Перо, Чернильница и Бумага

Собственно, благодаря этой потрясающей новости, утро понедельника прошло мимо меня. Я пролистал принесенные братьями «Сплетни» - честно говоря, я вообще не был уверен, что нам удастся их получить: Граница никогда не работала на выход людей или вещей, но иногда работала на вход – некоторым неодушевленным предметам удавалось пересечь барьер. Почему? Кто её знает. Может быть, так и надо, а может быть, - просто повезло. Строчки плыли перед глазами. Я проглядел номер, почти не читая. Судя по объему текста и количеству страниц, неделя выдалась на редкость спокойной. Мимоходом я отметил, что «виконт Арно Сэ гостит у герцога Валентина Придда». Как только узнали? Хотя… Да. Старик. Больше некому… Ну что ж, теперь по крайней мере, Арлетта может перестать пить кошачий корень. А то, небось, ведрами поглощала: еще бы, младший пропал, и – ни слуху, ни духу. Младших всегда любят сильнее. В кухню заглянул Сэ, уже в теплом плаще и сапогах, перехватить перед выходом на мороз чашечку шадди. Труба звала и вилы ждали. Я даже не шелохнулся. Бери что надо – и проваливай. «Пропаданец». - Истеричку казнят только в среду, ты знаешь? Интересно, почему так долго. Там же и так всё ясно, чего тянуть… Много ты понимаешь, молокосос. Значит, Великой Целью в данном случае являлись не только глупый адюльтер и не менее глупое убийство, хотя, монолог разъяренного Чарльза, как писали «Сплетни», был по-настоящему хорош. Значит, сидеть он должен не просто так. Он должен, скорее всего, страдать и маяться. Я и такое видал. Вместе с узником страдали и маялись его палачи и тюремщики, которые по совести давно бы уже удавили ни в чем не повинную Жертву, но сделать этого не могли. Воля Богов. Зачем Богам были нужны подобные мистерии – я упорно не понимал, но факт оставался фактом: если пленнику было суждено перед смертью утопить всю Багерлее в соплях, то сначала тонула Багерлее, и только потом свершалась казнь. Впрочем, судьба Давенпорта волновала меня меньше всего на свете. Размышления о судьбах Клауса и Питера Приддов занимали всё мое время. Размышления были весьма и весьма печальны. Я уже понял, что объектом приложения Сил в нашей странной истории являлись мои братья. От одного этого мне становилось плохо. Еще хуже мне становилось от осознания того кошмарного факта, что если Савиньяк замкнут на них, то я ничего не почувствую. Вот я и не чувствовал. Детей спрашивать бесполезно – они живого «пропаданца»-то видят первый раз в жизни, тут не до нюансов субъективных ощущений. У них одно ощущение по отношению к Сэ – сплошной восторг. Безграничный. Он мог запросто мне солгать. Клятва «пропаданца»! Не смешите мой старый любимый халат. Легче представить, что Алва бросит все и уйдет в монастырь, чем поверить в такую клятву. Я ничего не узнаю. И ничем не смогу ему помешать, чтобы он там ни вытворял. Даже если он будет живьем снимать с них кожу – я буду либо связан, либо где-нибудь заперт, в общем, любым способом лишен возможности хоть как-то вмешаться в происходящее… Тем не менее, такие перспективы – не повод складывать руки. Я и не складывал, хотя из этих самых рук все начинало валиться. Я все делал кое-как. Кое-как готовил, кое-как мыл посуду, кое-как, урывками, спал, кое-как играл в войну, кое-как убирал последствия этих боев… Я махнул рукой на ведро и тряпку. В огромном пустом по большей части доме пыль медленно вступала в свои права. Обычно я терпеть не мог такой грязи, но теперь мне было все равно. Меня трясло – чем ближе к вечеру, тем больше. Вечерами мы заглядывали к мальчишкам пожелать спокойной ночи. Потом я выходил и садился прямо на пол у двери, прислонясь спиной к