Быть собой

      Оберштайн настоял на собрании адмиралов и в несвойственной ему манере посоветовал Райнхарду посетить заседание лично: дело было в том, что некоторые командиры ещё сохраняли крайне решительный боевой дух и готовы были сиюминутно сорваться в атаку. Действительно имело смысл выслушать их и более обстоятельно разъяснить своё решение об отсрочке нападения на вражеские войска. Впрочем, времени на это ушло немало. И вот когда Биттенфельд одним из последних высказывал свою точку зрения, Райнхард уставился куда-то, задумавшись и глядя фактически в никуда. Только когда Ройенталь перехватил взгляд, Райнхард понял: он всматривался в его лицо. Недозволительно долго при таком количестве других людей за длинным столом. Стало неловко.       По неизвестным причинам несколько ночей подряд после этого во снах являлись контрастно разноцветные глаза. Райнхард просыпался в глухой темноте неуместно возбуждённым и не в силах противиться ласкал себя сквозь дрёму. Вспоминая изучающий прищур, он водил ладонью по члену. Снова и снова. Его не волновало, что он пачкал пижаму и одеяло смазкой, а затем – вырывающимся семенем. В те минуты более всего ему нравилось представлять, что его ублажает не собственная прохладная ладонь, а сильная рука Ройенталя. Исключительно при таком условии он мог поддаться накатывающему оргазму.       Однако насколько оказывалось мучительно засыпать потом в огромной, пустой и холодной постели. Возникла острая необходимость быть нужным – таким же желанным.       Тем не менее, Райнхард каждое утро с ужасом вспоминал, чем занимался. Он презирал себя за подобное поведение – боялся осуждения навечно бросившего его Кирхайса: ведь ни с кем другим Райнхард никогда не был. Казалось, Райнхард изменял Кирхайсу, хоть и в мыслях. С чего вообще его стал привлекать Ройенталь?       А уже днём, случайно пересекаясь с ним на каком-нибудь из этажей феззанского отеля, вместившего в себя временный генштаб и ставшего домом высшим чинам, Райнхард опять забывал обо всём и таял. Благо, виду не подавал. Невероятные глаза прожигали, смотрели сдержанно-смело, неумышленно провоцировали. Или Райнхард навыдумывал себе невесть чего…       Райнхард всегда замечал, но никогда прежде не восхищался тем, какая достойная и холодная красота переполняла Оскара – словом, мужественность. Эта бледность, острый нос, чётко очерченные скулы и нижняя челюсть. Если Райнхард, улыбаясь самому себе перед зеркалом, сиял теплом, то суровый вид Оскара непреодолимо манил. Недаром ходили слухи о его многочисленных любовных похождениях.       Однако внешностью симпатия Райнхарда не ограничивалась. И объяснением тому была вовсе не проявленная несколько лет назад лояльность – это уже давно не первоочерёдное. Прежде всего Ройенталь выдающийся военный. Он заслужил все свои почести и награды благодаря острому уму, непоколебимой рассудительности и решимости, которой Райнхард так дорожил в себе самом. Не добейся он таких высот, возможно, его заменил бы Ройенталь, так же разбирающийся и в политике, и во всём, где был хорош Райнхард. Порой Райнхард считал его соперником в притязаниях на власть. Либо таким образом проявлялось его уважение к Ройенталю. К чести адмирала флота, он никогда не позволял повелителю усомниться в своей верности.       Переключиться на что-то другое помогало лишь то, в чём Райнхард был особенно умел: правление и реформаторство. Это делало его счастливым, чего не скажешь о самокопаниях. Он по обыкновению нагружал себя работой, энергично и досконально разбирался в каждом деле, выслушивал за день многих министров, советников и засыпал поручениями подчинённых.       