Сильнее страха

- Каждый человек рано или поздно обращает свой взгляд к небу. И, порой, все, что он хочет там увидеть не яркое солнце на кристально чистом небе, а уходящие в бесконечность мириады звезд. Сегодня в нашей студии человек, видевший все это великолепие ближе, чем кто бы то ни был. Джозеф Киттинджер*, покоривший стратосферу и совершивший прыжок с высоты более тридцати тысячи метров! В тот момент, когда в студию зашел мужчина, явно преклонного возраста, зал буквально утонул в шуме аплодисментов. Все люди в студии улыбались и выглядели слишком уж довольными и восторженными. Гарри, сидящий перед телевизором, недоумевал такому поведению. «Какие они все странные! – думал он. – Так радоваться какому-то старику. У нас таких в каждом доме по двое, если не больше. Каждому так скалиться – рожа устанет!». Люди в телевизоре все еще продолжали аплодировать старому Джозефу. Сегодня для Гарри это был один из тех счастливых дней, когда дядя с тетей прихватили с собой Дадли и укатили к кузине дяди Вернона - тетке Марджори. Дядя Вернон на днях обсуждал эту поездку с тетей Петунией. Он тогда говорил, что у Марджори с месяц назад ощенилась очередная сука, и выводок получился уж очень хорошим, поэтому продала она их по очень и очень хорошей цене, как говорил сам дядя Вернон: «По такой цене не щенков продают, Туни, а телевизоры!» Так же он по секрету поделился с тетей, что генерал Фабстер в кои-то веки обратил на Марджори многим больше внимания, чем обычно. И, конечно, она сочла это определенно благим знамением на скорейшее с ним сближение. Дадли все время до отъезда ходил донельзя довольным. Еще бы! Каждая встреча с тетей Мардж сулила ему неплохими деньгами. Однако это была единственная причина, по которой он терпел все проявления любви от тети. Та же в нем души не чаяла. Гарри казалось, что она, подобно своим собакам, пытается пометить Дадли как нечто, в какой-то степени принадлежащее ей. И именно по этой причине она старалась оставить на Дадли как можно больше слюны, и как можно чаще, возможно, даже чаще чем деньги, дарила ему свои мокрые поцелуи в щеку. Гарри часто наблюдал за тем, как смешно искривляется лицо Дадли, когда тот пытается сдержать свою неприязнь. В эти моменты он чувствовал те хрупкие крупицы разливающегося по телу тепла, которое обычно чувствуют люди, наконец-то отомстившие своим мучителям. Он чувствовал, словно каждая ссадина на его теле, оставленная Дадли, затягивается быстрее от вида этой скривившейся отъевшейся морды. И даже то, что Марджори презирала Гарри до глубины души, и поэтому не прикасалась к нему - даже взглядом редко одаривала, впрочем, как и многие люди, общавшиеся с Дурслями – приносило ему еще один повод, чтобы спокойно выдохнуть. Пусть лучше игнорирует, чем смотрит на него так же, как дядя. Этот же день был лучше, чем все предыдущие, когда его оставляли одного. Обычно Дурсли скидывали его на миссис Фигг и преспокойно уезжали, куда им надо. Но не в этот раз. Миссис Фигг хоть и была старушкой бронебойной и подозрительно живучей, имела кое-какие слабости. К примеру, она была жуткой кошатницей. Казалось, количество кошек в ее доме увеличивается в геометрической прогрессии. На смену тем, которых уже поедали черви, она приобретала по пять на каждого. Такого кошачьего разнообразия Гарри не встречал ни разу за свою недолгую жизнь. В этот день в каком-то соседнем городке устраивалась очередная кошачья выставка, и миссис Фигг, собрав некоторое количество своих кошек, укатила на праздник. Поэтому Дурсли не нашли ничего лучше, чем запереть его в доме, перед этим буквально вбив в него, что, если хоть что-то в доме измениться, в будущем они будут запирать его уже в чулане. Гарри тогда, стерпев трепку и не проронив ни одной слезы перед родственниками, молча кивнул и удалился к себе под лестницу. Как только дверца чулана закрылась, от входной двери послышался щелчок повернувшегося ключа, а затем и звук отъезжающей машины, Гарри позволил себе расплакаться. Но через какое-то время почувствовав ветер относительной, но свободы, он выбрался из чулана и принялся ходить по дому и думать, чем ему себя занять на ближайшие пару дней. Дурсли сказали, что приедут «за день до конца месяца, и чтобы к этому