стене, а Сэ оставался в комнате и застревал там часа на два. Я пытался было остаться тоже, но он тихо и как-то виновато сказал мне: «Будь добр, выйди. Ты мне мешаешь», и ноги сами вынесли меня в коридор. Проклятая, проклятая, проклятая воля Богов! Ненавижу. Каждый вечер я сидел в коридоре, сжимая в руках бесполезный по сути кинжал и давился страхом, бессилием и отчаянием. А в детской Сэ рассказывал сказки… Создатель, что это были за сказки!.. Понятия не имею, как он умудрялся такое нести – вино мы пили крайне умеренно, а сакотты в доме отродясь не держали. Тем не менее, полет оленьей фантазии поражал. Кроме того, Рыцарь Теплого Одеяла, которое заменяло ему в ночных мистериях плащ, халат, палатку и множество других необходимых вещей, сопровождал свои выступления песнями, плясками и прочими звуковыми эффектами – я слышал всю эту красоту через неплотно прикрытую дверь. Я слышал такое, что у меня волосы на голове вставали дыбом… Кроме того, что младшие, оказывается, знали, что он «пропаданец», для них не являлись тайной и многие другие вещи. Сэ громогласно повествовал даже о том, о чем мы и шепотом-то старались не говорить… Армейские байки мешались с придворными сплетнями, всему этому непременно придавался возвышенный рыцарский колорит, щедро пересыпанный различной нечистью, главенствовал над которой, конечно же, Он – Ужасный Большой Черный Рояль. Была увлекательная сказка про Одного Бедного Мальчика, который жил себе, не тужа в глухой далекой деревне. Мальчику стукнуло шестнадцать, и он вдруг отправился искать лучшей доли в столицу своей страны. По дороге его не раз предупреждали, что впереди у него лежит таинственная Долина Духов, где ни в коем случае нельзя ночевать. Но мальчик был настолько тверд и незыблем в своем решении достичь столицы как можно быстрее, что вполне ожидаемо поперся в Долину именно на ночь глядя. И там-то ему черной-пречерной ночью и явился в ужасном грохоте и клубах черного-пречерного дыма Большой Черный-Пречерный Рояль. И пообещал в приступе неожиданной щедрости исполнить три мальчиковых желания. Только три – и не больше. Осчастливленный мальчик поблагодарил и, сменив портки, двинулся дальше. Когда он пришел в столицу, голова у него закружилась от обилия желаний и прискорбной скромности возможностей. - Хочу быть умным! – сказал глупый мальчик. Небеса потемнели, раздался гром, и вот мальчик уже сидел за столом в лучшем учебном заведении города – школе оруженосцев. Он проучился положенные полгода и в Фабианов день вместе с другими учениками встал в строй, ожидая своей участи. Но время шло, остальные уходили к своим новым эрам, а мальчика так никто и не выбирал – никто не желал брать такого оруженосцем: все знали, что мальчик этот пришел из деревни, где, кроме кур и свиней, приличной компании не было. Вот-вот должен был грянуть пушечный выстрел, знаменующий конец церемонии. И мальчик вернулся бы в свою нищую лачугу, к жесткому мясу и плохому вину. - Хочу быть богатым! – сказал бедный мальчик. Небеса потемнели вторично. И мальчик внезапно стал оруженосцем самого лучшего из рыцарей, который в самый последний момент решил взять его к себе на службу. У Черного Рыцаря началась у мальчика не жизнь, а лесная душистая земляника. Черный Рыцарь поселил мальчика в своем роскошном замке, дал ему лучшую лошадь, красивый наряд, много денег и свою защиту в придачу. Время шло, и заскучавший в неге и изобилии мальчик захотел стать знаменитым. - Хочу стать знаменитым! – сказал он. Небеса потемнели, и разразилась война. На войну мальчик отправился вместе со своим эром – предводителем славного войска, и вернулся с войны с победой и орденом. И тут он