Время летело незаметно до тех пор, пока фройляйн Мариендорф не удалось наконец после заката уговорить его подождать с очередным постановлением хотя бы до завтра. Пришлось признать своё поражение – в отличие от него остальным наверняка необходимо отдыхать чаще.       До полуночи же выручил только алкоголь, тогда Райнхард уже и сам валился от изнеможения, выпив больше, чем следовало.       Райнхард не успел уснуть, а в памяти тут же всплыл синий плащ, не поспевающий за быстрыми шагами своего владельца, задевающий полами Райнхарда, когда случалось разминуться в одном коридоре. И если бы только Райнхард мог себе позволить, он непременно оглядывался бы каждый раз, чтобы снова оценить безупречную выправку Ройенталя, превосходящий рост и широкие плечи, к которым хотелось прижаться.       Райнхард терзался вопросами, запустив руку к себе между ног. А как Оскар выглядел без одежды? Как сочленялись его мышцы и насколько они упругие на ощупь? Насколько горяч может быть его темперамент в сексе?       Райнхард замечтался. Он фантазировал, как Оскар целует его, как тянет за волосы и грубо раздевает. И как ложится на него сверху – тоже. Как грозит головкой члена между ягодиц… На это всё Райнхард не просто мастурбировал – скорее дрочил будто мальчишка в пубертатный период. Не стеснялся стонать и выкрикивать имя. Оскар, Оскар!       Довольно отпираться. Райнхард страстно желал всецело обладать Ройенталем. От этого признания самому себе Райнхард моментально кончил, чуть не задохнувшись.       Сил едва хватило, чтобы оттереться от спермы и укрыться. Подрагивая, Райнхард провалился в сон.       Он отключил будильник, залившийся мелодичным сигналом – Райнхард не переносил резких звуков спросонья. Косые лучи восходящего солнца грели спальню так умиротворяюще, что Райнхард решил ещё немного понежиться в кровати, обнимая одну из нескольких подушек. Всё равно время раннее.       Пусть его мучило похмелье, Райнхард изо всех сил постарался не портить себе настроение, столь редко бывающее хорошим после пробуждения. Накинул на себя одеяло, спасаясь от прохлады, и отправился в ванную. Искупавшись, он не стал вызывать Эмиля и оделся сам. Спустился в кафетерий на этаж ниже. Устроившись за самым дальним от входа столиком у окна, он заметил нескольких офицеров. Коротко кивнул им и остановил жестом, когда они повскакивали с диванчиков и уже готовились подлететь к нему на поклон. Очень кстати принесли латте и тосты с ягодным сиропом, которые ему подавали пару раз в неделю.       Феззан расстилался перед Райнхардом: пока что неторопливый, но приходящий в себя ото сна. Всё больше машин курсировало по дорогам, люди куда-то торопились, открывались магазины и всевозможные конторы. С высоты новая столица выглядела муравейником. При этом Райнхард прекрасно осознавал, что там внизу каждый жил своей жизнью, к чему-то стремился и был индивидуален. И вот что безусловно стоило завоеваний – всё это разношёрстное общество приняло его волю, вверило себя его милости. Райнхард ценил это доверие – впредь он ни за что не допустит вопиющей несправедливости и бессмысленной жестокости.       Покончив с завтраком, Райнхард прибыл в штаб и окунулся в бешеный марафон повседневных задач: совещания, указания, правки. Он лично контролировал процесс исполнения большинства поручений. Из самого грандиозного – архитектурный план новой столицы. Прочее дольше перечислять, чем решать. До обеда невозможно было смочить горло водой, не говоря уже о каких-то перерывах, а после фройляйн Мариендорф отпросилась по личным делам. Райнхард и не засёк, сколько она отсутствовала. Наконец он мог остаться один, но в дверь постучали.       – Войди.       – Ваше величество, – поприветствовал низкий пробирающий до нутра голос Ройенталя. – Мне назначено.       Неудивительно, что Райнхард замешкался: раз фройляйн отлучилась, то предупреждать стало некому. А текстовые уведомления на терминале Райнхард игнорировал: слишком уж он заработался.       – Ройенталь, – интонацией разрешил подойти Райнхард. – Напомните, что у вас?       – Кадровая оптимизация моего флота.       Он говорил что-то об избытке инженеров и недостатке пилотов истребителей, о неравномерном распределении медицинского персонала, но Райнхард только в тот момент вспомнил о минувшей ночи наедине с собой. О том, что Оскар делал с ним в бреду пьяных фантазий Райнхарда.       Смущение бросилось жаром к щекам. Он молился: лишь бы не покраснеть; и радовался тому, что научился подавлять непрошеную эрекцию. И всё же Райнхард жалел: нельзя раздеть кого-то, не касаясь.       – Извините мою неучтивость, ваше величество, но вы слушаете? – поинтересовался Ройенталь.       – Преимущественно любуюсь, – забывшись, выпалил Райнхард.       Оскар удивлённо изогнул идеальную бровь.       Райнхард оцепенел на мгновение, но быстро рассудил, что его необдуманные слова к лучшему – смертельно устал он мучиться неизвестностью. Стоило прояснить всё и сразу. Если Оскару не до Райнхарда, то появится повод перестать мечтать о нём и мотивация – совсем забыть. Как знать, может, мужчины ему не по вкусу, а приказывать спать с собой Райнхард точно не будет, так как это мерзко и отвратительно.       Благоприятный исход Райнхард предугадать не успел, потому что встал из-за стола и приблизился к Оскару вплотную, нагло вторгнувшись в личное пространство. Оскар, не посмев отступить, по-прежнему возвышался над Райнхардом. Разве что опустил взгляд, впиваясь в глаза Райнхарда своими: карим, цвета горького шоколада, и голубым, ярче и теплее, нежели радужки Райнхарда.       Райнхард немигающе глядел исподлобья, пытаясь уловить и запомнить всё, что только можно: длинные прямые ресницы, едва заметные редкие морщины, заинтересованное выражение лица. Неужели Райнхард ошибся насчёт безразличия?       – Что вы чувствуете, находясь так близко, Ройенталь? – властно спросил Райнхард, вдыхая дурманящий запах парфюма с нотками древесины и мха.       – Явную недосказанность с вашей стороны, мой кайзер, – качнул он головой в ответ.       – Нет, – твёрдо заявил Райнхард и вскинул подбородок. – Что чувствуете в себе?       – Искушение. – Ройенталь посерьёзнел. – Меня непреодолимо влечёт к вам.       Райнхард чуть не рассмеялся от облегчения и радости:       – Вот же я – прямо перед вами.       – Тогда… – склонился он, опуская веки, – если позволите.       – Даже настою, – шепнул Райнхард.       Запутавшись в волосах на затылке и поглаживая большим пальцем, Оскар целовал Райнхарда в губы. Медленно, осторожно и вдумчиво. Словно выискивая дозволения коснуться языком. Очень сладко, если выражаться кратко. Сначала Райнхард был ведом этой нежностью, но остатки самообладания рассыпались от натиска пылкого желания. Он открыл рот, призывая целовать себя глубже, лишить воздуха, свести с ума. Ройенталь поддался.       Райнхард вцепился Оскару в плечо, наверное, до боли, другой рукой притянул за бедро к налившемуся кровью паху. В возбуждении Оскар не отставал. Его ласки перерастали в домогательства: он лапал Райнхарда и притирался твёрдым пенисом.       – Я хочу тебя, – простонал Райнхард.       – Не здесь ведь. – Он усмехнулся и заправил выбившуюся прядь Райнхарду за ухо.       Райнхард заметил, как расширенные зрачки сузились на свету.       – Буду ждать у себя, когда ты немного успокоишься, – отстранился он, издевательски добавив: – и закончишь с кипами бумаг. – Он подал свой план по оптимизации, который обронил несколькими минутами ранее.       Райнхард быстро поцеловал его в уголок губ и оттолкнул. Не совсем за то, что он его раздразнил и теперь покидал: отсутствие кровати уже слабо мешало тому, чтобы отдаться Оскару незамедлительно и безрассудно. Тот отдёрнул китель, хищно улыбнулся и откланялся.       Кто же кого соблазнил?       Райнхард залпом осушил стакан воды и откинулся на спинку кресла, вернувшись на своё место. До конца дня оставалось два мучительно длинных часа, а наплевать на них неправильно – незачем подавать дурной пример подчинённым. Конечно, кайзер был волен пойти куда вздумается, но явно – не удовлетворять аморальные потребности, пока все старались во благо его государства. Что бы тогда отличало Райнхарда от подавляющего большинства Голденбаумов?       По наитию подвернулось кое-что интересное. Министр финансов скрупулёзно проанализировал экономические процессы прежнего Феззана и вывел список тех статей, которые вполне подходили для применения в Новом Рейхе. Райнхард сразу подметил множество лазеек и задумал не хоронить их под грудами однотипных витиеватых формулировок, а выудить на поверхность и легитимировать. Дабы не вводить в заблуждение своих подданных и даровать им возможность свободно ориентироваться в готовящихся законах. Это было бы очень увлекательно – наблюдать, как народ развивается. Только недалёкий правитель захочет руководить глупым подавленным стадом.       – Ваше величество? Вы ещё тут? – внезапно раздался голос фройляйн Мариендорф. – Прошу простить. Я стучала, но никто не ответил.       – Это ничего. – Райнхард мотнул головой. – Видимо, не придал значения.       – Вы видели, сколько уже времени? – осторожно спросила она.       Райнхард тут же повернул голову к окну. На улице сгущались сумерки, переливались неоновые вывески. Катастрофа! Райнхард слишком увлёкся, позабыв о чём бы то ни было, а забывать было о чём.       – Пожалуй хватит на сегодня, – отложил он документ. – Можете завтра не приходить в самую рань. Я и так порядком всех тут измучил.       – Вы чересчур деятельны, ваше величество. Но, думается, благодаря этому мы все сейчас здесь и обязаны своим благополучием только вам.       Райнхард отблагодарил доброй улыбкой за комплимент и постарался не вылететь за дверь со скоростью заряда из бластера. За порогом махнул верному стражу Кисслингу. Этот жест означал, что он свободен до следующей смены.       Райнхард безнадёжно опаздывал, но пренебрегать гигиеной было недопустимо, поэтому время ушло ещё и на душ. Добросовестно просушивать и укладывать длинные волосы – потом ведь завьются непослушными пружинами – было некогда. Райнхард просто расчесал их и, выяснив, где находились покои Оскара, воспользовался лифтом.       Только ударив пару раз костяшкой указательного пальца по резной древесине, испугался: как бы не напутал в спешке с нумерацией – будет неудобно, если кайзер под ночь нагрянет к кому-то другому. Однако дверь распахнулась, а за порогом стоял Ройенталь.       – Я уже грешил на то, что вы передумали, мой кайзер. – Он за руку провёл его в люкс.       Интерьер так и вопил обилием позолоты. Для Райнхарда показное богатство было неприемлемым, но во всём этом блеске под хрустальной люстрой со свисающими капельками выгодно выделялся чёрный мундир Оскара и его каштановая шевелюра.       – На «ты» выходило лучше, – припомнил Райнхард после паузы. – И неплохо бы по имени, Оскар.       – Как пожелаешь, Райнхард, – не сразу согласился он.       