времени весь дом блестел». Отметив в очередной раз странность формулировки и остановив свой выбор на телевизоре, Гарри уселся на диван, но вспомнив, что, если тетя Петуния поймет, что он сидел на ее любимом настиле, трепки ему не миновать, он быстро соскочил с него и начал судорожно расправлять складки. Закончив, Гарри уселся на пол прямо посреди гостиной напротив телевизора. - Я также знаю, - продолжал ведущий, - что вы празднуете сегодня свой юбилей, мистер Киттинджер. Примите искренние поздравления от каждого в этой студии, - и студия снова наполнилась шумом аплодисментов и криков. Мужчина благодарно кивнул студии и самому ведущему и сел в кресло напротив него. – Нам всем интересно услышать о ваших достижениях, мистер Киттинджер. Расскажите о своем первом прыжке. Это был один из первых прыжков проекта «Эксельсиор»? - Да, вы правы, - сказал мистер Киттинджер и сразу же подобрался, готовясь продолжить. – Столько лет прошло... Вы не первый, кто спрашивает, да и не последний. Я всегда говорил почти одно и то же: «была сложная подготовка», «с последним шагом дыхание перехватило», - и, конечно, мое любимое, - «приземлился я уже другим человеком». Но сейчас я постараюсь рассказать кое-что другое, - в этот момент Гарри даже через камеру заметил загадочный блеск в глазах этого человека. – Я еще ни разу не рассказывал о другой стороне своего полета. То, что я почувствовал, будучи на высоте двадцати трех тысяч метров над уровнем моря, я не чувствовал ни разу в своей жизни. Смотря на то, что у тебя под ногами, ты понимаешь, что под ногами у тебя буквально весь мир, а шаг, отделяющий тебя от падения в эту пучину, вызывает в тебе не просто страх, а лютый ужас перед неизбежным. Да, это был лишь краткий миг, но я ощущал этот миг вечностью. И я буквально ощущал, как этот ужас заполняет меня, словно шарик, и в какой-то миг этот шарик просто лопнул, и я позволил всем заполняющим меня переживаниям вылиться. Но не просто так. Я направил всю энергию своих чувств в тот единственный шаг, который я не мог сделать. А дальше... Свобода. Весь мир стал ярче. Уже когда я летел, я не чувствовал и капли того переполняющего меня страха. Лишь свобода. Я был птицей, парящей в поднебесье. И честно признаться, еще ничто не смогло вызвать во мне тех ощущений, - с этими словами мистер Киттинджер прикрыл глаза, словно воспроизводя в голове те ощущения. «Я был птицей, парящей в поднебесье...» Гарри заворожено наблюдал за эмоциями, отражавшимися во время рассказа на лице этого невероятного человека. Он понял, что кое-что объединяет его с этим мужчиной. Гарри тоже знает, что такой лютый липкий ужас и страх перед неизбежным. Это когда тетя в порыве злости бьет тебя по лицу, крича, что это ты виноват в том, что у соседки, мадам Маргарет, снова зацвели розы, которые у Петунии еще даже не проросли. Это когда твой кузен кидает в тебя нож, который втыкается тебе немногим ниже ключицы, и врач говорит, что чудом нож не попал в шею, и ты остался жив. А по приезде домой все равно ругают тебя. Это когда тебе пять, и тебя ведут в гараж на заднем дворе, чтобы наказать за то, что кузен разбил дорогую вазу, но виноват остался все равно ты. Это когда почти каждый день после школы ты идешь домой и точно знаешь, что кузен с дружками прячется и поджидает где-то неподалеку, чтобы вновь выловить тебя, как дичь. Это когда все тот же кузен с дружками загоняет тебя в угол, в котором они будут бить тебя, пока ты совсем не перестанешь издавать хоть какие-то звуки, напоминающие недовольство. И даже эти побои в доме игнорируют. И ты окончательно понимаешь, что не нужен ни этим людям, ни этому миру. И только врожденное упрямство не дает тебе сдаться. Гарри понимал, что то, что рассказывает мистер Киттинджер, это почти тоже самое, что происходит с ним самим. Только его шарик все никак не лопнет. Мальчик чувствовал в себе ту странную вибрацию волнения, каждый раз, когда над ним снова начинали измываться. Чувствовал, что шарик вот-вот наполнится. Но каждый раз в нем просыпался животный и иррациональный страх перед тем ним, который будет после неизбежного взрыва. Подсознательно он понимал, что тот, кто придет из пустоты, будет настоящим монстром. И этого неизвестного кого-то Гарри Поттер боялся намного больше Дурслей. *- Джозеф Уильям Киттингер II — офицер военно-воздушных сил США, известен своим участием в проектах Manhigh и Excelsior.