Изможденная ярость

— Да что ты знаешь, люди страдают. Их отношения не сочились неприязнью, хоть и были множественные неурядицы. Просто различное мировосприятие человека и эльфа, у каждого своя истина, свой народ и устоявшиеся взгляды на вещи. — Златоцвет красив, но Лордерон не будет уступать вашему эльфийскому городу, — сухо констатировал Менетил, — Империя людей станет самой могущественной, — Это звучало как вызов, при этих накалившихся политических связях, но Кель был мудр до того, чтобы ввязываться в перепалку с людским союзником. Гордыня — это зло, если из-за нее поплатятся жители твоего государства. Статный эльф бросил нечто похожее на согласие, вышел за дверь, не заботясь о том, как на это отреагирует Артас. Он же отвел взгляд от эльфа и тяжелым взглядом окидывал свои будущие владения. Ноша правления порой казалась ему непосильно тяжелой, когда в другие моменты он пылал желанием стать лучшим. Только став таким, он сможет спасти альянс от чумы и армии орков, что как тараканы не иссякали, лишь заполняя собой и терроризируя владения. Лик его помрачнел, будто оттененный даже в ясный день. — Мы не придем к обоюдному соглашению, — вдруг невероятно уверенно понял Кель, озвучив свои мысли. Королевство альянса не придет на помощь, поглощенное своими проблемами. Давний друг, после стольких лет, и бровью не поведет, если союзники будут в нужде. Менетил спешил на поле сражения, спасать свой народ. Эльф был зол. Не настолько, чтобы совершать необдуманные поступки, но достаточно, чтобы надолго разочароваться и оборвать связи с кронпринцем. Артас Менетил. Знай Солнечный странник, чем все обернется, без раздумий бы прикончил человека, да и кто бы не поступил так же. Все слишком быстро скатилось до состояния, когда живые тряслись в агонии, пожираемые печалью потерь, сама земля страдала от наступающей чумы, тьма сгущалась, и будто погода вторила всеобщему настроению. Уныние и отчаянье легкой дымкой окутывали войска. Кель оставался сильным во время военных действий, это его прямая обязанность. Но сейчас это казалось невозможным. Свиток телепортации замаячил в руке, но он даже не успел его развернуть. Реликвия была выдернута и украдена его главным врагом. Мертвенно холодные, обжигающие презрением радужки глаз. Белесая кожа, такие же волосы, лишенные того лоска, что раньше. Он возвеличивался, медленно ступая по мертвой земле, от тяжелых сапог вились струйки мерзлого тумана. Стоило шелохнуться, как существо, наименовавшееся раньше как «Артас», зашевелилось с пугающей скоростью. — Ты жалок и слаб, эльф, — с насмешкой повторил рыцарь смерти, его рука сжалась на горле чуть ли не с хрустом, принц эльфов корчился от боли, задыхался. Десятки названий заклинаний переплетались в разуме, мерзкий шепот некромантов и крик банши сбивали мысли, он не мог призвать свою силу, его сковали. Холод земли отдавал в затылок, запах плоти погибших соратников, восставших из мертвых, вид своего врага приводили в бешенство, Келя заживо пожирала ярость. Все в районе ближайших пары метров ослепил яркий свет, переросший в неистовой поток пламени. Король Мертвых не получил вреда, но должен был отпустить, что его разочаровывало. Образовав полукруг, из-за ветвей чащобы и тени ночи создания плети голодными глазами наблюдали за прекрасным эльфийским принцем. Клыки скрежетали, гули теснились вперед, воровато высматривая цель, мертвяки плотными рядами обступали место действа, их сковывало лишь повеление хозяина, а так они бы бросились и на столп огня, что окружал жертву. Звон цепей, приглушенное ржание мертвых коней, скрип катапульт, все это возвещало о том, что армия пополнялась, и принцу и всей жизни не хватит, дабы побороть это скопище, каким бы сильным магом он не являлся. — Перестань дергаться, — чуть более раздраженно начал Артас, — и ты умрешь быстрой и безболезненной смертью. Само собой эти слова были издевкой, в его руке опасно светился рунический клинок, не предвещая ничего хорошего. Запертым на века в мече желания не было, быть сожранным этими мерзкими существами — тоже. На его зов явился сам Ал-ар, взмахом своих крыльев неся смуту, ужасающим жаром пламени сжигая десятки нежити. Буйство пламени озаряло поляну еще долгое время, сожженные тела нежити падали на землю, через минуту становясь почти целиком втоптанными в почву своими собратьями, Король Мертвых наблюдал со стороны, спокойный, даже слишком, предоставляя в жертву ради защиты, безмозглых пешек. Сегодня он не спешил, зная, что союзники эльфа сами придут в его руки, сам же маг ослабевал на глазах. Его изможденность бросалась в глаза, творя поистине великолепные заклинания, он расходовал огромный запас маны, не в силах восполнить ее чем-нибудь, его тело ломило от боли. Когда он был на грани между жизнью и смертью, Король Мертвых своей подчиняющей силой оттеснил прислужников, что хотели