увидел Королеву – и понял, что это Самая Прекрасная Женщина на земле. - Хочу на ней жениться! – заявил мальчик, и небеса потемнели снова. Но вместо обручального браслета явился перед ним Ужасный Черный Рояль. - Ну, во-первых, она уже замужем, - прогрохотал он, - а во-вторых, это уже четвертое Желание, мальчик! Ты нарушил правило и теперь отдашь мне свою душууууууууууууууу!!!!! Сэ, изображая Рояль, вкладывал в это всего себя. Детки аж повизгивали от удовольствия, и я боялся, что он окончательно задурит им головы. О чем ему и сказал. - Это невозможно, - пожал плечами виконт, который с утра по обыкновению был графом. - Почему? - Потому что они родились Приддами и Приддами же умрут. - Туманно ответил он. – Если хочешь, сам их спроси. Я спросил. Что они вынесли из этой истории. - О, это просто, - поведал мне Наглый, который отвечал первым практически на любой вопрос, - быть умным, богатым и знаменитым, конечно, хорошо, но быть глупым, бедным и никому неизвестным все-таки иногда гораздо лучше. Дольше проживешь. Ну, и с Роялем, естественно лучше не связываться. - Ага, - подумав, поддержал его брат, - и жениться не надо. А вот считать надо уметь. Я вздохнул с облегчением. Все-таки, это были м о и братья. Никакие Боги не смогли отучить их думать самостоятельно и делать правильные выводы. Хоть в чем-то мне повезло. Еще была сказка про Королеву – юную, нежную и беззащитную как самый первый весенний цветок. Под этой очаровательной личиной скрывалась, однако, Старая Злая Ведьма. Весьма могущественная, кстати. Она жаждала захватить власть над страной, но в королевы старых злых ведьм обычно все-таки не пускают, вот и пришлось ей притворяться юной, нежной и беззащитной. Корону она получила, однако ей было этого мало, она хотела еще больше, еще, еще и еще – и вот однажды она, проведя сложный загадочный ритуал, вызвала из Великого Небытия Большой Черный Рояль. - Я хочу Власти! – Заявила она ему. – Но власти над их ничтожными жизнями мне недостаточно. Что за интерес отрубить кому-нибудь голову или бросить кого-то в темницу? Это так скучно. Я хочу Власти над их умами, над их сердцами, над их душами, наконец. - Хорошо, - зловеще громыхнул Черный Рояль. – Я дам тебе эту власть. С нынешнего момента любой будет без колебаний верить всему, что ты скажешь. Но запомни: ты можешь говорить всё, что угодно, кроме одного – Правды. Королева, естественно, согласилась. И тут уж началось настоящее веселье – одним своим словом она могла вознести в Рассветные сады или низвергнуть в Закатное пламя. Люди верили ей, умирали за неё и за неё убивали других. Но в конце концов, Ведьма все-таки прокололась – неизвестный смельчак пробрался однажды в её дворец. И приставил к её горлу острый стальной кинжал. - Ну, змея подколодная, жить хочешь? – спросил он. - Да! – воскликнула застигнутая врасплох, а потому на все согласная ведьма. Само собой разумеется, тут и пришел ей полный Рояль. Впрочем, от ответа Королевы в этом случае вообще мало что зависело – смельчак был глух на оба уха. Грустная сказка. Но поучительная. Надо ли говорить, что почерпнули из неё младшие Придды? Полагаю, нет. И так всё ясно. Правда – штука опасная, и делиться ею с кем попало – как минимум, недальновидно. Меньше болтаешь – дольше проживешь. С глухими разговаривать бесполезно. И, наконец, как глубокомысленно подметил Хитрый Придд по имени Клаус: «Дворцы надо лучше охранять… А то лазают всякие…» Была еще сказка про Белого Принца-Изгнанника. Белый Принц был любимцем дам – хорош собой, статен, весел, ловок, быстр и очень уверен в себе. И вот однажды Принц, в честь своего очередного дня рождения, нагрузился кэналлийским сверх