День рождения – 27 июля. *** Тридцатого июля, как и говорила тетя, Дурсли вернулись. Гарри в это время сидел в палисаднике тети. Это было одно из тех немногих мест в доме, которые его привлекали. Тетя Петуния пламенно любила свои цветы. У самого крыльца росли кусты аконита. Стоило ветру слегка подуть, цветы аконита начинали покачиваться все сильнее и сильнее. И каждый раз Гарри казалось, что из этих цветов польется переливчатый звон, словно предупреждающий о грядущей опасности. Рядом под окном росли гортензии и розовые камелии. Они нравились Гарри своими мягкими цветами. А на самом видном месте рос шикарный куст красных роз. Тетя особенно бережно относилась к этим цветам. Насколько Гарри знал, этот куст дядя Вернон подарил ей на годовщину. За каждую осечку, за каждый упавший по вине Гарри лепесток тетя секла его жестче, чем за неотмытое пятно. Как только Гарри услышал знакомый рык двигателя дядиной машины, он подскочил и со всех ног ринулся к своему чулану, где он, по правилу дяди, должен был встречать их. У самого Гарри тоже были правила. Сам он их окрестил: «Правила по выживанию имени Г.Дж. Поттера». В какой-то момент Гарри настолько с ними заморочился, что даже составил список, который хранил в тайне ото всех в своем матрасе. Никто никогда не прикасался к матрасу Гарри, поэтому это было самое безопасное место хранения подобных вещей. Самым первым правилом списка выживания было: «1. Всегда следовать правилам дома». Хоть правило звучало и просто, на деле надо было всегда запоминать кучу мелких указаний. В одном доме Дурслей их, казалось, была тысяча. Пока все входили в дом и ставили сумки у входа, Гарри даже не шелохнулся. Когда входная дверь закрылась за последним вошедшим, он так и не осмелился оторвать взгляд от пола, но почувствовав знакомый запах женских духов, которые, несмотря на их обилие, все равно не могли до конца перекрыть вонь от собачьего корма, он понял, что вместе с Дурслями приехала и тетя Мардж. Краем глаза он заметил, как дрогнула его рука, когда прямо перед его носом тяжелой поступью прошел любимый бульдог Марджори – Злыдень. Гарри побаивался этого пса. Он был такой же толстый, злобный, неаккуратный и беспардонный, как и его хозяйка. Проходя мимо Гарри, Злыдень слегка повернул в его сторону свою уродливую, морщинистую морду и испустил из пасти рык, словно предупреждал Гарри не приближаться к нему. Сама тетя Мардж, несмотря на то, что провела со своим любимым племянником целых три дня, выглядела недовольно. - Марджори, милая, не стоит так расстраиваться. Если этот человек не оценил твое предложение сейчас, совершенно не означает, что он не оценит его потом, - с деланным сочувствием сказала тетя Петуния, провожаемая ненавидящим взглядом тетки Мардж. Та никогда не любила свое полное имя, и каждый раз, когда его произносили, заводилась буквально с полуоборота. Масла в огонь подливал тот факт, что это сказала именно Петуния, которою тетя Мардж недолюбливала, в особенности за ее тощую фигурку и какие-никакие, но приятные черты лица. Тетя Петуния также не могла терпеть Мардж. Те черты характера, которые она так обожала в собственном муже, выводили ее из равновесия, если их проявляла Мардж. Но,так как Вернон свою сестру обожал, Петуния могла ей мстить только таким образом и редкими остротами. -Она права, Мардж, - словно не замечая холодной войны у себя в гостиной, поддержал жену дядя Вернон. - Этот генерал глух на одно ухо и сед на половину головы. Что ты в нем разглядела!? Но ты всегда добивалась своего, поэтому я в тебе как не сомневался, так и не буду сомневаться! - Прекрати чесать языком зазря, Вернон, и лучше принеси мне бренди. Я устала с дороги, как гончая после забега. Даже на болтовню сил нет, - сказала тетя Мардж, приминая под собой любимый диван Петунии. Улыбнувшись, тяжелым шагом Вернон отправился на кухню. Петуния проводила своего мужа взглядом, и как только тот скрылся за поворотом, позволила себе на мгновение поджать губы и одарить тетю Мардж горящим гневом взглядом. Это было незаметно для Мардж, но не укрылось