Черный ангел

Мир неизменно строится на чьих-то костях и крови. Для Уильяма эти слова давно стали девизом, но сомнения, как пятна крови на белоснежной рубашке, продолжали распространяться, заполняя собой пустоту в прогнившей душе. Сомнения мучают и не дают спать: лишь когда Мориарти спускается в гостиную и застает с привычной улыбкой встречающего его Льюиса, те отступают — он все делает правильно. Сейчас Льюис мягким касанием пальцев поправит очки и скажет: «С возвращением, брат!» Но Льюис молчит. -Льюис?.. …А Льюису надоело быть королем на шахматной доске своего брата. -Пока твой план продвигается вперед, я чувствую, что ты все дальше и дальше отдаляешься от меня. Уильям не может скрыть удивления: он безжалостно расправлялся с зазнавшейся знатью, по крупицам собирая то, что впоследствие станет основой нового, безупречного и незапятнанного грехами людских пороков мира. «Дьявол» — заходясь в предсмертной агонии, нарекали его жертвы Фемиды, но молодой профессор продолжал вершить правосудие, возложив на себя обязанность определять чужие судьбы: он направлял своих демонов, и те безжалостно карали молящих о пощаде грешников, складывая в кучу обломки костей и щедро осыпая их пеплом сожженных тел. Все ради Льюиса, который, пока еще не запятнанный пороками и не стоящий по колено в море чужой крови, сейчас был в шаге от падения в бездну. -Это не так! Разве мы не все время вместе? Старательно выстраиваемый идеальный мир дал первую трещину: без человека он не онтологичен — он не имеет права на существование. Льюис, который единственный мог ступить на эти земли, и который сейчас так упрямо отстаивал свою точку зрения, протягивающую ему свои грязные когтистые лапы и медленно увлекающую за собой в Ад — Уильям не готов был смириться с тем, что на его глазах последний земной ангел добровольно окрашивает свои крылья в черный. -Тогда позволишь ли ты мне присоединиться к этой работе? Молодой профессор не видит, что старательно оберегаемые им крылья уже давно поменяли свой цвет — когда впервые они переступили черту; когда одержимость Уильяма собственным братом перешла все разумные границы. -Льюис, это… Он делает последнюю попытку уберечь ангела от падения, но тот, вкусив запретный плод однажды, более не желает оставаться в Раю — порочные узы накрепко связали его с Дьяволом, возомнившим себя Творцом. -Брат. Я больше не слабый ребенок, как тогда. И Мориарти резко замирает: все правильно — рано или поздно это должно было произойти. Уже давно Льюис все для себя решил — не было повода. Случайные гости и в спешке непогашенный свет служат триггером, который заставляет, наконец, существо с белыми крыльями сбросить маску и явить миру свое истинное лицо. -Понял. Прости меня, Льюис. — после недолгой паузы Уильям все же нарушает молчание. — Это мое…эго. Младший смотрит непонимающим взглядом, но, слушая непреднамеренную исповедь брата, он вникает, старается понять его мотивы, однако… Однако он не может — не может понять их, как ни старайся. Льюис открывает, было, рот, но Уильям прерывает его легким жестом, переходя на полушепот: -Льюис… Я включу тебя тоже, но… Льюис ждет молча — уж слишком сильно он хочет знать: что за причина все это время заставляла Уильяма держать его на расстоянии? С каждым словом голос профессора становится тише — будто изо всех сил тот пытается удержать правду в себе, которая, не выдержав длительного заточения, буйным потоком прорвалась наружу, в глубины Ада свергая и своего хозяина, и его невольного слушателя. Льюис раскрывает рот, не в состоянии вымолвить ни слова — правда оказалась для него слишком неожиданной. -Льюис… Ты…только ты… Только ты не запятнан, и все еще можешь жить в новом мире, который я создам… Мориарти опускает голову, словно ожидая своего приговора. Он, который безжалостно вершил чужие судьбы, оказался настолько беззащитен перед собственным братом. Братом, которому он своими собственными руками преградил путь в новый мир, запятнав и с головой окунув в море пороков. Не дождавшись ответа, Уильям хочет, было, что-то сказать, но теперь уже Льюис прерывает его, вымученно улыбаясь и утирая кончиками пальцев глаза: -Брат, это хорошо, что ты хочешь изменить мир к лучшему, но… Молодой профессор поднимает голову лишь для того, чтобы собственными глазами иметь возможность наблюдать за становлением нового демона. Льюис давно уже не дрожит, давно не прячется за его спину: Льюис стоит, гордо расправив плечи, и взгляд его полон решимости — взгляд человека, который готов ради благих целей пойти по головам. Мир неизменно строится на чьих-то костях — жертв избежать не удастся. Вопрос остается один: на какие жертвы каждый из них готов будет пойти для того, чтобы по кирпичикам выстроить и проложить другим путь в этот мир? Льюис устало улыбается — так, как улыбался бы человек, которого Смерть своей костлявой рукой избавила, наконец, от страданий. Льюис в какой-то степени сейчас тоже умирает — и перерождается уже в новом облике. Быть единственным ангелом в Аду ему давно надоело. -Но…если тебя в нем не будет… -продолжает младший, наблюдая за тем, как меняется лицо Уильяма. — Я ничего не стою… Последние слова тонут в протяжном скрипе открываемой двери. Моран опирается о стену, закуривая, но не спеша вмешиваться в разговор. По взгляду полковника видно — ему не нужно объяснять, что здесь произошло; глаза Льюиса, горящие жаждой возмездия, теперь делали его похожим на демона — подстать тем несчастным, что уже продали Уильяму свои души. -Верно. Я не буду больше колебаться. — Мориарти медленно встает и опускает руку на плечо брата. — Давай накажем их вместе, как мы делали раньше. Как тогда. Себастьян у двери хмыкает. Ему хочется испортить этот трогательный момент «братской» любви, которая давно уже перешла все границы, но нужных слов не находится. Полковник тушит недокуренную сигарету и, уходя, вскользь бросает нелепую фразу, обозначая становление Льюиса частью их сплоченного антидворянского коллектива: -Что ж…Ад пуст?.. Пламя свечи отражается в глазах Льюиса охваченным огнем особняком. Неугомонные призраки бликами пляшут в темных глазах, напоминая о том, что запятнан-то он, на самом деле, уже очень давно. Льюис кивает, чувствуя после разговора некоторое облегчение, и уже в дверях нагоняет полковника: -Да. Все бесы здесь.