меры и провалился в сладостный сон, даже не успев отойти от стола. Во сне ему и явился Ужасный Черный Рояль. - Поздравляю, - пророкотал Он. И предложил Принцу выполнить одно любое желание, даже не поставив никаких дополнительных условий. В честь праздника, очевидно. - Хочу вернуться на родину и стать Королем! – не раздумывая ответил Принц-Изгнанник, с детства бредивший троном своих предков. - Хорошо, - согласился Рояль. И исчез. Принц наутро рассказал о странном сне своему другу. Рассказал, посмеялся и забыл. А Черный Рояль, видимо, запомнил. Потому что вдруг нашлись у Принца сторонники, деньги и силы для внезапного мятежа. Долго ли, коротко ли, войска Принца маршем прошли по стране и, наконец, захватили столицу. Прежнего короля посадили за решетку, где он и погиб, а Принц-Изгнанник осуществил свою давнюю мечту. Первое время он не помнил себя от счастья. Потом все же стал думать головой и сообразил, Чему всем этим обязан. И это знание породило в нем сомнения, сомнения привели за собой страх, а страх подтолкнул к его активным необдуманным действиям. Все говорили, что Черный Рояль никогда ничего не дает просто так. За всё придется платить. И Принц-Изгнанник совсем потерял покой и сон, размышляя об этом. Платить он не хотел. И он придумал, что делать. Он прочел старинную книгу и узнал, что были когда-то на земле древние Волшебные Вещи, которые давали своему владельцу Неограниченное Могущество. И Принц, недолго думая, занялся поиском этих предметов. Волшебный Кусок Железа, Волшебная палка и Волшебный чепчик уже были у него в руках, когда он вышел на городскую площадь, чтобы сразиться с Музыкальной Нечистью – и победить. Но, к сожалению, жажда стать могущественнее, сильнее и лучше всех и сыграла с неблагодарным Принцем злую шутку. Парень погиб, раздавленный Ужасным Черным Роялем, обидевшимся, как видно, на то, что его единственное бескорыстное деяние так никто и не оценил. Сказка про Человека-Лошадь была, пожалуй, самой доброй, если так можно выразиться, и оптимистической. Человек-Лошадь был тем самым другом Принца-Изгнанника. Принц своего друга очень любил – редко у кого есть друзья, которые так долго позволяют на себе безнаказанно ездить. Человек-Лошадь прошел с Принцем все изгнание, весь мятеж и все правление – недолгое, но фееричное. Произошедшее так ужаснуло доброго и отзывчивого по натуре Человека-Лошадь, что он ушел с поста Первого Маршала королевства, завязал с войной и всю свою оставшуюся жизнь посвятил борьбе с Черным Роялем. Борьбе безнадежной, но от этого не менее благородной. Он вообще любил помогать бедным и угнетенным. Даже жениться на куртизанке не постеснялся, даром, что был герцог. Но основную часть полночных сказаний составляли истории про Черного Рыцаря. Они были увлекательными, красочными и настолько долгими, что я даже иногда задремывал, пропуская некоторые места. Но и того, что я слышал, мне хватало с избытком. Черный Рыцарь был баловнем судьбы – ему невероятно везло. Он был умен, красив, искусен в обращении с картами, оружием и гитарой, его ненавидели враги и обожали друзья, он легко управлялся и с мориском и с армией, владел тайным знанием и иностранными языками, пел, так же хорошо, как плясал, плясал так же хорошо, как воевал, воевал так же хорошо, как любил – ни в чем ему не было равных. Строго говоря, единственным его опрометчивым поступком, было решение взять к себе оруженосцем того самого Мальчика Из Деревни… Но это уже была злая воля Страшного Черного Рояля, идти против которой – все равно, что плевать против ветра. Однако, Рыцарь и тут умудрялся противостоять Силам Зла. Он выбрал эти слова своим девизом – в том смысле, что