от глаз Гарри. Каждая подобная стычка вызывала в нем смешанные чувства. Его поражало то, как двуличны были все в его семье. Порой Гарри задавался вопросом: «Похожи ли мы с ними? Они показывают друг другу только те стороны, которые в них хотят видеть. Ведь я тоже показываю им только то, что они хотят видеть...» Но из раза в раз у него не получалось дойти до ответа. Спросить было не у кого, сам найти ответы он не мог. Так он и ходил, терзаемый всевозможными сомнениями. Становиться похожим на Дурслей он категорически не хотел. И понимание того, что только так он может выжить в их доме, давило на него еще больше. От раздумий его отвлек окрик тети Петунии: - Не стой столбом, мерзкий мальчишка, - прикрикнула она, скривив при этом рот. – Подними сумки наверх. И не смей прикасаться к вещам внутри. Ты понял? Гарри кротко кивнул и, подхватив первые две сумки, поспешил наверх. Уже стоя у двери в спальню тети и дяди, он почувствовал, что сумка Вернона намного тяжелее, чем он запомнил. Пытаясь усмирить свое неуместное любопытство, Гарри занес сумки в комнату. И уже поставив их у кровати, ему пришла идея, как узнать, что внутри, не нарушив наказа тети. Он украдкой глянул в коридор и прислушался к звукам внизу. Судя по всему, тетя Петуния и дядя Вернон разговаривали с Марджори и осуждали ее очередную провалившуюся попытку пригласить к себе в гости так горячо ею любимого генерала. Тот снова отказался. Гарри уже и не удивлялся. Он лишь единожды видел того генерала, но сразу понял, что тому совершенно не нравится тетя Мардж. Украдкой он слышал, как тот отозвался о тете Мардж как о «достаточно неприятной и громкой личности». Гарри очень понравились эти слова. Они кратко и лаконично описывали весь противный характер тети Мардж. Она тогда за его «подозрительно довольный вид» отправила чистить собачьи клетки. Сейчас же Марджори особенно остро отреагировала на этот провал. Гарри не винил ее за такого рода эмоции. Любой человек рано или поздно может сломаться. - Лови его, Пирс! Лови! – услышал Гарри крик с улицы и последовавший за ним громкий хохот. Он подошел ближе к окну и увидел, как Дадли и его шайка гоняется за очередным несчастным котом миссис Фигг. Пирс бежал за котом так быстро как мог, но все равно отставал от него на приличное расстояние. Пирс Полкисс был также, как и Дадли, выше Гарри на голову, тощ и неприятен на вид. Он напоминал Гарри тех облезлых тощих крыс, которых он видел на свалке. У него в глазах был такой же блеск, как и у них. Радость и наслаждение от того, что делаешь что-то мерзкое для всех, но приятное для себя. У Пирса всегда так блестели глаза, когда он делал что-то из того, что приказывал сделать Дадли. Порой это доходило до безумия. Слепое и сумасшедшее обожание – так назвал эту эмоцию Гарри. Судя по выражению на морде Дадли, он получал море удовольствия от происходящего. Причинение вреда слабому и подчинение того. Эти вещи Дадли обожал. Гарри в отвращении скривил губы, неосознанно копируя тетю Петунию. Оторвав взгляд от окна, Гарри все-таки решил подойти к дядиной сумке. Воровато оглянувшись, он опустился на колени рядом с сумкой и начал ее осторожно прощупывать. Вдруг внутри раздался негромкий звон. Гарри напрягся, поняв, что дядя привез цепь, но продолжил ощупывать. Наткнувшись на что-то твердое, он начал прощупывать предмет в попытках понять, что это такое. Предмет оказался длинным и твердым, а на одном из концов было два острия, напоминающие странные иглы. Гарри начал вспоминать все предметы, напоминавшие подобное строение, но в голову ничего не приходило. Вдруг с улицы послышался визг шин и последовавший крик водителя: - Дрянные дети! Совсем ошалели! Какого черта вы под машину кидаетесь?! Жить надоело, идиоты малолетние?! – кричал грубый мужской бас. Гарри вздрогнул от этого звука и резко встал, озираясь. Ладони вмиг вспотели, а глаза лихорадочно бегали из угла в угол. В комнате он был один. На этаже тоже. Успокоившись, он тихо вышел из комнаты и пошел забирать последние сумки. Уже ступив на лестницу и поднимаясь, он краем глаза заметил, как тетя Мардж опрокидывает в себя, судя по всему, уже не первый стакан бренди и, утерев мокрые губы, одаривает его странным взглядом. Помимо привычного