-нибудь из нас и в самом деле не убился, пытаясь вытащить тебя из дерьма. Давай по чесноку: это всё началось после того, как мы инопланетный костюм в гараж припёрли, да? Военные тебе угрожают? Шантажируют? — Да с чего вы взяли? — фыркнул Тёма. Женька вытянул шею, кадык возбуждённо дёрнулся: — А с того, что ты при мне с полковником Лебедевым по телефону базарил. Сказал ещё, что тебе по поводу тачки звонят — а я выходил из гаража отлить и всё слышал. Тёма сглотнул. Внутри что-то резко сжалось, схлопнулось, спине стало холодно. Хотелось засветить Женьке в глаз, хотелось ухватить за шиворот и трясти до тех пор, пока он не признается, что всё выдумал, что словил глюк. — Арбузов жрать меньше надо, — Тёма как со стороны слышал собственный голос, холодный, весёлый, — ссать бегать не придётся. Чё ты слышал-то, экстрасенс ебаный? Как я полковнику Лебедеву в любви изъяснялся? Женька обиженно поморщился: — Я серьёзно, Тём. Я, вообще-то, помочь тебе хочу — мы все хотим, а ты выёбываешься! — Жень, остынь, — тихо сказал Рус. — Пусть Тёмыч скажет. Может, ты реально сам себя накрутил. — Да ничего я не накрутил, — тут же выпалил Женька, — он говорил тихо-тихо, а голос серьёзный, как пиздец. «Валентин Юрьевич, пожалуйста…» «Вы мне только поверьте…» «Я никуда не сбегу, честное слово…» А на следующий день опоздал — и с синяками на шее пришёл! — С какими, блять, синяками? — Тёма через силу шевельнул губами. — Ты их видел? — Как же я их видел, — Женькины глаза сверкнули, — если ты прятал? В шарф замотался, пиздел, будто горло болит — помните? — оглянулся на парней. — Мы как раз отопление проверяли, жарища была дикая! А ты ладонью то и дело под шарф. Трогал. Значит, больно было. — Было дело, — негромко хмыкнул Питон. — Я ещё удивлялся, как ты не сварился в этом шарфе. Тёма устало перевёл дыхание. За рёбрами ныло, будто километров пять пробежал без остановки. — Ну и что надумали? — буркнул он. — Лебедеву с какой-то стати понадобилось меня пиздить, а я ему позволяю? Рус хотел что-то сказать, но Женька взбудоражено закивал головой, не давая ему вставить слова: — Вот и я думал, чё за хрень происходит? Ты как-то пораньше со смены отпросился, я и решил за тобой последить. Напомнить, куда ты намылился? Тёмины ногти вонзились в ладони. Блять, как так-то? Вокруг — его друзья, пацаны, от которых он с детства ничего не скрывал, так откуда такое чувство, будто его поймали и допрашивают пришельцы? — Так-то сыщик из меня херовый, — Женька ухмыльнулся во весь рот. — Но ты, походу, голую Сашу Грей не заметил бы, не то что мою тачку. И да, я видел, как ты к полковнику в мерс садился. Я вас даже за мкад проводил — благо, пятница, все ползли медленно. А уж когда вы с трассы свернули — извини, застремался за вами ехать. Но я и так знаю, что там за развилкой. С одной стороны офицерские дачи, с другой — лес, забор, колючая проволока. — Ну, поздравляю, Шерлок, — выдавил Тёма пересохшим горлом. — Ребят. Если мне помощь понадобится — я вас сразу кликну. Честно. Но у меня всё нормально. Это всё… оно только меня касается. Вас не заденет. Рус медленно кивнул. — Понял. Ты только зови, если что, Тёмыч. Во что бы ты ни встрял — одного мы тебя не кинем, ты знаешь. Тёма кивнул в ответ, чувствуя, как понемногу отпускает. Иногда — да какое там, почти всё время — ему казалось, что у Руса в голове две извилины, не больше. Но вот в душу он точно не полезет, и не бросит никогда. — Лучше расскажи, — Женька упрямо шмыгнул носом. — Что с тобой Лебедев делает. Почему ты его слушаешься. Рус покосился — видимо, одёрнуть, но у Тёмы уже сорвало стоп-кран. — Да твоё-то какое дело? — он шагнул вперёд, заставляя Женьку шарахнуться к стенке. — Чем тебе, нахуй, жизнь облегчит эта информация? — А тем, что полковник тебя, уж конечно, блять, не на дачу к себе возил! — выпалил Женька. Бледное лицо раскраснелось, на лбу выступили капли пота. — Хочешь, молчи, я и так знаю: тебя в лаборатории изучали. В той, которая за забором. Опыты на тебе ставили. Из-за того, что ты в этот скафандр инопланетный залезал. А я его тоже трогал, он меня чуть внутрь не затянул! Неужели так трудно, блять, хоть немного рассказать? Я спать не могу. Я всё жду, когда и за мной приедут, в лаборатории запрут. Или в психушке. Тёма помолчал, дыша медленно, глубоко. Надо было успокоиться. Как-то же он успокоился в тот раз, когда в висках стучало и хотелось немедленно идти рвать на куски Юлькиного нового ухажёра и саму Юльку. Как-то же заставил себя проглотить досаду и всё-таки рассказать Валентину Юрьевичу про спрятанный скафандр, а заодно и про страх, про злость, рябящую в глазах, про желание схватить биту, позвать парней — и идти прямо на инопланетную херь, свалившуюся на них непонятно за что. И Валентин Юрьевич — вот внезапно-то — выслушал. — Всё будет норм, Жень, — Тёма положил ему на плечо руку, повлажневшую от пота. — Тебя не заберут. Во всяком случае, я не слышал о том, чтобы кого-то хотели забрать. Кроме Юли. От Юли, говорят, так и не отвязались, и если уж Валентин Юрьевич при всём своём влиянии мог лишь проследить, чтобы ей не причиняли вреда… Если бы история про то, как Тёма примерял скафандр, ушла дальше Лебедева, сидеть бы Тёме в лаборатории безвылазно. Он не Юля Лебедева, хрупкая студенточка, дочь коменданта. С ним бы церемониться не стали. — Тебя не заберут, — повторил Артём. — Только про скафандр не трепись. А если что вдруг, если военные нагрянут — звони сразу. Всех касается, — он обвёл парней взглядом. Рус молча кивнул, а Питон хмыкнул: — А ты чё, отмажешь? — Попробую. В кармане тренькнуло. Тёма достал телефон, открыл смс-ку, быстро набрал ответ. Завтра — хвойный воздух, деревянные ступеньки, на которых так удобно сидеть, болтая ногой, касаясь плечом плеча. И окрошка, и старая газета, чтобы отмахиваться от комаров, и прохладная вода в тазу — вымыть ноги после беготни босиком, и горячие губы, и сильное, крепкое тело, прижимающее к матрацу, и льнущие к коже шершавые ладони. И послезавтра. А в понедельник, вернувшись на работу, придётся как ни в чём не бывало садиться, нагибаться, ползать под тачками, скрывая несильную, но чувствительно тянущую боль. Не то пацаны в лучшем случае опять решат, что полковник Лебедев с садистской ухмылкой мучает его в лаборатории.