Райнхард переплёл пальцы Оскара со своими и крепче сжал ладонь.       – Вина? – точно угадав, предложил Ройенталь.       – Изволь. – Перевести дух не мешало.       Или оттянуть неминуемое.       Оскар услужливо придвинул стул с высокой спинкой, когда Райнхард садился за стол, покрытый лоснящейся шёлковой скатертью. Оскар отлучился к барной стойке, а вернулся с откупоренной бутылкой и бокалами, наполнил их белым вином. Сухим. Оно вязало терпкостью, но послевкусие отдавало медовой дыней.       Райнхард одним глотком опрокинул первый бокал, чтобы унять подступающее волнение. Оскар как-то слишком понимающе налил вина снова и поднял тост за своего повелителя.       – И как давно ты?.. – не договаривая, тихо спросил Райнхард, немного попривыкнув к обстановке.       – С тех пор, как впервые увидел. Тогда ты был ещё Мюзелем, – признался Оскар, не отрывая взгляда. – И я сразу же окрестил тебя львом.       – Даже так? – пригубил Райнхард из бокала, скрывая изумление.       Сам он недели не вытерпел, а речь шла о годах…       – Я не мог обратиться к тебе с чем-то, помимо дел, – рассказывал он. – Не мог рассчитывать на что-то, не зная твоих пристрастий.       – До прошлой недели я, скорее всего, отверг бы тебя, – честно сказал Райнхард.       – Не уверен, – сверкнул Оскар глазами – в них захотелось утонуть – и перегнулся через столешницу.       Прильнул губами к губам. Раскрыл их. Поцеловал настойчиво и чувственно, словно убеждая, принуждая забрать назад последние слова. И Райнхард перестал им верить, обвинив себя во лжи. Откликаясь на поцелуй, он безмолвно оправдывался.       Райнхард толком не отследил, как Оскар поднял его на ноги и обнял – все мысли занимали его прикосновения. Но он резко оторвался от Райнхарда, развернул спиной к себе и, горячо дыша в основание шеи, направил к соседней комнате. Вернее в спальню, где горел торшер и несколько бра.       За порогом Райнхард зло развернулся к нему лицом и потребовал поцелуя. Принялся гладить через форму, кусаться и тянуть к себе за плащ. Оскар шагал навстречу, пока Райнхард не ударился лопатками о стену.       Оскар опустился на колени перед ним, расстегнул ремень, пуговицу и ширинку брюк. Райнхард вслух воспротивился – не в таком положении он представлял себе Оскара – но не успел что-то сделать. Одной рукой Оскар обездвижил оба запястья Райнхарда, а другой спустил нижнее бельё, высвободив сочащийся смазкой член.       – Такой же красивый, как ты сам, – пробормотал Оскар и лизнул раскрытую головку.       Райнхард резко выдохнул и расслабился, разрешая делать что угодно, но не прекращать.       Оскар взял в рот. Плотно обхватывал губами ствол, выводил узоры кончиком языка ближе к крайней плоти, сдавливал ладонью у основания. Многократно, долго. И навязчиво демонстративно, будто красуясь. С каким рвением он вылизывал Райнхарда, неспособного перестать смотреть, охваченного подобием паралича. Ссутулившись, он наклонялся ниже. Заворожённый, ошеломлённый. Когда же Оскар начал посасывать, Райнхард застонал. И не выдержал: щедро выплеснулся под стук сердцебиения за ушами.       Ройенталь без колебаний проглотил сперму и поднялся. Придерживая за талию, подвёл мелко дрожащего Райнхарда к кровати, полностью раздел и подтолкнул к подушке. Пока Оскар возился и стягивал с себя одежду, Райнхард неохотно возвращался к реальности. Отзвук чего-то металлического окончательно разогнал рассеянность, и Райнхард заметил на тумбочке некую вещь, недвусмысленно походящую на пробку.       