после такого количества алкоголя пьяного блеска, Гарри разглядел в них что-то настораживающее. Сердце в момент забилось чаще. Покрепче перехватив сумки, он стремительно поднялся по лестнице. Уже залетев в гостевую комнату, он все еще ощущал на себе тетин взгляд. Он знал, что это не сулило ему ничего хорошего. Сердце словно не желало успокаиваться, несмотря на все попытки угомонить его. Дыхание стало тяжелее, появилась отдышка. Гарри словно начал задыхаться. В ушах нещадно звенело. Он чувствовал подступающую панику. Как она обволакивает его всего. Проникает в рот, ноздри и уши. Он тонул в ней. Обычно такое происходило, когда напивался дядя. Каждый раз стоило дяде прийти домой нетрезвым, Гарри знал, что что-то будет. Нехорошее. Для него. И начинал тонуть. В такие моменты он представлял себя в своем чулане. Это было самое безопасное для него место в доме. Там его не трогали. Совсем. Там он был один. Совершенно. - Где тебя носит, грязный мальчишка? Немедленно спускайся вниз! – послышался крик дяди. Плохо. Дядя был зол. И, судя по голосу, уже успел выпить. Еще хуже. Гарри поспешил спуститься вниз, чтобы не заставлять себя ждать. Дядя Вернон вместе с тетей Мардж сидели за столом. Оба мерзко растянули губы, смотря на Гарри. Осмотрев кухню, он заметил уже пустую бутылку бренди и недоеденную еду на тарелках. Он заметил, что тетя Петуния стояла у раковины, опершись на нее бедром, и недовольно смотрела на Гарри. - Почему так долго? - Сумки тяжелые...- начал было Гарри, но быстро стушевался под прищуром тети. - Прости, тетя. Он стоял посреди кухни и не смел оторвать взгляда от пола. Но он всем телом чувствовал взгляды, идущие словно со всех сторон. Они давили, преклоняли его к земле. Топили. - Чего так трясешься, уродец? Мы не кусаемся, - хохотнула тетя Мардж. – Злыдень хорошенько поел сейчас. Надо бы с ним прогуляться. Ты ведь осилишь эту задачу? – деланно ласковым голосом спросила тетя, который совершенно у нее не получался. «Словно поломанная шкатулка, - подумал Гарри, - Лишь скрип и скрежет».Он буквально чувствовал сочившуюся с ее слов угрозу. Она знала, чем может обернуться эта прогулка. И она хотела этого. Гарри передернуло от этих слов. Он покосился на развалившегося у ног тети Злыдня. Тот мрачно оглядывал всю комнату. Тут его взгляд зацепился за Гарри и больше не двигался. Гарри попытался проглотить образовавшийся в горле ком, но почувствовал лишь подступающую тошноту. Все свои силы он тратил на то, чтобы не подать вида, насколько сильно его это задевало. Иначе будет хуже. Он знал, что будет хуже. В этом доме всегда надо было держать лицо. Это было одно из главных его правил выживания. Он молча развернулся и пошел в коридор за ошейником, слыша полетевшие вдогонку слова: «Иди прогуляйся, дорогуша. Сделай мне приятно – покусай этого поганца. Не успели приехать, а он мне уже успел надоесть!». Последнюю фразу она пробурчала себе под нос, но Гарри все равно услышал. «Почему? – пронеслось в его голове, - Она ведь даже посмотреть на меня не успела! Так почему? Насколько же я омерзителен?» – негодовал он. За спиной послышалось клацанье когтей по полу и недовольное рычанье. Злыдень прошел мимо него и уселся у самой двери, ожидая возможности выйти. Он сидел смирно, позволяя Гарри одеть на него ошейник. Но Гарри не обманывался. Он знал, что лишь пара шагов от дома, и Злыдень перестанет быть таким послушным. Даже пёс в этом доме был двуличным и полностью оправдывал свою кличку. Пес был необычайно сообразителен. Настоящий Злыдень был более игрив и непослушен, агрессивен и нетерпелив. Но тёте это не нравилось. И он это понимал. Гарри боялся Злыдня, но при этом чувствовал к нему какого-то рода сочувствие и понимание. Гарри тоже не был настоящимв этом доме. Его пугала мысль, что ему никогда и не удастся узнать, какой он на самом деле. Он ощущал себя тем бутоном розы, который еще не успел раскрыться, но уже засох. Погиб. Он наблюдал за другими детьми. В школе. На улице. Все они делали то, что хотели, и никто их не ругал, не бил. Им не надо было думать над каждым своим движением, чтобы не получить очередную порцию синяков. Его удивляло то, что взрослые не любили своих детей меньше за то, что те провинились или сделали что-то