мол, плевал я на вас на всех и на Рояль в том числе – закатал рукава и занялся привычным делом: подвигами, попойками и игрой на гитаре. Он был неубиваем, неотравляем, непотопляем, и - я не уверен, кажется, я задремал и пропустил занимательные подробности – вроде бы Черный Рыцарь даже умел летать… Как бы иначе он спасся, когда свалился в Роковую Расщелину, у которой не было дна? Черный Рыцарь из бесчисленного количества людей, которые встречались с Черным Роялем, оставался пока единственным, об кого Рояль обломал свои кошмарные щербатые клавиши. И это было, разумеется, хорошо. Плохо было другое: к концу недели я устал от ночных бдений настолько, что практически спал на ходу. Я чувствовал себя маршалом Ли, попавшим под непрерывный обвал – всё куда-то катилось, гудело, плясало, земля так и норовила уйти из-под ног. Моменты отдыха, даримые мне благословенной «Кухней Золотых Земель» становились всё короче и реже, а сияние в глазах младшего Савиньяка – все ярче и опаснее. Я жил с ощущением ножа, приставленного к спине. И еще мне не нравилось, что он так часто поминает в своих рассказах эту нечисть. Вот зачем, зачем он так нарывается? Ведь нарвется когда-нибудь, как пить дать. - А, брось! – отмахнулся в ответ на высказанные мной опасения виконт. – Ерунда это всё. Обойдется. Глупо с моей стороны было заводить беседу на ночь глядя. Лучше бы утром поговорил с Лионелем. Может, и вышел бы какой-нибудь толк. Виконт в свою очередь, со свойственным Эмилю упрямством, в следующий же вечер поведал миру сказку о Приключениях Одного Теньента. Основную часть борьбы Добра в лице некоего теньента со Злом в лице некоего полковника я позорно проспал и очнулся уже ближе к драматической развязке, когда к влипшему по самую маковку положительному герою явился за расплатой, конечно же, Черный Рояль, которому коварный Полковник продал душу еще в начале душещипательной истории. - Ах так! – пророкотал Рояль смелому юноше. – Ну тогда приготовься к смерти, ничтожный! Ты проиграл спор и за это я тебя съем! И двинулся на теньента, прихрамывая на одно колесико и жутко клацая лакированной крышкой. - Да я сам тебя съем, - не растерялся тот и свою угрозу, несмотря на Логику, Жалость и Здравый Смысл, выполнил. На этом моменте я окончательно выпал за грань реальности и не сумел отдышаться даже тогда, когда Сэ уже вышел из детской. - И как же ты, бедный, его ел-то? – Поинтересовался я, борясь с вновь подступающей волной нервного смеха. – Щепки между зубов не застревали? Сейчас он скажет, что не помнит. Дивная история с нашим широкополым «Роялем» замялась как-то сама собой, даже я не знал, сдержал Сэ данное в запале обещание или нет. - Я не помню, как я его ел, - помолчав, сказал он. – Я помню, как меня им тошнило… Кстати, как тебе твой орден? - Ничего особенного, - осторожно ответил я, признаваться в своей невнимательности к жестам благодарной отчизны не хотелось. И мы разошлись по комнатам. То есть, он пошел к себе, а я чуть погодя – в подвал. Как-то уж очень меня вопрос насторожил и обеспокоил. Новые сутки я встретил, созерцая усыпанную ройями, жемчугом, изумрудами и бриллиантами точную копию Шляпы Одного Теньента – только сильно уменьшенную и отлитую из золота. М-да… Все-таки семейственность – это сила. Протолкнуть такое в ордена – уму не постижимо. Интересно, регент по доброй воле указ подписал или маршал с кансилльером угрожали ему жестокой расправой? «… за храбрость и мужество…» Тьфу. «За придурь и несварение». И давать надо было не мне. Однозначно. Неделя пролетела в таком режиме почти незаметно. Погожим воскресным утром неумолимый Арно-Лионель посадил мальчишек за учебники, а я приткнулся