наброситься на лакомый кусочек. Кель, оставшись уже совсем без сил и шансов на спасение, опираясь на локоть, лежал на земле, видя в сумраке ночи два леденящих душу, светящихся холодом глаза, и пытался выцепить среди шума от легиона плети, отзвуки ветра. Самого родного и успокаивающего звука для эльфа, который увы, уловить не получалось. Рыцарь смерти медленно шествовал вокруг своей жертвы, будто теша себя видом беспомощного оппонента, павшего в отчаянье и ухватывающегося за жизнь немощными руками. — Не желаешь умолять меня о пощаде, Кель? — О пощаде, после того, как ты убил собственного отца, учителя, вырезал множество людей, которых до этого жадно лелеял? Уже не упоминая, как ты поступил с эльфами, — златовласый не мог не гневаться, тратя последние силы на него. Если не это чувство, то оставался лишь страх перед смертью и горечь потерь, что слишком трудно пережить. — Мне более не присуще ваше глупое, неуместное сострадание, ты лишь можешь уповать на то, что если хорошо попросишь, я растяну свою мучительную игру еще на время, — плеть медленно побрела обратно вглубь леса, уходя с поляны. Видя непонимание в глазах эльфа, Артас упивался моментом, не спеша раскрывать план. За эльфом спешили союзные войска. Отряды ночных эльфов, с которыми он видимо заручился поддержкой во время войны, его собственная малочисленная армия в запасе и даже немного людей. Пусть идут прямо в пасть легиона плети, что с удовольствием подкрепятся новой плотью и обзаведутся новыми приспешниками. Живые слабы. И бренным телом, и крепостью духа, неспособные жертвовать, когда того требуют обстоятельства. Серое лицо слегка скривилось, Артас все еще помнил предательство Утера и Джайны. — Будет бойня, — сообщил он, слезая со своего коня рядом с эльфом, что так и не нашел сил встать на ноги. Рукоять меча приятно легла в ладонь. Эльф быстро вцепился в ногу врага, грязными от почвы пальцами, стараясь удержать его всеми силами. В это время земля заиграла огненными всполохами вокруг них, но так и не переросло в полноценное, способное причинить вред пламя. Менетил запустил пальцы в россыпь золотых волос, его лицо ни на секунду не смягчалось, будто эльф способен наслать своей яростью заклинание проклятья, но ведь нет. Рыцарю смерти нравился настрой Келя. Как и многие, кого он встретил из старых знакомых, он без колебаний смотрел в глаза смерти, не боясь. Уж была ли это уверенность в высшей цели мира или непоколебимая злоба, устремленная на неприятеля, она неустанно придавала сил врагам. Ледяная скорбь опасно мелькнула рядом. Артас сделал это специально, не метя прямо в эльфа, лишь запугать, показывая неизбежность смерти, но меч не поднялся вновь, благополучно убранный в ножны. Наслаждение моментом было столь велико, что в памяти всплыл малюсенький, забавный отрывок. Летний Лордерон, усыпанный зеленью и пышущий жизнью. Запах цветов, порхающие бабочки и невероятно лаконично вписанное в сие действо лицо Келя. Отказ от леди Джайны омрачил столь прекрасные каникулы, но не испортил. И Менетил, засмотревшийся на золотые волосы, и гладкую кожу, которую ласкали блики солнца, отскакивающие от воды, мягко поцеловавший красивые губы. Это было светлым и неловким воспоминанием, которое покрылось слоем снега, и не было нужным. Принц склонился, ледяными губами коснулся щеки Келя, насильно приблизив его лицо, взяв за подбородок. Поцелуй словно ужалил, и в глазах эльфа горело губительное пламя. Это было насмешкой со стороны Артаса, таковой и была воспринята Келем, болезненно уколовшая сердце. *** Сведенный с ума лживыми обещаниями, сломленный бременем прошлого, не видящий больше света, ведущего все живое вперед, некогда великий герой, нынче не более чем пародия на самого себя, опьяненная силой. — За Кель-талас! — тихо выкрикивает эльф, падая бездыханным трупом на холодный пол. Убитый теми, кто станет новыми героями, возвысятся и никогда не впадут в пучину мрака. Дальше же не было ничего. Будто сознание улетучилось, погрузилось в кромешный беспробудный сон. Сон. Спасительное время пребывания разума за пределами жестоких рамок Азерота. Его смерть как усмешка. В сторону живых и даже самой плети, вырисовывая кровавые очертания более могущественного врага — Пылающего Легиона. Даже самые бесстрашные живые ежесекундно могут обратиться в безвольных, бездумных пешек. За множество миль от происходящего, в царстве льда и сумрака, где окружение обволакивала могильная тишина и в то же время невыносимый шум, на троне восседал Король Мертвых. Лед под его ногами оглушительно треснул, но остался цел, не расколовшись. В пустых мертвенно-голубых глазах ожила искра жизни, дабы угаснуть навсегда. От Лордеронского принца не осталось и призрачного намека, даже малюсенькой тени естества, только исковерканная оболочка под единоличным неустанным командованием. Король мёртвых принимал вызов.