не так. Они не смотрели на них как на что-то, что в принципе не должно было появиться на свет. На Гарри так смотрели постоянно. И порой не только Дурсли. Все, кто был с ними знаком и верил им, смотрели на него так. Иногда с жалостью, иногда с презрением. Но этот взгляд никогда не пропадал. Он никогда не покидал Гарри. Из мрачных мыслей его выдернул поводок в руке. Он сфокусировал взгляд на окружении и понял, что они уже совсем недалеко от пустыря. Там была старая детская площадка. Пара качелей, горка и старое поржавевшее и полусгнившее нечто, в котором угадывались очертания песочницы, скамеек и чего-то еще. Гарри любил туда приходить. Это место не пользовалось большой популярностью среди местных детей. Эта площадка была брошенной, покинутой всеми, такая же, как и сам Гарри. Но сейчас идти туда ему не хотелось. Особенно в компании Злыдня. Недалеко послышались голоса, и Гарри оглянулся в попытке разглядеть говоривших. В его сторону направлялся Дадли с компанией. «Фортуна отвернулась от тебя, мальчик», - прошелестел внутренний голос. «Ты знаешь, что она никогда на нас и не смотрела», - мрачно подумал Гарри, наблюдая, как проблемная компания подходит к нему все ближе и ближе. Первым его заметил Пирс, который сразу же указал на него пальцем. Дадли перевел на него взгляд и ощерился. Видимо, в его голову пришла очередная идея, которую он сразу озвучил своим компаньонам. Пирс гаденько захихикал, а Гордон, Мальком и Дэннис хищно оскалились, переведя взгляд на Гарри. Добыча. В такие моменты Гарри чувствовал себя именно добычей, которой не посчастливилось быть замеченной стаей гиен. - Вы только посмотрите, кто здесь? – сказал Дадли, толкая Гарри в грудь и вырывая из рук поводок со Злыднем. – Хватает смелости выходить на свет, Поттер? С такой-то рожей? Вся шайка мерзко загоготала. - Тебе-то хватило, - пробубнил Гарри себе под нос. Но видимо недостаточно тихо, так как стоящий ближе всех к нему Гордон резко замолчал и со всей силы двинул Гарри кулаком в грудь. Легкие словно обожгло, и дышать стало почти невозможно. Каждый вдох приносил невероятную боль, а выдохнуть Гарри попросту не мог, словно что-то внутри мешало. Все тот же Гордон схватил его за волосы и резко дернул запрокидывая его голову так, что смотреть на окружающих его парней становилось почти невозможно. Гарри почувствовал, как в глазах защипало от боли. - Усвой, наконец, свое место, Поттер, - выплюнул ему в лице Дадли. –Ты, уродец, не смей даже рта раскрывать в мою сторону, усек? Такая шавка, как ты может лишь одно – служить. Так что сделай, Поттер, услугу, - сказал Дадли, растягивая губы в подобие ухмылки, - посиди, смирно, когда мы будем выбивать из тебя всю дурь. Гари посмотрел за спину Дадли. Мальком довольно улыбался, Пирс прожигал в Гарри дыру своими крысячими глазками, а Дэннис встал в стойку, готовый прямо сейчас налететь на Гарри с кулаками. - Слышали, парни? –крикнул Пирс. – Объявляется «Охота на Поттера»! - «Охота на Поттера»! – ликующе прокричали парни и вскинули руки вверх. Воспользовавшись тем, что гордон наконец-то отпустил его волосы, Гарри рванул вперед, подальше от шайки. Надо было срочно бежать, пока есть время. «Охота на Поттера» - было любимым временем препровождения для Дадли и его парней. Гарри не один и не два раза становился добычей в этом мероприятии. Порой ему удавалось вовремя от них убежать, и становилось просто лень догонять его или искать. Но это было в удачные дни. А этот, судя по всему, таковым был навряд ли. Это значило, что домой он, скорее всего, придет избитым. Он перестал пытаться сопротивляться побоям после второй «охоты». Именно тогда он понял, что в данном случае лучшей тактикой будет – перетерпеть все. Если парни хоть в каком-то его движении чуяли сопротивление, то начинали бить лишь сильнее. Единственным залогом того, что Гарри сможет увидеть завтрашний день - было смирение. Это было второе правило. «2. Если борьба обходится слишком дорого, то стоит смириться и терпеть. Ждать нужный момент». Не оглядываясь назад, но слыша топот своих преследователей, Гарри старался ускориться. Так, продолжая бежать, он слышал, как топот понемногу затихает, а значит он все дальше от опасности. Но в этот момент он услышал то, что