в углу библиотеки со спасительным томиком Барботты в руках. Пообедали тут же, не отходя от книг, жестковатым вчерашним мясом, холодным вчерашним бульоном и подсохшим вчерашним хлебом – по общему соглашению Дворцовому Повару, Дворцовой Посудомойке, Дворцовой Прачке и Дворцовой Швее раз в неделю, по воскресеньям, давали выходной. Один на всех четверых. После этого я, видимо, задремал. Стоило мне поесть, как сон накрывал меня, подобно лавине. Я поглощал шадди литрами, но теперь уже наступил момент, когда и это не помогало. Дополнительную пикантность создавшейся ситуации придавало то, что сны после ночных рассказов мне снились, сами понимаете, не из приятных. Нынче повидать меня вдруг надумал покойный уже сколько лет Адгемар. Если бы сегодня было не воскресенье, я бы предположил, что снится он к вечернему плову. Вообще сны на кулинарную тематику надоели мне до такой степени, что я уже подумывал изменить «Кухне» с каким-нибудь другим фолиантом, более нейтральной направленности. К чему на самом деле являлся приснопамятный казар, я понял, только проснувшись. Разбудили меня приглушенные вопли, доносящиеся с улицы через неплотно прикрытые рамы. Судя по голосу и времени суток, солировал Арно-Эмиль Савиньяк. На подпевках ликовали младшие Придды. Я выглянул в окно, вздохнул и пошел вниз за плащом – организовывать триумфаторам достойную встречу. Ну, так и есть. Они опять поймали лису. Лису поймали в шестой раз за последние полторы недели. Вообще-то на лис положено охотиться при непосредственном участии собак, лошадей и кучи необходимого для этой цели народа. Как они умудрялись ловить её втроем, пешими, да еще и с такой регулярностью – я понятия не имел. Лиса, по-моему, тоже. Я каждый раз ходил на неё посмотреть. Как правило, она сидела в грубо сколоченной клетке и взирала на мир с выражением неподдельного ужаса на усатой морде, явно пребывая в состоянии, близком к шоковому. Я смотрел в зеленовато-коричневые, как ореховая настойка, глаза и всё ждал, когда же измученная погонями и дежа вю огнёвка издаст нервный смешок и хлопнется в спасительный обморок. В конце концов, мне это надоело. Я вышел во двор, бросил взгляд на рыжую пленницу, традиционно сидевшую на клетке в состоянии традиционного изумления, и потребовал, чтобы они прекратили тиранить животное. - Мы его не тираним, - возразил Наглый, благо Эмиль Савиньяк на этот раз благоразумно промолчал. - Мы его тренируем, - радостно уточнил Хитрый. И я понял, что все-таки я их теряю. - Ваша лиса, - сказал я, до последнего отказываясь сдаваться, - с такой программой тренировок скоро сдохнет. От нервного истощения. Или сойдет с ума. А потом тоже сдохнет. Или, если вдруг ей необычайно повезет, она все-таки сбежит и, сбежав, расскажет всем лисам в радиусе ближайших десяти хорн, что сюда ходить не надо. Что тогда вы будете делать? О том, что лиса, прорвав окружение и совершив столь упоительное турне по окрестностям, скорее всего тоже сойдет с ума – от счастья – и тоже сдохнет, я решил им не говорить. Зачем расстраивать людей почем зря? Достаточно просто обрисовать перспективы. - А мы еще хорька нашли! – Ляпнул Пит. И прикусил язык под взглядом сделавшего страшные глаза капитана. Сэ мотнул головой в сторону ближайших деревьев, и охотнички, подхватив клетку, понеслись по сугробам - амнистировать хвостатую узницу. - Интересно, - задумчиво произнес я, когда ко мне вернулся дар речи, - что они будут делать, когда закончатся лисы… и хорьки… когда вообще всё закончится? - Смотря как закончится, - тихо сказал виконт. И мне опять стало страшно. После ужина, отправив младших готовиться ко сну, мы еще посидели на теплой кухне, потягивая