Хочешь услышать кое-что эгоистичное?

Хочешь услышать кое-что эгоистичное? Не думаю, что я бы что-то изменила. Если бы мне дали шанс вернуться и всё изменить. Когда я впервые встретила тебя, без сомнений, — я бы конечно всё исправила. Я бы умерла, лишь бы исправить это. И мы почти умерли, оба. Но не сейчас. Ты можешь себе это представить? Мне бы было десять. Ты бы оставался на ужин. Отец рассказывал бы мне всё о том, какой ты умный, о твоих последних проектах. Ты бы улыбнулся, немного смутившись, сидя над своим супом. А потом отец бы рассказал тебе всё о моих последних достижениях, о моих оценках и моих «открытиях», и у тебя бы была большая улыбка на лице, пока я закрывала своё лицо руками, смущённая, сидя над моим супом. Тебе бы было за тридцать. Высокий и стройный, и серьёзный, за исключением того, когда ты таким не был. Тихий и интроспективный, за исключением того, когда ты таким не был. Ты бы засиживался допоздна после того, как я уже должна была быть в кровати и ты бы разговаривал с моим отцом, оживлённо, хриплым, но страстным голосом. Ты бы жаловался на отсутствие финансирования и на коллег, которые были тупее грязи, и мой отец бы проявлял терпение и солидарность и сам бы делился несколькими страшными историями. А когда ты больше не мог говорить, ты бы использовал свои руки, и мне бы приходилось выдумывать половину вашего разговора, потому что, конечно, я бы подслушивала и подсматривала сверху на лестнице. Я бы сама втайне попыталась и выучила язык жестов, чтобы я могла посылать сообщения через обеденный стол. Когда бы я сделала это в первый раз, ты бы почти выплеснул свой суп, и мой отец спросил бы, в порядке ли ты, и ты бы кивнул, и это был бы наш секрет. Возможно, я бы выросла, любя высоких парней с такими же волосами, как у тебя и, в итоге, мужчин с такой же бородой, как у тебя, тем не менее, я бы не смогла сложить эти факты воедино, пока не стала бы гораздо старше. У тебя бы в офисе висела картина со мной. Ты бы не был мне ни отцом, ни дядей, ни братом. Просто Гордон. Гордон, который работает с моим папой. Гордон, который стал известным учёным. Да, этот Гордон. Я бы пошла на твою свадьбу, и все бы говорили мне называть тебя «Доктор Фримен», но я бы не стала. Мы бы всё ещё посылали друг другу сообщения на языке жестов. Я бы даже оставалась у тебя, когда мой отец уезжал в командировку. Мне бы нравилась твоя грязная квартира и тот факт, что ты разрешал мне есть чересчур сладкие хлопья, и ты бы так увлекался чтением после работы, что забывал говорить мне идти спать. Это было бы счастливое детство, с тобой в моей жизни. У нас она почти была. Но так или иначе мы здесь. Тебе 28. Мне 26. Мы почти что одного возраста. Для тебя вселенная остановилась, но не для меня. Я выросла вместе с тобой в моей жизни, но по-другому. Ты так много символизировал. Ты отстаивал надежду. Баланс. Свободу. Я полжизни провела, думая, что ты миф, и другую половину ужасаясь, кем ты станешь, когда попадёшь сюда. Поможешь ли ты нам? Должны ли мы даже просить этого, после всего, что ты уже сделал? Что, если я тебе не нравлюсь? Или у тебя стёрлись воспоминания? Или вортигонты обманули? Или… Комбайны убили тебя, прежде чем у тебя появился шанс помочь всё исправить? Но ты был больше, чем я надеялась. Сначала я не поняла, что ты должен был делать, но в минуту, когда я помогла тебе встать с земли в Сити-17, я поняла, что что-то начало двигаться. И это было невероятно. С твоей помощью за последний месяц мы добились больше, чем за 20 лет. Люди воюют так, как никогда раньше, потому что раньше у них не было никакой надежды. И даже несмотря на то, что ты — это всё для этих людей… Только я могу увидеть, кто ты на самом деле. Помнишь, как мы в первый раз поцеловались? Твой HEV костюм почти разрядился, и ты собирался открыть сильный огонь только для того, чтобы один из наших вертолётов смог прорваться. Я не хотела, чтобы ты уходил. Я думала, что тебя убьют. Я продолжала тянуть твою руку, говоря: «Должен же быть другой выход!» и ты дал мне какой-то знак, несколько раз — что-то, чего я не поняла. Было слишком громко, чтобы ты мог что-то сказать. Я впала в отчаяние и ударила по твоим рукам в воздухе. «Прекрати, Гордон! Зачем ты это делаешь? Ты не обязан-» — а потом ты поцеловал меня. И время остановилось. Пули исчезли, угроза казалась чуть менее страшной, и ты стоял здесь, сильный и уверенный, прижимая меня на столько близко, на сколько мог. Ты был в ужасе, я знала, но всё равно собирался туда выйти. А потом ты исчез. И я была ошеломлена. И перед тем, как я это осознала, выстрелы прекратились, и вертолёт приземлился, и я помогла тебе забраться внутрь. Две пули попали в твою икру, и костюм не смог их остановить, и мэнхэк содрал кожу с твоего плеча. Ты был весь в крови, но позже, мне сказали, что раны были в основном поверхностные, и что ты будешь в порядке. Но как только мы затащили тебя внутрь, ты начал встречать последствия, так как адреналин улетучился и подействовал морфий, а потеря крови тоже никак не помогала. И ты лежал на моём плече на протяжении всего полёта до базы. Ты держал мою руку, а я проверяла твой пульс. Ты что-то бормотал, пока спал, но я ничего не могла разобрать. Но я продолжала с тобой разговаривать, давая знать, что я всё ещё здесь. И потом, когда я не могла уснуть. Потому что мы провели почти две недели плечо к плечу ночью: ты охранял дверь, чтобы ничто не проникло внутрь нашей лачуги, а я охраняла окно. Я попыталась прислониться к стене, но это не сработало. Я ворочалась с боку на бок почти до рассвета, после, набравшись смелости, отправляясь искать тебя. Было около 4:30 утра, и ты сидел на краю кровати, проверяя вес, который могла бы выдержать твоя нога. Ты выглядел испуганным, когда я открыла дверь. Я тоже испугалась — я не ожидала застать тебя проснувшимся. Так мы простояли минуту или около того, пока ты не окинул взглядом мои растрёпанные волосы и халат и не посмотрел на часы. Мне даже не пришлось ничего говорить. Ты лёг обратно на кровать спиной ко мне на самый край, приглашая присоединиться. Я легла. Как только я почувствовала своей спиной твою, всё напряжение исчезло. Твоё ровное дыхание почти заставило меня отключиться, как вдруг я вспомнила, что ты пытался встать, когда я зашла. «Что ты делал?» — спросила я шёпотом, на случай, если ты уже заснул. Но ты не спал. «Твоя комната. Не мог уснуть». Мы оба хихикнули. Конец.