заставило его сердце упасть в пятки. Звон цепи и последовавшее за ним клацанье когтей об асфальт. Гарри, не останавливаясь, оглянулся назад и увидел то, чего больше всего боялся. На всей скорости к нему несся Злыдень. Словно позабыв о своей неповоротливости, пес бежал за Гарри и, явно, догонял. Гари успел выбежать на середину детской площадки на пустыре, как вдруг почувствовал, как что-то резко потянуло его за штанину джинс. Уже приземлившись на землю и больно ударившись локтем, Гарри оглянулся на причину своего падения. Злыдень вцепился в его штанину, только чудом не задев ногу. Гарри пробил холодный пот только от одной мысли о том, как крепкие челюсти пса смыкаются на его плоти. Дернув ногой, он попытался освободиться, но пес лишь сильнее зарычал. К этому моменту уже успели подбежать и Дадли с компанией. Увидев, в каком Гарри положении, каждый довольно улыбнулся, а Пирс все также мерзко захихикал. Дадли отозвал пса, при этом делая парням знак, чтобы те окружили Поттера. Теперь он был окружен. Бежать было некуда. Первый удар пришелся на руку, на которую Гарри опирался. Что-то неприятно щелкнуло в локте. «Вывихнул все-таки», - подумал Гарри, понимая, что только что получил по той руке, на которую упал. Не давая о себе забыть, рука начала дико пульсировать острой болью. Вспомнив, что этот удар вряд ли будет единственным, Гарри быстро прижал больную руку к себе, здоровой прикрывая голову, и подтянул колени к себе. Такая поза не раз помогала ему оставаться худо-бедно целым. Вся его надежда была на то, что побои быстро пройдут. Эту особенность он заметил у себя давно. Все раны затягивались сравнительно быстро, и не каждая из них оставляла после себя шрам. Всякий раз он ждал тот момент, когда ноющая боль пройдет, и он снова сможет двигаться без сопровождающей каждое его действие боли. От этих мыслей его отвлекли посыпавшиеся друг за другом удары ногами. По спине, по ногам, пару раз попадали в голову. Но сделать Гарри ничего не мог. Лишь терпеть и ждать конца. С каждой секундой тело горело огнем все больше. Даже каждый вдох отдавался болью в теле. «Быстрее,– вертелась мысль в голове. – Только бы все закончилось быстрее». «Снова ты терпишь, - вторил внутренний голос. – Ответь им! Покажи чего стоишь!» Нельзя. Нельзя показывать, что ты отличаешься от них. Нельзя делать то, чего никогда не смогут сделать они. Это лишь сильнее их разозлит. И тогда удары станут сильнее. А кулаки поменяются на что-то более весомое. Гарри знал это. Он уже испытывал это на себе. Дядя уже показал ему, что то, какой он на самом деле, - это неправильно. Он неправильный. Словно насытившись болью Гарри, Дадли и его дружки отошли от его истерзанного тела. Гарри выдохнул. Наконец-то все закончилось. Сейчас они уйдут, оставив его лежать на этом пустыре. А уходя, даже не оглянуться на него. Гарри и рад этому. Он спокойно дождется, пока обидчики скроются за поворотом, и только тогда встанет и поковыляет домой. Но планам сбыться было не суждено. Ведь это был неудачный день. Заметив краем глаза, как Малькольм передал что-то Дадли, Гарри напрягся. Младший Дурсль подошел к лежащему на земле Гарри и схватил того за волосы, поднимая его голову так, чтобы Поттер смотрел ему в глаза. - Сейчас ты узнаешь, уродец, что значит связываться с Большим Дэ! – сказал стоящий неподалеку Полкис, в этот момент еще больше похожий на мерзкую крысу. Дадли что-то поднес к лицу Гарри, и тот с ужасом разглядел в предмете перочинный нож. - Смотри, Поттер, именно так надо обходиться с таким отрепьем, как ты, - сказал Даддли. Он резко дернул Гарри за голову так, что он ударился затылком о землю. Но Поттер, казалось, этого даже не почувствовал. Он смотрел на то, как Дадли крепко хватает его за запястье и быстро но с нажимом проводит ножом прямо по ладони. У Гарри полетели искры из глаз. Он не мог сжать ладонь. Малейшее движение пальцев, и руку словно обдавало огнем. Больно. Это было чертовски больно. - Сложновато теперь будет работать, а? – зло ухмыльнулся Дадли. Стоящие позади парни мерзко засмеялись. «Им смешно, а ты все еще терпишь?» Дадли не остановился на этом. Он перехватил вторую руку брыкающегося Поттера и снова провел ножом по ладони. Новая волна боли. И