под одним солнцем

— На этом собрание ячейки объявляю завершённым. Куроо вытер пот со лба; жара стояла невозможная. По рукаву голубой в тонкую белую полосочку рубашки расплылось некрасивое мокрое пятно. Загорелые комсомольцы толкались между ровными рядами стульев, хлопали друг друга по плечам и весело переговаривались. Сквозь безжалостное жужжание настольного вентилятора долетали едва лишь обрывки разговоров. Судя по всему, активисты подзуживали друг друга на товарищеские соревнования. — Айда на танцы вечером! — крикнула трактористка Алиса. Любо-дорого было смотреть на всех: смену под палящим солнцем отработали на отлично, норму перевыполнили, скучнейшее собрание отсидели, а теперь и на танцы готовы. Про собрание Куроо себя не тешил иллюзиями: он сам его готовил и отлично понимал, насколько всё было безнадёжно. Сейчас бы и самому на танцы, развеяться, вытрясти из головы всё планирование и распределение смен. На глаза попалась папка с кокетливо выглядывающими серыми бумажками. Ах да. — А вас, — Куроо поискал глазами сутулую фигуру, — товарищ Суна, я попрошу остаться. Хотя нет, не надо оставаться, пройдите к моему кабинету, я сейчас приду. Честное слово, если Куроо ещё немного посидит рядом со здешним вентилятором, колхоз останется без руководителя комсомольской ячейки. Да что там — весь район лишится руководителя райкома. Суна сидел на щербатом подоконнике напротив двери и с отсутствующим выражением разглядывал свои ногти. Крашеные чёрные ногти. Куроо мысленно выругался — ну, теперь-то понятно, что имели в виду все борцы за пристойное поведение. — Не заперто, — сказал Куроо и ногой толкнул дверь внутрь. В раскрытое нараспашку окно шелестела знойная листва, прозрачные занавески едва заметно колыхались, словно пытались обмануть его и убедить, что в мире существует ветерок. Ничего подобного, разумеется, в мире существовали только жара, гремучие вентиляторы и кипа отчётности, которую Куроо едва не выронил под стол. — Итак, — сказал он, когда Суна закрыл дверь и сел на колченогий стул напротив него. — На вас жалобы поступают, товарищ Суна. На скучающем лице мелькнуло слабое любопытство; как будто Суна задумался, с чего вдруг жалобы, а потом сразу вспомнил, что могло их вызвать. — Недостаточно активен в делах ячейки, — принялся Куроо читать вслух с разрозненных серых бумажек. — Следит за товарищами в поисках их слабых мест. Собирает коллекцию неловких моментов с другими комсомольцами. Хм. И я есть? — Было бы странно, если бы не было. — Суна приподнял бровь. — Вы же руководитель. У него были накрашены глаза. От внешних краешков каждого глаза отлетали идеальной красоты чёрные стрелки с темно-зелёными, в цвет радужки, каплями на концах. — Поведение в высшей степени некомсомольское, внешний вид непристойный, — дочитал Куроо и посмотрел на Суну. — Требуют вас уволить и из рядов комсомола исключить. На стол Куроо легли руки с чёрными ногтями, ровными, гладкими, блестящими. Безупречные под стать таким же стрелкам, наверняка накрашенные не каким-нибудь лаком от областного завода "Красная заря", а импортным. И подводку точно у спекулянтов брал. Проклятый капитализм. Почти стало стыдно за отколупанную местами краску, но Куроо давно бросил стыдиться чего бы то ни было. У него много райкомовских дел, куда ещё за состоянием мебели в кабинете следить. — Вот это вот всё, — помахал он рукой над Суниными ногтями, — неплохо бы убрать. — Для волейболиста важно иметь ухоженные руки, — сказал Суна и откинулся на спинку стула, глядя на Куроо ленивым, но острым взглядом. Такого поди пройми беседами о комсомольской чести. — А я должен подавать пример, я капитан. Куроо не глядя вытащил из ящика стола список волейбольной команды. И правда, вот они, его любимые спортсмены: номером первым действительно шёл Суна Ринтаро, 23 года, центральный блокирующий. — Тогда, может, постричься? — задумчиво пробормотал Куроо и потёр подбородок. Нет, ну на капитана колхозной волейбольной команды он наезжать совершенно не был готов, такому товарищеским судом грозить — потом хлопот не оберешься. Они только-только выигрывать начали, даже на чемпионат области были все шансы выйти, а там и до всей страны недалеко… Куроо любил мечтать на широкую ногу, ещё больше — реализовывать свои мечты. Никакие жалобы на неподобающее поведение какого-то Суны не могли встать между ним и грядущим величием. — Притом что у вас у самого на голове, — Суна сделал паузу и исключительно вежливым голосом завершил фразу, — такое вот? — Я плохо сплю, — огрызнулся Куроо, но рука сама потянулась к макушке, чтобы хоть немного пригладить пежню. — Это от подушки. — Угу, — сказал Суна. — А не комсомольцы не имеют права представлять колхоз на спортивных соревнованиях. «Ладно», подумал Куроо, аккуратно собирая все жалобы в стопочку, чтобы их удобнее было засунуть в шредер. Где наша не пропадала. Пусть играет в свой волейбол, а систему товарищеского наблюдения за поведением Куроо как-нибудь нагнёт, чай не впервой. Если б не его умение обойти систему, где б сейчас был их колхоз? Уж точно не на первых строчках всех возможных таблиц почёта по области. Придумает и как закрыть всем глаза на Сунины ногти. — Стрелки классные, — не удержался Куроо на прощание. Суна, уже почти открывший дверь обратно в коридор, обернулся и хитро прищурился. — Могу и вас научить, — сказал он. — Сегодня в восемь приходите к старому кинотеатру, только обязательно один и не в этой серости. Красный вам пойдет, товарищ Куроо.