В чужом Мире, на крыше, в сказке

По моим волосам прошлась рука Шурфа. С нескрываемой нежностью он это сделал — я был готов начать мурлыкать. Улыбался как дурак: меня сейчас делало счастливым абсолютно все в мире в который попал вместе с этим потрясающим парнем.       И даже несмотря на то, что луна и звезды были скрыты за тяжелыми завитыми облаками, грозящихся то ли ливнем, то ли снегом, это место нас могло порадовать маленькими светящимися шариками. Они двигались по невнятной траектории и достигнув ее конца, если таковой был, — потухали как огонь огарка свечи. Вдалеке был слышен мягкий раскат грома. Именно мягкий.       Если обычно оттого, как громок звук сия природного явления начинала болеть голова, то сейчас — как густой волной по песку. Интересно, можно ли этой волной воспользоваться как одеялом? Шорох листов старого томика Александра Сергеевича Пушкина в прохладных бледных руках Шурфа, шелест листвы большого персикового дерева, обнимающего крышу с противоположной стороны, редкий гром, запах свежей травы и легкий ночной ветер действовали на меня как снотворное. Устроившись на одном колене Лонли-Локли (честно говоря у него достаточно жесткие ноги, но в тот момент — кажется, их не заменила бы никакая подушка) я чувствовал как сладкая дрёма накрывает мою голову и был совсем не против. У Шурфа, кстати, возражений против моего положения тоже не было — полагаю он бы меня испепелил, а не заставлял ластиться, будь возражения. Мы находились на заросшей крыше, похоже, нежилого дома в чужом мире. Высокие три этажа, облупленные светло-желтые стены, хлипкие балконы. Дому этому очень много лет, это чувствовалось. Вероятно на моей родине такой бы дом непременно снесли, но похоже здесь очень любят старые здания и ждут, когда они сами развалятся. Да и грех это — такое чудо сносить. Странное ощущение сказки — немного пугающей, но я знал: у этой сказки хороший конец. Неясно кто рассказчик, но ему тоже понравится. Я свернулся клубочком — экий клубочек из черно-желтой пряжи, из которого торчат волосы, и их не назовешь ни пшеничными, ни бронзовыми — и уж тем более остальными. Что-то между этими двумя вариантами, наверное. Теперь уже точно можно было спать, для полного счастья не хватает только…       Вроде бы я ничего не бормотал, но Шурф все-таки снова погладил меня по голове. Да, именно этого. Удивительно, как все романтично у нас сложилось. Ночь, крыша, я лежу на его ноге — надеюсь не слишком отдавил, — он меня гладит как кота, еще и пару раз цитировал Сашеньку — которого так любила моя учительница по литературе и не дайте Магистры кто-то бы сказал, что он скучен. Говорят, кто-то и был из таких смельчаков, да только пропал без вести.

***

Не знаю сколько я провалялся — но мне приснилась такая смешная чушь, что я проснулся от своего хихиканья. Раскрыл глаза — честно говоря, готовился к такому неприятному явлению как удар солнца по глазам, мгновенно отправляющий в нокаут, — но ночь все еще была благосклонна и не пустила этот огромный светящийся шар на небо. Снилось мне следующее: я плыл по Хурону и напевал песню из мультика про Ежика в тумане. «Я Ёёёёжик, я упал в реееку, пусть река решит куда меня нестиии…», в то время пока Джуффин смотрел на меня как на тяжело больного человека с моста и сообщил Мелифаро, дескать, отловил какую-то хрень в Хумгате, сделал Смертью, а она теперь по рекам валяется. Грустно, бредово, но почему-то мне смешно. Хумгатная хрень… Надеюсь, это не станет заменой моему имени, потому что зуб даю, Маба в курсе последних событий. Наконец-то сфокусировав внимание на реальности — я заметил, что Шурф уже лежит, а не сидит. На его груди покоится Пушкин, глаза закрыты, а лицо впервые мне кажется фарфоровым лицом как у принцессы из мультиков от «Disney». Грех в такую принцессу не влюбиться! Я улыбнулся, даже смутившись своей мысли. Гомофобный Макс, который спрятался где-то в недрах моего сознания, дал о себе знать в очередной грешный раз, что-то пискнул, но его опять запнули под шкаф остальные — более разумные Максы. Я принял полувертикальное положение, то есть — сел. Не знаю, что меня заставило разволноваться — может быть, транс, с которым я наблюдал за вздымающейся и опускающейся грудью Шурфа, но я все-таки решил, что дыхательная гимнастика тут может помочь. Поэтому — я уже через несколько секунд начинал дышать на счет. — Макс, что-то случилось? — Подал голос Шурф, который, как оказалось, не спал, а просто лежал с закрытыми глазами. Я даже немного оторопел. Но он невозмутимо продолжил: — Ты очень часто пренебрегаешь дыхательной гимнастикой, пользуясь ей в крайних случаях. — Сейчас и есть крайный случай. — Вздохнул я, наблюдая за тем, как он принимает снова сидячее положение. — Мне очень хочется сделать одну глупость, и я пытаюсь на спокойную голову принять решение: стоит она того или нет. Но спокойную голову нужно сначала сделать. — Я думаю, что сейчас ты можешь попробовать сделать эту ≪глупость≫, потому что плохих предчувствий у меня нет. Да и ты, как мне кажется, зря волнуешься. Я замялся. Поджал губы, вздохнул и сел гораздо, гораздо, гораздо ближе чем до этого. Положил руку на его тыльную сторону ладони, даже не обратив внимания, что это левая рука и тут же расслабился, целуя. Осадок разумеется остался, но только на пару мгновений — потом уже последовал ответ, разрушающий беспокойства. Его правая рука притянула меня к себе, теперь, попадая в не очень удобную позу, мне пришлось обнять его за шею. Ох, предчувствовал я, на радость неудержимому романтику внутри, что это — отнюдь не последний поцелуй, чувствовал, что дальше будут только увереннее и ярче, хотя, пожалуй, уже — далеко не мелочи. А еще я удивлялся: откуда настолько легкое согласие? Все закончилось достаточно внезапно — поцелуй после нежного укуса в нижнюю губу перешел на уголок рта и губы Шурфа расслабились. Он отстранился. Сейчас я был уверен — я застал мимолетную улыбку на его лице. Почему-то мне было мало. Да, определенно. Когда он начал писать что-то в свою тетрадку, я, наверное, около минуты сидел неподвижно, рассматривая его руку, быстро выводящую карандашом размашистые буквы. Потом — поцелуи запястья, костяшек, пары фаланг и под конец — в центр ладони, от которого я почувствовал мимолетную дрожь в его пальцах. Разумеется я понимал — от вечного ношения перчаток у него может быть нежная кожа на руках, но… Чтобы до резко порозовевшего лица и начинающих расширяться зрачков — что-ж, сам дурак, нашел похоже эрогенную зону. — Продолжим когда вернемся домой, — прошелестел Шурф, коснувшись моей колючей щеки поглаживающим движением.       На крышу упал первый любопытный луч света, выглядывающий из-за черного облака. Начиналось утро. Окончание предложения. Окончание страницы, разворота. Окончание тетради. — Тогда, может быть, — Я улыбнулся. — Пошли домой?