неожиданная волна жара, захлестнувшего все тело. Гарри посмотрел на свои руки, залитые кровью. Его кровь. И перевел взгляд на Дадли, который с удовольствием наблюдал за лицом Поттера, исказившемся болью. Как же хотелось сейчас закричать. Попросить остановиться. Попросить о помощи хоть у кого-то. Главное чтобы это прекратилось. - Так его, Большой Дэ! – раздавалось вокруг. - Пусть знает свое место! Воспользовавшись паузой, Гарри, не в силах больше это терпеть, оттолкнул от себя Дадли и попытался убежать. «Свобода», - пронеслось в голове. «Нет», - сказал внутренний голос. Когда Гарри споткнулся о чью-то ногу и вновь упал на землю. - Не подходи ко мне! – прокричал он в отчаянии. - Смотрите ребята! – воскликнул Дадли, указывая на Гарри ножом. – Псина, оказывается, и тявкать умеет! Со всех сторон послышался гогот. Гарри больше не видел в окружающих его существах людей. Это были монстры. Монстры, которые все никак не могут насытиться его страданиями. И вот он снова чувствует жар, пронзивший его от головы до пят. - Да только не на того шавка пасть раскрыла, - закончил Дадли, мгновенно оказываясь рядом с Гарри. – Придется тебе Поттер, язык-то подрезать. Чтобы больше не вякал. Дальше все происходило для Гарри слишком быстро и слишком медленно. Мгновенья были вечностью, но пролетали вмиг. Вот Дадли подносит нож прямо к лицу Гарри, зажимая его челюсть так, чтобы открылся рот. Вот Гарри чувствует, что тот жар, который он чувствовал мгновенье назад, снова охватывает его тело. Но не уходит прочь. Он остается внутри, разрастаясь пожаром. Гарри чувствует, как его переполняют эмоции. Негодование, страх, ярость.Все смешивается в своеобразный взрывной коктейль. И шарик Гарри, который все никак не мог наполниться, в этот момент был наполнен до краев. Все его тело горело и словно разрывалось на кусочки. Периферийным зрением он увидел что-то фиолетовое, но не обратил внимания. - Замолчи навеки, Поттер, как сделала твоя шлюха-мать! Это была последняя капля. И вот шар взрывается. А Гарри направляет всю его энергию на то, чтобы отогнать от себя обидчиков. Легкий взмах рукой, и Дадли отбрасывает прямо в кучу его дружков. «Покажи им, кто сильнее! – кричал голос. – Покажи их место!» В этот момент Гарри чувствовал… Нет, знал, что может все. Что все в этом мире ему подвластно. И ужас, который он видел в глазах напротив, подтверждал его мысли. Гарри медленно встал, смотря , как Дадли все еще валяется у ног своих друзей и даже не думает вставать. Парни, не обращая внимания на Дадли, жмутся друг к другу. Каждый из них чувствовал первобытный ужас. Их колени тряслись. Казалось, еще немного и все они упадут на землю и забьются в истерике. Не выдержав очередного взгляда Гарри, Дадли всхлипнул и весь затрясся. На его брюках недвусмысленно начало появляться мокрое пятно. Гарри снова обвел их всех холодным взглядом и почувствовал, как ярость с новой силой разгорается в нем. - Не смей меня трогать, жалкое отродье! – рычит он не свои голосом. Словно кто-то другой говорил за него. Кто-то с другой стороны его сознания. Кто-то с другой стороны его существования. Кто-то с другой стороны. Он взмахивает рукой в очередной раз и видит, как в мгновение ока перед ним вырастает стена фиолетового пламени. Мальчишки по ту сторону заливаются криком. И, когда огонь немного успокаивается, Гарри видит, что они все, не оглядываясь, убегают от него. Он опустил взгляд на свои руки и увидел, что они все еще горят этим загадочным огнем, а недавно полученные раны уже затянулись, и даже шрама не осталось. Но пламя не обжигало его, лишь дарило умиротворяющую прохладу. Только появившиеся мысли о том, что он поступил ужасно, уподобился тем, кого сам презирал, исчезли, не успев полностью сформироваться. Будто были выжжены из его головы. Словно так и должно было быть. Так правильно. Гарри почувствовал, как его затылок обдало холодным дуновением ветра. Будто кто-то выдохнул. Он обернулся, но ничего не увидел. Лишь где-то на периферии мелькнуло что-то фиолетовое. Уже идя домой, Гарри подумал, что он все-таки сделал тот последний шаг в пропасть. И ничего уже с этим нельзя было поделать. Только свободно лететь вниз. Свободно. Он шел домой и ощущал себя птицей, парящей в поднебесье.