Но неожиданно все вопросы разом отпали, потому что обнажённый Оскар, накаченный и сильный, предстал перед Райнхардом. Тусклые светильники оттеняли рельеф точёных мышц под белой кожей. Мускулы можно было прощупать взглядом, срисовать с них карту, поцеловать каждую ямку. Оскар выглядел намного лучше по сравнению с мечтами, а особенно – наперевес со стоячим членом, прямым и длинным пропорционально внушительному размеру на фоне гладко выбритого лобка.       Приподнявшись на локте у края матраса, Райнхард робко пробежался подушечками пальцев от ключиц до напряжённого пресса. Положил руку на пенис, примериваясь, приблизился к нему и аккуратно поцеловал яркую головку с солоноватым привкусом. И, не раздумывая, пропустил её по языку прямо к горлу, не уверенный, что ещё не разучился проворачивать нечто подобное. Рвотный рефлекс ожидаемо сдушил, но Райнхард глубоко вздохнул и преодолел его. Принял в глотку, с удовольствием протолкнул глубже. Это было извращённо приятно.       – Нет, – отстранил его Оскар, легко тронув под подбородком, – в другой раз.       Райнхард не загадывал так далеко, оттого опешил, но послушно отодвинулся и освободил место Оскару на, само собой, золотистом покрывале. Он лёг рядом, сгрёб Райнхарда в охапку и перекатился на спину, уложив на себя. Возбуждение не думало пропадать, хоть и с учётом недавнего оргазма, даже – напротив. Райнхард охнул и плотнее прижался к паху Оскара своим. Мог мастурбировать себе и ему одновременно. Оскар помогал ему, в такт движений рук опалял дыханием шею и прихватывал зубами тонкую кожу.       – Я хочу тебя, – дёрнувшись, прошипел он. – В себе.       Райнхард замер. Оскар воспользовался замешательством, оттолкнул от себя и широко развёл колени, словно приглашая. Райнхард не обладал большим опытом в этой роли, но отказывать не собирался. Если Оскар попросил, что ж… Никогда бы Райнхард о таком – очередном разрыве сложившегося шаблона – не подумал, однако тем сильнее разгорался интерес. Он было попытался достать с тумбочки лубрикант, но Оскар перехватил его руку и требовательно направил вниз.       – Пока не нужно, – уверенно пояснил он.       Райнхард непонимающе нахмурился, но вскинул брови, задев уже влажный вход. Помассировал немного вокруг.       – И это без надобности.       Райнхард совсем запутался. Однако указательный палец вошёл на удивление просто, Оскар и не поморщился. Райнхард попробовал двумя пальцами, но никакого препятствия не встретил. И без него Оскар хорошо растянут.       – Как? – воскликнул Райнхард, нервно посмеявшись.       Оскар многозначительно кивнул в сторону, туда, где покоилась пробка.       – О. – Нагадано пришло озарение: вот как Оскар подготовился заранее. – Удобно. В такие подробности я не вдавался.       – Очень… з-зря. – Райнхард ввинтил три пальца, заставив Оскара заикнуться.       Он взвился и зажмурился, когда Райнхард нашёл самую чувствительную точку. И никто не запрещал поиграть на терпении Оскара, добиться более бурной реакции. Довольный собой Райнхард скользил пальцами внутри, уделял внимание его эрегированному члену, кончиками ногтей легко вычерчивал линии на бугристом прессе и игриво облизывал то там, то здесь. Райнхард долго выводил Оскара из себя и растратил всякую бдительность.       Подгадав момент, Оскар с силой дёрнул на себя. Растерявшийся Райнхард успел только упереться на вытянутых руках в могучую вздымающуюся грудь.       – Юный садист, – угрожающе проговорил Оскар.       В один миг он положил ногу на поясницу Райнхарду и, резко надавив, вогнал в себя на всю длину. Локти подкосились, и Райнхард всем телом лёг на Оскара. Из глаз сыпанули искры от того, как Оскар сжал его внутри почти что до боли.       – Сам напросился, – процедил Оскар, а Райнхард простонал в ответ, не то фыркнув, не то признав вину.       Всё поплыло, вздохнуть получалось с трудом.       Оскар не сразу позволил пошевелиться. Когда он ослабил хватку, Райнхард принялся покорно толкаться в нём, сбивчиво и немного неуклюже. Отдышавшись, он установил размеренный темп, чтобы подстроиться друг под друга и неторопливо ощутить, кому и как больше нравится. Но по большей части из беспокойства об Оскаре: ему могло быть не сильно приятно принимать в себя сразу и полностью.       Райнхард внимательно за ним наблюдал. Неужели мужчина под ним, так притягательно и шумно дышащий, и правда практически непобедимый адмирал флота, а сам Райнхард – его кайзер? Сейчас они скорее два обычных человека, взаимно увлечённых и доставляющих друг другу удовольствие. Отнюдь нет ничего дурного в том, чтобы быть собой с кем-то. Пускай всего какое-то время.       – Всё хорошо, – медленно моргнув, заверил Оскар. – Можешь теперь не осторожничать.       Оскар приподнял бёдра и, пару раз качнув ими, придал движениям Райнхарда ритмичности и скорости. Уподобившись порыву, Райнхард лишился самоконтроля и бросился в безумный темп, сам стал им, моментально взмокнув. Он лихорадочно целовал Оскара везде, куда мог дотянуться, но чаще в соблазнительно приоткрытые губы. Распалённый Оскар великолепен: он то закрывал потемневшие от истомы глаза, то смотрел ими жадно, покусывал губы, едва различимо постанывал, подавался навстречу, беспорядочно гладил грудь, плечи, спину. Заниматься с ним любовью невообразимо восхитительно. В нём настолько горячо и тесно, что Райнхард был готов кончить в любую секунду, но сдерживался.       – Быстрее, – хрипло велел Оскар.       Перехватило дыхание, пелена застлала взор. Райнахд, не заботясь о себе, ускорился до предела. Он размашисто выходил из Оскара почти до конца и тут же мощно проталкивался до упора. Остервенело, вновь и вновь, пока мышцы не заныли в полусудорожном состоянии.       – Ох, Райнхард, – громко застонал Оскар и цепко ухватился в талии, не отпуская.       Он выгнулся и запрокинул голову, забрызгивая живот спермой. Райнхард, казалось, обезумел от одного только вида. Он вскрикнул от того, как сокращался вокруг него Оскар – это обрушило яркий оргазм. Райнхард фанатично сдался настигнувшему удовольствию. Выйдя из Оскра, он обессиленно упал на кровать.       Казалось, он потерял сознание: не чувствовал ни дыхания, ни пульса, ни своего тела – а только эффект от наслаждения.       Как будто издалека он слышал какой-то шелест то ли бумаги, то ли плотной ткани, а «очнулся» уже на плече Оскара.       – Ты умница, – мурлыкнул Оскар и поцеловал в лоб. – Мне очень понравилось.       – А я в чём-то могу быть плох? – поддразнил Райнхард.       – Позволь даже не знать, если подобное и существует. – Он выхватил кудрявую прядь. – Но рискну предположить, что опыт в искусстве войны тебя прельщает куда больше сексуального.       – Безусловно.       – И даже сейчас?       – Не этой ночью, – потёрся Райнхард виском о щёку Оскара.       – Ты и правда лев. – Оскар усмехнулся. – Довольный и сытый.       – Я бы оспорил последнее утверждение, – кокетливо не согласился Райнхард, прихватив губами мочку уха Оскара.       Он хмыкнул в своей обаятельной манере и привлёк к себе для поцелуя, начавшегося невинно, но потихоньку набирающего силу. Райнхард подставлялся, ластился к Оскару.       – Но только после душа.       – Тогда это будет сулить не только купанием, – задумчиво предупредил Оскар.       – Тем лучше, – мечтательно произнёс Райнхард.       Ему на самом деле было мало. А если и быть собой сегодня, то ни в чём себе не отказывать.