вино, а потом прихватили пару свечей и пошли на третий этаж – с очередной порцией ежевечерних сказок. Я шел первым. На втором этаже Сэ издал придушенный возглас и вцепился мне руку так, чуть не выдернул её из сустава. Я резко обернулся, сжимая кинжал, который теперь таскал с собой всегда, хотя и не мог толком объяснить, зачем это делаю. Белый как мел виконт с расширенными от ужаса глазами показывал трясущимся пальцем куда-то в сторону Южного крыла. Коридор, ведущий туда, был пуст, тих, полон лунного света и вездесущей пыли. Пыль тонким слоем устилала и пол. На еле видном сером покрывале прямо посередине прохода красовалась вполне отчетливая полоса – неровная, неширокая, она начиналась в бье от ближайшей двери и шла, пошатываясь, в конец коридора, туда, где неверный блеклый свет, льющийся из окна, сменялся чернильной тьмой, наползающей из углов. Я похолодел. Если это не шутки моих братьев… Если это не их дурацкие шутки… после дурацких сказок нашего «Дидериха», то… то дело плохо. Очень плохо. Гораздо хуже, чем можно было ожидать. То, что братья здесь ни при чем, я понял с первого взгляда и с первого заданного вопроса. Перед нами действительно был След Кривого Колесика. Я сказал об этом Сэ, который приобрел от этой новости нежный синеватый в лунных лучах оттенок, и запретил упоминать про Рояль. Он судорожно кивнул. Я вышел в коридор, где сполз по стене и бессильно уронил голову на руки. Доигрались, доигрались, доигрались… Эта мысль безостановочно крутилась у меня в голове, как обезумевшая муха в запертой комнате. Я был настолько поглощен ею, что не то что не спал, но даже не слышал, о чем – с учетом поставленного условия – вещает в детской косвенный виновник несчастья. Это ведь именно он раз за разом, каждый вечер трещал и трещал про Страшный Неотвратимый Черный-Пречерный Р… Кошмар. Я сделал над собой усилие и прислушался к тому, что происходило в комнате. Кажется, Сэ перепугался настолько, что решил сдержать слово. В разгаре были «Мифы и легенды Древней Гальтары». - … И тогда на зов кровожадных Тварей появляется ужасный, четырехголовый, огнедышащий Зверь -Обоснуй. Со злорадным хохотом и криком «Неверибельно!» - это по-древнегальтарски значит «Да будет проклято сие творение во веки веков и не станет оно никогда нетленным!» - Зверь разрывает Творение на части. А Твари, которые живут в темноте, творят снова и снова, не ведая жалости, усталости и стыда. Долгими страшными ночами выползают они из своих подземелий в наш мир, огромные глаза их сияют холодным лиловым светом, и длинные тонкие когтистые пальцы сжимают острые жадные перья, с которых капают не чернила, но кровь. Горе тому, кто попадется им на пути. Никому нет от них спасения, кроме… Я распахнул дверь в комнату и, кое-как изобразив улыбку для младших, прошипел виконту: - Можно тебя на два слова? Он вышел, не споря, аккуратно прикрыл за собой дверь, но продолжил держаться за ручку, давая понять, что на сегодня мучения еще не окончены. - Ты сдурел? – Напустился я на него. – Сам, что ли, от Алвы сказок наслушался, а теперь повторяешь?! - Если бы я повторял то, что слышал от Алвы, - сказал Сэ, и я замер, напоровшись на вежливую улыбку кансилльера, которая в такой неурочный для неё час красовалась на лице капитана, - то твои братья были бы в курсе вещей и похуже. Алва, например, считает, что Создатель – женщина. Те, Кто Пишет, кстати, - тоже. Только женщины могут быть такими изощренными, мстительными и изобретательными на различные виды мучений. Я отшатнулся и непроизвольно осенил себя знаком. Знаки тоже менялись – привычная система уступала новым страхам и новым Богам. Теперь человек, желая защитить себя, чертил в воздухе перед собой неправильную восьмерку: верхняя петля вытянутая и длинная – Перо, нижняя – маленькая и приземистая. Чернильница… Да сохранят меня Альфа, Бета и Гамма. Создатель – женщина! И остальные – тоже… До такой ереси действительно мог дойти только Алва, которому Боги – те или иные, когда-нибудь открутят-таки сообща его вольнодумную голову. Я мог иронизировать, мог не любить, мог даже ненавидеть, но до такого откровенного… Нет, до такого по отношению к Богам я все же не доходил. - Знаешь, - еще больше испугавшись и обозлившись, сказал я ему, - тебе не кажется, что выставлять Богов в роли чудовищ все-таки аморально? - Аморально, - бесстрастно обронил Арно-Лионель,- с моей точки зрения как раз обратное. Но – как тебе будет угодно… И пока я раздумывал, каким таким образом дрожащий виконт вдруг превратился в хладнокровного кансилльера, он вернулся в комнату и сделал так, как угодно мне. Он рассказал сказку о Рыцаре С Ледяным Сердцем. Боги в ней целомудренно оставались Богами, а о Черном Рояле не было ни слова. Рыцарь этот когда-то был самым обычным человеком. Верным другом, любящим сыном, прекрасным военным. Портреты всех своих врагов он помещал в уродливой розовой рамочке – и все враги его неизменно были разбиты. Так же как у многих, у него в доме был Алтарь, скрытый за потайной дверью в его кабинете. Почти никто не знал, что за Подарки прячет там Рыцарь, но те, кому удавалось заглянуть в святая святых, видели на столе только Перо, Чернильницу и Бумагу. - Неужели ты так скуп, - удивлялись они, - что не предложишь Богам даже самую малую драгоценность? - Я не ценю самоцветные камни, - отвечал им Рыцарь, - а то, что мне дорого, и так здесь. Здесь мои Мысли – я делюсь с Богами своими Мечтами и Надеждами. Здесь моя Жизнь и моя Память – мое Прошлое открыто для Них, Настоящее зависит от Них, а Будущее моё знают только мои Боги. Здесь всё, что я люблю, всё, ради чего я живу, всё, чем я дорожу больше жизни. Здесь моё Сердце. Шло время, Рыцарь, несмотря ни на что, не избежал общей участи. Не избежали её и остальные. Отец Рыцаря погиб от руки предателя. Один брат Рыцаря был ранен, и жизнь его висела на волоске. Другой брат исчез. В одночасье постаревшая мать сидела в холодном, словно вымершем доме, за стенами которого страна тонула в безумии. И однажды, Рыцарь опять «пропал», а когда вернулся и посмотрел на других, то все в ужасе отвернулись и многие бежали от него – никто не мог вынести его взгляда. И тогда Рыцарь поднялся к себе, открыл потайную дверь и произнес: - Горечь и печаль переполняют меня. Что я сделал такого, за что Вы меня так наказали? Я не могу больше смотреть людям в глаза. Я стыжусь себя и боюсь остальных. Я стыжусь остальных и боюсь себя. Что Вы сделали со мною, о Боги? Вы отравили мою Любовь, отобрали у меня Надежду, и убили во мне Веру. У меня ничего больше нет для Вас. И тогда те немногие, кто оказался в тот момент рядом, увидели, что Алтарь Рыцаря действительно опустел, а Сердце его Застыло. И Рыцарь с Ледяным Сердцем сел за священный стол и осквернил священную Бумагу Чернилами. Он написал Богам язвительно-вежливое послание, в котором благодарил за все оказанные милости и просил оставить его в покое. Он бросил на стол несколько суанов, сказав, что большего не стоят теперь ни он сам, ни его Боги. И, наконец, он поставил на стол розовую рамочку с лебедями и ландышами, в которую на этот раз поместил… зеркало. После этого он закрыл кабинет и не открывал его никогда. Ну и ну. Я присвистнул. Слов не было. Что ж, если старший Савиньяк действительно объявил Тем, Кто Пишет, войну, то… то, похоже, что Им осталось недолго.